— Я хорошо понимаю это!

— И вот теперь Аре. А потом Микаел. Как нам все это пережить, Александр?

Он ничего не ответил.

Они сели на диван. Руки ее были смиренно сложены, на красивом лице застыла печальная, спокойная улыбка.

— В последнее время мы с Аре о многом говорили. Он знал, что умирает, но не боялся этого. Он сказал, что хочет встретиться с Метой. Аре не был особенно верующим, но все же полагал, что после смерти человек встречается с теми, кого он в жизни любил. Но не со всеми остальными, подчеркивал он. Если существует хоть какая-то справедливость, то человек должен быть избавлен от встреч с теми, кого терпеть не мог в жизни. Он верил в такого рода рай. Он называл это «другим состоянием».

Александр кивнул.

— Он хотел умереть, — продолжала Лив, — единственное, что удерживало его в этой жизни, так это тревога за исчезнувшего Микаела. Так что теперь он был счастлив. Мы говорили с ним о том, какую прекрасную жизнь мы оба прожили, несмотря на все несчастья. Он будет счастлив снова увидеть Тарье. И Тронда. Отца и мать. Таральда, Дата, маленькую Сунниву и Колгрима, Шарлотту, Якоба. И, конечно же, Суль. Подумать только, как много уже умерших в нашем роду, Александр!

— А Вы сами, мама, Вы не боитесь смерти?

— Нет. Разве смерти как таковой боится человек? Просто человеку хочется еще немного пожить, посмотреть, что будет дальше. Нет, если бы я осмеливалась думать так, как думал Аре, я бы тоже стремилась к своему Дагу. И ко всем остальным. С возрастом неизбежно приходит одиночество.

Александр задумчиво перелистал бумаги, лежащие на столе.

— Микаел с самого начала был одиноким.

— Да. Только бы Маттиасу удалось спасти его! Тогда бы у нас появилась возможность убедить Микаела в том, что у него есть все, ради чего стоит жить… Пришла Хильда с запасом колдовских трав Людей Льда. Пойду-ка помогу им. Пожелай нам удачи, Александр!

— От всего сердца!

Он стоял и смотрел на нее, пока она не скрылась в комнате Микаела. Все остальные были в комнате Аре.

Бранд же выразил свою скорбь иным способом: он пошел на аллею и срубил упавшую липу. Он яростно рубил сучья, когда к нему подошел Александр.

«Осталась всего одна, — подумал он, — последняя липа из восьми, заколдованных Тенгелем!»

Он надеялся, что эта последняя липа простоит еще долго. Никто в семье не хотел лишиться Лив. И уж меньше всех его жена, Сесилия. Он знал, как она печется о здоровье матери. Им уже становилось трудно жить в другой стране, поэтому они старались приезжать в Норвегию как можно чаще — и не только при таких трагических обстоятельствах, как теперь.

Сесилия тяжело переживала смерть своего брата Таральда. Только один Александр знал, насколько это было для нее тяжело, хотя она и старалась не показывать этого.

И никто не осмелился рассказать старому Аре о том, что Таральд погиб, пытаясь спасти его от падающей ели. Все знали, что Аре не выживет, и не хотели доставлять ему дополнительных страданий. «Передай Таральду привет и поблагодари его», — сказал старик. Ему обещали сделать это, сказав, что тот лежит раненый в Гростенсхольме и что раны его не опасны. Так что Аре умер, так и не узнав, что стал причиной гибели своего племянника. Он не узнал также, что его любимый внук Микаел решил умереть вместе с дедом.

«Аре умер счастливым, — подумал Александр. — Но на Лив плохо подействовали все эти переживания».

Но он был уверен, что она испытывает определенную гордость оттого, что Таральд пытался спасти своего дядю. Таральд никогда не совершал геройских поступков, его жизнь несла на себе печать посредственности. Так что в свой последний час он совершил самозабвенный подвиг.

Бранд поручил маркграфу Александру Паладину таскать ветки. И маркграф ничего не имел против: это занятие прогоняло тягостные мысли.

Содержимое большого мешка спешно и нервозно вывалили на стол, стоящий в комнате Микаела. Время терять было нельзя.

— Горе мне, — бормотала Сесилия, — как нам разобраться во всем этом?

