Тристан сел на стул, наклонившись вперед, положив локти на подлокотники и крепко сжав ладони. Он изредка бросал на отца Ирмелин несчастные взгляды, но чаще всего отводил глаза.

У дяди Маттиаса такие утешающие глаза. Это придавало мужества мальчику. Несколько дней он от ужаса покрывался холодным потом. Один, ничего не понимая, страшась. Его мучила совесть. Раскаяние рвало и раздирало его.

Наконец он решил, что должен пойти к дяде Маттиасу. Долго скрывать эту напасть он не сможет.

– Ну-с? – произнес дружеский мягкий голос. – Я полагаю, что ты не очень хорошо себя чувствуешь? – Тристан делал такие глотательные движения, что адамово яблоко прыгало то вверх, то вниз. Он не мог выдавить из себя даже звука.

И тут Маттиас увидел, слезы в глазах мальчика.

– Что случилось, дорогой?

Голос его был таким ласковым, а рука, гладившая локоны Тристана, такой осторожной, что слезы полились по щекам мальчика. Громко плача, сидел молодой маркграф на стуле, не в состоянии произнести ни слова. Вместо этого он протянул Маттиасу повернутые вниз ладонями руки.

Маттиас посмотрел. Сначала взял одну руку и долго изучал ее. Затем другую.

– У тебя чесотка, мальчик мой. До твоего отъезда домой мы ее вылечим.

Плач утих.

– Это правда? И мама и папа ничего об этом не узнают?

– Обещаю.

Чесотка была болезнью бедности и убожества. Аристократы ничем подобным не болели, такого нельзя было даже представить себе, это было огромным скандалом.

Слезы снова полились рекой.

– Мне ужасно стыдно!

– Нечему стыдиться. А где ты ее заполучил?

Тристан боролся с собой, и ложь победила. Во всяком случае, полуложь.

– Видимо на хуторе Черный лес. Когда мы носили зерно в амбар.

Маттиас задумчиво кивнул головой.

– Это возможно.

– Я сейчас больше всего хочу умереть.

Маттиас присел перед ним на корточки.

– А сейчас слушай! Я точно знаю, что ты чувствуешь. Ибо я сам пережил такое.

Глаза Тристана стали большими.

– Вы, дядя Маттиас?

– Да. Мне было еще хуже. Ты знаешь, что я и твой дядя Калеб работали одно время в шахте?

– Да.

– Нас одолевали вши, блохи и всевозможная прочая гадость. А Олину ты знаешь? Ту, что работает в Гростенсхольме?

– Знаю.

– Мы нашли ее в Кристиании в невероятнейших трущобах. У нее была чесотка и еще более худшие заболевания. Мы вылечили ее, причем быстро!

На лице Тристана, как луч солнца, промелькнула осторожная улыбка.

– Тебе нужно будет пройти настоящий лошадиный курс лечения, – пообещал Маттиас. – Но мы должны поставить об этом в известность Калеба, ибо от тебя будет пахнуть смолой, у тебя должно быть отдельное постельное белье, выдерживающее грязь. Калеб поймет.

– А Виллему?

Маттиас мгновение подумал.

– Она тоже должна знать. Но я не думаю, что она проболтается.

– Нет, – сказал задумчиво Тристан. – Нет, Виллему болтать не станет.

Популярный врач Гростенсхольмского уезда осторожно изучающе посмотрел на него.

– Скажи, друг мой, ты заполучил только это, на руках?

– Да, – прозвучал слишком быстрый ответ Тристана.

– На локтях? На коленях?

– Нет. – Облегчение его было очевидным.

– В других местах?

– Нет.

Маттиаса его ответы убедили не полностью, но он не хотел нажимать на бедного мальчика.

– Сейчас я тебе вотру мазь и перевяжу руки. С собой возьмешь еще смолы на случай, если чесотка появится в другом месте.

Благодарность Тристана была столь огромна, что Маттиас понял: сыпь как минимум появилась еще в одном месте. Он рассказал мальчику, как он должен втирать мазь сам.

– Не могу ли я пройти быстро тот курс лечения, от которого выздоровела Олина?

– Нет. У нее были и другие неприятные болезни.

– Но мне очень скоро придется уехать. Времени у меня мало. Может быть, лучше всего использовать все возможности для быстрого выздоровления.

Маттиас улыбнулся.

