За окнами была тихая весенняя ночь. Доминик глубоко и ровно дышал во сне. Микаел чувствовал, что его охватывает покой, тело становится тяжелым, словно готовым провалиться сквозь пол.

Он был дома! Его сердце было наполнено великой радостью от того, что все так естественно приняли его, так приветливо. Он радовался предстоящему дню.

Вдруг он услышал, как Доминик смеется во сне: тихо, словно беседуя с кем-то. Это выглядело забавно. Он смеялся так довольно долго, время от времени произнося неразборчиво какие-то слова. Потом он замолк, и в комнате воцарилась ночная тишина.

И Микаел с ужасом почувствовал, как перед ним открывается грохочущее, бесконечное, пустое пространство, более темное, чем ночь, наполненное раскатистым барабанным боем, который был, как он понимал, его собственным сердцебиением.

Он закрыл глаза, пытаясь прогнать видение, но безрезультатно, потому что это было его собственным переживанием. Вся картина была окрашена в угольно-черный цвет.

Он знал, что это находится в темноте, совсем рядом. Так близко, что он мог протянуть руку и дотронуться до этого, если бы он на это решился.

Ах, он хорошо знал, что это такое. Давно уже знал. Но по-прежнему остерегался давать этому название..

Оно было таким соблазнительным, таким манящим…

Мир. Бесконечный покой…

Доминик! Мысль о мальчике вернула его назад. Внутри у него что-то рвалось на части.

Вечная тишина…

От страха на лбу у него выступили капли пота, сердце бешено стучало.

Господи, отведи от меня все это! Я так счастлив, вернувшись к себе домой! Мой сын нуждается во мне. Я больше не могу этого выносить, я уничтожу себя самого, разобью на куски, превращу в ничто…

Микаел проснулся скандально поздно. В первый момент он не мог понять, где находится. Низкий потолок, толстые балки, бревенчатые стены. Старинная, очень уютная комната…

Доминик уже проснулся и выжидающе смотрел не него.

— Доброе утро, — пробормотал Микаел. — Солнце уже встало…

Лицо мальчика просияло улыбкой.

— В доме столько жизни и движения, — сказал он. — Одна дама хотела нас видеть, но ее попросили не будить нас. Теперь она наверняка пошла к тому старику.

— Этот старик твой прадед, Доминик.

— Да, он очень мил.

— Он в соседней комнате. Давай вставать, эта дама не должна застать нас лежащими в постели. Она довольно строгая.

В столовой они встретили Сесилию.

Сесилия выглядела потрясающе! Ей было пятьдесят восемь лет, но она была переполнена жизненной силой, против которой невозможно было устоять. Доминик никогда не видел такой красивой старой дамы. «Нет, она совсем не старая», — подумал он. Она выглядела… Мальчик не мог найти подходящего слова, но он имел в виду: «вечной».

Микаел думал то же самое. Он сам с трудом удерживал слезы, видя ее слезы радости — совершенно искренние и открытые. Она обняла обоих с такой силой, что чуть не задушила их.

— Танкред много рассказывал о встрече с тобой, Микаел — проникновенно произнесла она, — этого ему никогда не забыть! Он приехал и будет тебе очень рад!

Она наклонилась к Доминику.

— Посмотрите-ка на этого мальчугана! Еще один с желтыми кошачьими глазами деда Тенгеля! Настоящее светопреставление! Просто удивительно, что…

— Что же? — спросил Микаел.

— Нет, поговорим об этом потом. Такое несчастье произошло с моим братом и дядей Аре! Мы отправились сразу же, но, конечно, не успели на похороны. Если бы я могла сделать хоть что-то для дяди Аре! Ах, эта кровать…

— Какая кровать?

— На которой он лежит. На ней нашли Тенгеля и Силью после того, как Тенгель покончил с обеими жизнями. На этой кровати твой отец Тарье боролся со смертью, но вынужден был сдаться. Его последние слова были обращены к тебе, Микаел: «Передай привет Микаелу и скажи, что я люблю его. Очень!» И твоя бабушка Мета тоже умирала здесь. Да вы же, наверное, голодны?

Она так быстро меняла тему разговора!

Войдя в комнату, Микаел поздоровался с дедом и немного поболтал с ним. Пора было садиться за стол.