— Здесь есть рецепты, — сказал Маттиас. — Я и раньше пытался разобраться в них, но не очень далеко продвинулся в этом.

— Я когда-то изучала их вместе с отцом, — сказала Лив, — да и Суль много говорила о них. Я и сейчас кое-что помню.

У Сесилии вырвалось нервозное, неподобающее обстановке хихиканье.

— Так у вас хранится и эта штука? Хотя теперь она вряд ли действует…

— Не смейся, Сесилия, — строго сказала мать. — Эта штука принадлежала одному повешенному убийце. Суль говорила мне, что это перешло ей по наследству от Ханны.

— Да, но какая от нее польза?

— Эта штука усиливает плодовитость. Для нашего случая это не подходит. Отложи подальше эту гадость и не смотри на нее с таким восхищением, бесстыдница!

Сесилия была настолько потрясена судьбой Микаела, что принялась в отчаянии высмеивать все, но потом взяла себя в руки.

— Противоядие, вот что нам нужно. Но если мы и найдем его, как мы сможем дать его Микаелу?

Никлас виновато пропищал у них за спиной:

— У меня уже устали руки!

— Подержи еще немного, будь добр, — попросила Лив. — Ты ведь очень способный мальчик, а мы сейчас что-нибудь найдем.

Маттиас так нервничал, что ничего не мог найти.

— Я знаю, здесь было что-то…

— У Ханны и Суль были свои методы, — сказала Лив. — Настоящая черная магия со змеиной кровью и обезьяньим пеплом. Но нам нужно не это.

— В данном случае не мешало бы немного поколдовать, — пробормотала Сесилия.

— Но мы воздержимся от этого, — сухо заметила Лив. — У Суль это получалось, потому что это было ей присуще. Если же мы попробуем заняться этим — ты, я или Маттиас — из этого ничего не выйдет.

— Вот рецепт, о котором я говорил, — внезапно произнес Маттиас.

Лив взяла тонкий, скрученный кусок бересты, на котором было написано что-то.

— Нет, я уже не так хорошо вижу. Что здесь написано?

— Молоко от черной коровы, — с трудом разобрал Маттиас.

— Цвет не так важен! Принеси молоко!

— Нет, пусть будет так, как здесь написано, — заметила Сесилия. — Неужели в округе нет черных коров?

— Есть, но…

Сесилия не принимала никаких протестов.

— Никлас, опусти руки и сходи к молочнице, попроси надоить молока от черной коровы! Только от черной! Скажи, что речь идет о спасении человеческой жизни.

— Все уже знают об этом, — вставила Лив. — Давай дальше, Маттиас.

— Одну унцию крови дракона.

— Как быть с этим? Нет ли у вас в конюшне дракона? — ехидно произнесла Сесилия.

Неутомимые руки Маттиаса рылись уже в кожаных мешочках и берестяных коробочках.

— Я нашел именно это… Вот!

— Отложи это. Дальше!

— Одну унцию смолы…

— Господи, есть ли смысл в том, чтобы пичкать Микаела всем этим? — сказала Сесилия.

Однако она позвала Андреаса и попросила его принести из каретника немного смолы.

— Да, еще парочка трав, они здесь есть. Древесный уголь из костра, зажженного в сумерках…

— Нет, этого мы не достанем… А впрочем, достанем! — сказала Лив. — Несколько дней назад на Липовой аллее жгли валежник. Там целая куча золы!

— А потом вылить в эту смесь бокал водки.

— Вот это как раз то, что нужно, — пробормотала Сесилия. — Но мешать молоко с водкой?.. Весьма неаппетитная смесь!

Они разослали людей на поиски.

— Что-то не нравится мне смола, — сказал Маттиас. — Нельзя ли обойтись без нее?

— Возьмем поменьше, маленькую каплю, — предложила Сесилия.

Никлас опять уселся возле Микаела, положив ему руки на сердце. Все остальные дети были в Гростенсхольме, где за ними присматривала Габриэлла. Калеб был в Линде-аллее.

Зелье было готово. Пахло оно отвратительно.

И вот начался процесс скармливания Микаелу этого странного снадобья, в действие которого никто из них по-настоящему не верил. Но это зелье было теперь их последней надеждой.

Возле Маттиаса оставались только Лив и Сесилия — и Никлас, конечно же. Без него им было не обойтись.