Дверь на чердак, хлопнув, открылась. Наверху воцарилась полнейшая тишина. Люди вновь собрались на втором этаже, но ни пастор, ни ленсман не пожелали подняться вверх. Вместо этого они словно лунатики спустились на первый этаж.

— Этот дом действительно проклят, — с выдохом произнес вконец измученный пастор.

— Нет, — ответил голос Хейке из зала. — Не точно. Это мстит само поместье. Дом снова будет спокойным, когда обретет законного хозяина.

Снивель вскочил в ярости.

— Что? Что здесь делают эти двое? Арестуйте их, ленсман! За нарушение спокойствия в чужом доме! За колдовство и сглаз честных людей. Он же из рода Людей Льда, которые с незапамятных времен были известны своим колдовством и еретичеством. Но, прежде всего, арестуйте его за убийство!

Ленсман, не зная как поступить, топтался на месте, не в силах выдавить из себя и слова. Утверждение судьи о сглазе открывало широкую перспективу, этим простым способом можно объяснить все непостижимое. Но два человека исчезли на глазах. Как объяснить это? И Винга бледна как смерть!

Хейке, не обращая на других внимания, обратился к пастору.

— Собственно, мы к вам, господин пастор. Мы пытались встретиться с вами вчера, но люди судьи следили за нами и напали на нас.. Тогда и произошел несчастный случай с третьим охранником. Сейчас мы, к сожалению, видели гибель остальных двоих. Один разбился на склоне горы, выходящей к морю, а другой видимо мертвый лежит в башне. Может вы, господин ленсман, вместе с теми, кто еще остался на службе у Снивеля, позаботитесь о них?

Он взглянул на управляющего и Ларсена. Никто из них особого желания не проявил. Они только, словно заколдованные, смотрели на его израненное лицо.

Хейке продолжал:

— Но, господин пастор, мы хотели бы, чтобы вы огласили о том, что Винга Тарк и я хотим создать семью и получить обратно Гростенсхольм, который по закону принадлежит мне, а не судье. Ибо он не заплатил за него ни шиллинга.

— Что такое? — вскочив, воскликнул Снивель.

— Мы уже говорили достаточно об этом, — устало сказал Хейке. — Предъявите, будьте любезны, свидетельство того, что вы являетесь владельцем Гростенсхольма!

— Конечно, у меня есть такое свидетельство, но я и не подумаю снизойти до того…

Ленсман наконец нашел решение своей собственной дилеммы.

— Но, господин судья, это же просто, — сказал он с наивной доверчивостью. — Вы только покажете свидетельство, письмо фру Ингрид, не так ли? И со всей этой досадной историей будет покончено раз и навсегда.

Снивель злобно посмотрел на него.

— Итак, ленсман, вы не верите слову одного из самых высокопоставленных судей страны? Берегитесь, это может стоить вам дорого!

— Я, само собой разумеется, не-е сом-неваюсь в-Ваших словах, господин судья, — промямлил перепуганный ленсман. — Но, чтобы в будущем Вас оставили в покое…

— Чепуха! — прорычал его начальник.

— Едва ли он сможет предъявить письмо, — мягко сказал Хейке. — И главным образом еще потому, что у Винги с собой собственное письмо Ингрид. Так что у Вас есть возможность доказать, что Ваше свидетельство настоящее.

Снивель рыкнул:

— Арестуйте этого урода за убийство! Он только пытается отрицать факты.

Ленсман снова стал облизывать губы. Пастор измученно сел на стул, закрыв глаза руками, управляющий с супругой шептали: «Господи Иисусе, освободи этот грешный дом!», а Ларсен стоял, словно приготовясь к прыжку, то и дело поглядывая вверх на лестницу.

— Покажите письмо, — также мягко сказал Хейке.

— Убийце? Никогда в жизни! — ответил Снивель.

— Кто здесь убийца, надо еще подумать, — произнесла Винга, гордо подняв голову. — Перечень Ваших грехов под прикрытием закона огромен, господин Снивель.

— Заткнись, девка! — рыкнул судья, лицо которого побагровело. — Убирайтесь отсюда!

— Покажите письмо, — спокойно повторил Хейке.

— Идите к черту! — закричал Снивель так, что пастор охнул. — Ленсман, арестуйте его, или я Вас уволю!