– Да, это не повредит.

Он взял в руки коробочку.

– Это из тайного клада Людей Льда и излечивает большинство болезней, в том числе и чесотку. Я тебе дам с собой небольшую упаковку. Это средство, по меньшей мере, подавит твое беспокойство.

Маттиас даже при самой безудержной фантазии не мог себе и представить, что этот неуклюжий, беспомощно невинный ребенок может действительно нуждаться в чудодейственной мази Людей Льда!

Тристан принял ее с жадностью, ему было трудно скрыть свою радость.

– Затем ты должен принимать внутрь микстуру. Она очищает кровь. Я поеду с тобой в Элистранд и определю для тебя режим на ближайшие дни. Хочу также проверить, не заразился и еще кто-нибудь.

– Не думаю. Я как только обнаружил это, не выходил из комнаты.

– Разумно.

Тристан шмыгнул носом, вытер его и вместе с Маттиасом вышел из комнаты. Огромное бремя спало с плеч подростка.

Поздно вечером того же дня, убедившись, что все уже легли спать, он вытащил полученные им лекарства. Проглотил солидную дозу микстуры, а затем смазал наиболее пострадавшие места смолой и чудодейственной мазью Людей Льда. Сжал зубы от жгучей боли и позволил слезам свободно литься.

Потом он упал на колени возле кровати и стал искренне и усердно молить Господа помочь ему и простить великий грех.

Христианская вера и языческие мази. Юный Тристан заботился о том, чтобы защитить себя полностью.

Эльдар из Черного леса пришел в Липовую аллею на следующий день, и у Виллему поднялось настроение. Нужны ли ей колдовские снадобья? Ее собственное обаяние разрушит все преграды, думала она надменно. Пришел же он обратно? Сюда в Липовую аллею, где он может встретить ее?

Но Эльдар был крепким орешком. Он ни разу не взглянул на нее, несмотря на то, что она словно овод крутилась неподалеку от него. Вместо этого он болтал с молодыми и пожилыми служанками, перебегавшими из дома в дом и накрывавшими стол к трапезе. Он был быстр на ответы, часто смеялся, и девушки отвечали ему той же монетой. Улыбаясь, он открывал свои красивые зубы, и это оказывало воздействие на ее разрывавшуюся от тоски душу.

Погода ухудшилась и, как обычно, окрасила настроение Виллему в серый цвет. Но самым скверным было то, что она потеряла веру в себя.

Чем ближе время подходило к обеду, тем молчаливее становилась она. Неукротимая жизненная энергия Виллему тоже усмирела.

Пошел дождь. Внезапно и с огромной силой разверзлись черные тучи над землей.

Все бросили работу и побежали в конюшню, которая все еще стояла без стены и крыши с одной стороны. Поэтому люди столпились в одном углу. Бежать через двор в дом было невозможно. Никому не хотелось промокнуть до нитки.

Туча была одна, это видели все. Поэтому решили переждать, пока она не пройдет.

Одинокая и несчастная Виллему стояла, прислонившись к стене. Раньше она не влюблялась и была не готова к той боли, которую причиняет несчастная любовь. Она хочет многое дать другому человеку, а он к ней поворачивается спиной. Быть отвергнутой, неоцененной…

В этот момент она почувствовала, что за ней наблюдают. Эльдар стоял у другой стены, время от времени посматривал на нее, быстро отворачиваясь в сторону, как только она улавливала его взгляд.

Виллему вытерла глаза.

– Дождь попал в лицо, – улыбнулась она смущенно.

Он снова взглянул на нее и сразу равнодушно отвел глаза. Но тут же снял куртку, отдал ее мужчине, стоявшему между ними, и резко произнес:

– Перебрось Ее милости! Она не выносит ни капли дождя!

Мужчина прикрыл курткой ее голову, чтобы на нее не летели брызги от стены. Эльдар же, повернувшись к ней спиной, стал разговаривать с другими мужчинами.

Виллему стояла, онемев, затаив дыхание от счастья. Она вдыхала запах его серой сермяжной куртки. Он был терпким, густым, но не противным. Незнакомым. Вот как пахнут мужчины.

Когда дождь перестал, она сняла с себя куртку и отдала обратно. Ему в руки.

– Большое спасибо за любезность! Она мне очень помогла, – прошептала она двусмысленно.