Стол был накрыт в просторной и красивой гостиной Матильды, находящейся в новой части дома. Потом пришли все родственники из Гростенсхольма и Элистранда, чтобы рассказать Микаелу о Людях Льда и послушать рассказ о его жизни. Танкред тоже был там: его встреча с Микаелом была сердечной. Александр был очень аристократичным господином 65 лет, в модном парике с длинными черными локонами, которыми все восхищались. Джессика была красивой и скромной женщиной, а ее дочь Лене и двухгодовалый Тристан отправились поиграть с другими детьми. Только Доминику пришлось остаться в гостиной, чтобы послушать историю Людей Льда, что было для него очень важно. Остальным детям это было более или менее известно.

Аре внесли и положили на диван, Микаел сел возле него.

Бранд, которому предстояло после смерти Аре возглавить род, взял слово. Это был деловитый и рассудительный человек, не ударяющийся в фантазии, но Микаелу все же показалось, что тот рассказывает о чем-то фантастическом.

Бранд начал с того, что очень рад появлению Микаела. И для его радости была еще одна причина: после Бранда род Людей Льда должен был возглавить Микаел, как сын Тарье, а после Микаела — Доминик.

Потом он рассказал старинную легенду о Тенгеле Злом. О долине Людей Льда, где прошло детство Лив, где отец Микаела Тарье был смертельно ранен бедолагой Колгримом. Бранд много говорил о Тенгеле и Силье, этих прародителях семьи, обо всем хорошем, что они делали. Но он упомянул и о темных сторонах Людей Льда. И в присутствии Доминика они заговорили о кошачьих глазах, свидетельствующих об особых способностях человека.

— И в самом деле, Доминик необычный! — сказал Микаел.

— Мы заметили это, — согласилась Лив.

И только после этого мальчику разрешили уйти.

— Теперь мы подошли к самому трудному, Микаел.

И он рассказал о проклятии. Об ужасающих качествах «меченых» Людей Льда. О борьбе Тенгеля Доброго с этим проклятием. О Ханне и Гримаре, которые вообще не хотели бороться с этим. О Суль, представлявшей собой прекрасную и трагическую смесь добра и зла. О Тронде и Колгриме, склонившихся перед злом.

Микаел был потрясен.

— Не считаете ли вы… что Доминик…

— Нет, — сказала Сесилия, — и Виллему, и Никлас тоже. Мы не можем понять, в чем дело. Но у меня есть своя маленькая теория на этот счет.

— У многих в нашем роду это было, — сказала Лив. — Ты уже слышал, что в каждом поколении рождается один с такими свойствами. С Габриэллой и Калебом случилось несчастье: у них родился «меченый» ребенок, но он умер при рождении.

Она замолчала.

Аре, лежавший на диване, произнес:

— Мы с Лив держали это в тайне много лет. Но теперь, мне кажется, следует сказать всю правду, теперь это важно.

— Я тоже так думаю, — согласилась Лив. — Скажи, Аре!

— Ребенок не умер при рождении, Габриэлла. Хотя это и был не совсем здоровый ребенок. Он был недоношенным, дыхание у него еще не наладилось. Мы могли бы, возможно, его спасти в результате длительной и тяжелой работы. Но мы этого не сделали. Мы не убивали его, но и не спасали его жизнь: мы не предпринимали абсолютно ничего! Ведь мы видели, что получилось из Колгрима. А с этой маленькой девочкой дело обстояло хуже, чем с Колгримом.

Все замолчали. Габриэлла посмотрела на Калеба, он кивнул.

— Вы поступили правильно, бабушка и дядя Аре, — выдавила из себя Габриэлла. — Спасибо!

— Для меня было облегчением услышать это, — сказала Лив. — Поверь, это было испытанием для меня и для Аре.

— Но тогда моя теория еще больше подтверждается! — воскликнула Сесилия.

— Да, — сказала Лив. — Если твоя теория та же самая, что и моя.

— Давай-ка послушаем!

— Хорошо, — охотно согласилась Сесилия. — Рождается «меченый» ребенок, но ему не дают выжить. И в качестве своего рода компенсации в том же самом поколении появляются еще трое с такими качествами, хотя я сама не очень-то верю в это…