— Следовательно никакого письма нет, — констатировал Хейке. — Или вы не осмеливаетесь показать фальшивку. Господин Снивель, в этом случае вы, может быть, освободите дом? Я принес с собой документ, который подготовил адвокат Менгер несколько месяцев тому назад. В нем сказано, что вы признаете, что овладели Гростенсхольмом противозаконно и, что вы обязуетесь покинуть поместье в течение двух дней.

— Какая наглость… — прошипел Снивель. — И вы думаете, что я пойду на это? Я больше не хочу ничего слышать…

— Дом не обретет покоя до тех пор, пока Вы не откажетесь от того, что украли.

— Я не желаю…

Он замолчал. Глаза его полезли из орбит, и на виске забилась вена. Он осторожно через плечо взглянул назад.

Остальные проследили за его взглядом, но никто ничего не увидел.

Снивель также не заметил ничего необычного.

Однако он почувствовал, что кто-то стоит сзади него и не дает ему уйти из зала, что он намерен был сделать. Нечто, что пахло ужасно неприятно, словно гниющая земля. Чей-то голос шепнул ему в ухо и это услышали все:

— Подписывай, судья Снивель! Поставь свою подпись, ты знаешь, что никогда не получал письма от Ингрид из рода Людей Льда! Гростенсхольм принадлежит Людям Льда и никому больше. Подпиши и здесь воцарится покой!

Снивель тяжело дышал.

— Это галлюцинация! Ее породил этот убийца! Он колдун, схватите его, ленсман!

Представитель закона посмотрел на Хейке, но он стоял так же как и все, ничего не понимая. Остальные были словно парализованы, все были так ошеломлены, что перестали молиться.

— Если ты, судья, засадишь в тюрьму наследника Людей Льда, тебе это не поможет, — прошептал жуткий голос. — Ты меня не узнаешь? Ты приговорил меня к смертной казни, чтобы завладеть моим имуществом. Это было давно, твое первое убийство, судья Снивель.

В голове Снивеля носились мысли, но он ничего не мог вспомнить.

— Ложь! Галлюцинации!

Холодная и влажная, ужасно неприятная рука охватила его горло.

— Найди письмо, или подписывайся!

— Да, да! — завопил судья, потому что оказался в такой ситуации, которую не мог контролировать своим всегда холодным разумом. Он был перепуган насмерть и ему трудно было скрыть это от присутствовавших. — В этом доме никто не сможет жить. Пусть убийца получит всю толпу привидений, я не хочу их! Дайте мне бумагу!

Его выдавал только пронзительный фальцет; слова же вылетали изо рта такие же презрительно снисходительные, как и раньше.

Винга положила документ на стол, и судья взял в трясущуюся руку перо.

— Два дня в вашем распоряжении, — сказал Хейке. — И они будут спокойными, — добавил он уверенно, рассчитывая, что его должен услышать еще кто-то. — И вы покинете этот дом.

— Да, да! Но это будет вам стоить дорого!

Он с гневом посмотрел на Вингу и Хейке и на дрожащего ленсмана. Затем подписал бумагу.

В тот же самый момент все вместе почувствовали, как спало отвратительное напряжение в доме. Все стало столь невероятно спокойным, что больше уже никто не сомневался в том, что сейчас восторжествовала справедливость.

В доме не осталось больше ни одного призрака.

Судья бросил перо в Хейке и Вингу так, что оно стукнулось о стену и треснуло.

— Довольны? — рявкнул он.

Вперед выступил управляющий, не столь вежливый, как раньше.

— Ваша милость, я считаю себя свободным от службы у вас. Моя жена и я сегодня уедем, именем Господа Бога.

— Сначала побеспокойтесь о трупах. А потом можете убираться ко всем чертям!

— А о животных?

— Они околдованы, — хрюкнул судья. — Я прикажу их прирезать.

— Нет, нет, я лучше возьму их себе. Естественно, за плату, — сказал с достоинством Хейке.

Затем он обратился к уездному пастору, и Снивель взбесился, что его проигнорировали, но никто не обратил внимания на его поведение.

Хейке сказал пастору:

— Ну, а теперь мы можем поговорить об оглашении нашей помолвки, Винги Тарк и моей.