Рэй чувствовал на себе пристальный взгляд миссис Смит-Питерс, старательно пытавшейся уловить в его облике какие-нибудь признаки неизбывного горя или, напротив, жестокости и холодности, которые стали причиной, толкнувшей Пэгги на самоубийство. Рэй не знал, что рассказывал о нем Коулмэн, но уж наверняка что-нибудь не слишком благоприятное. Во всяком случае, о том, что у него водятся деньги, Коулмэн, вне всякого сомнения, упомянул пусть и со слабым, но заметным презрением. Впрочем, и у самого Коулмэна был отличный нюх на деньги, если судить по его жене и по женщине, с которой он был сейчас. Вот и Смит-Питерсы были типичными людьми, с которыми Коулмэн всегда старался поддерживать отношения из практических соображений. Сами они, скорее всего, не имели отношения к искусству, зато Коулмэн мог впаять им одну из своих картин. Коулмэн вполне мог пригласить женщину, с которой задумал закрутить роман, на вечеринку, устраиваемую такими людьми, как Смит-Питерсы, и тем самым произвести на нее впечатление. Пэгги, несмотря на весь свой первобытный страх перед отцом и уважение к нему, презирала в нем это лицемерие и склонность использовать людей в своих целях.

— Мы так удивились, когда Эд подошел к нам сегодня на улице! — сказала миссис Смит-Питерс, обращаясь к Инес. — Мы и понятия не имели, что он здесь. Мы приехали сюда всего на пару недель, пока у нас дома во Флоренции устанавливают центральное отопление. — Она посмотрела на Рэя. — Как-то раз мы встретили Эда и Пэгги на Рождество в Санкт-Морице.

— Лаура, вы не хотите добавить в чай коньяку? — перебил ее Коулмэн.

— Нет, спасибо, Эд. Коньяк слишком бодрит. — Миссис Смит-Питерс повернулась к Инес. — Вы здесь надолго, мадам Шнайдер?

— Об этом лучше спросить у Эдварда, — сказала Инес, небрежно взмахнув рукой. — Он как будто бы собирался здесь порисовать. Так что кто знает…

Ее откровенность, свидетельствовавшая о том, что она разделяет заботы Коулмэна, казалось, удивила миссис Смит-Питерс, которая, возможно, и догадывалась об их близости, но, судя по всему, никак не ожидала услышать об этом, тем более с женской стороны.

— Порисовать Венецию?

Рэй попытался представить, какая Венеция может выйти из-под кисти Коулмэна, не отличавшегося легкостью мазка и разнообразием красок.

— У вас подавленный вид, — осторожно заметила миссис Смит-Питерс, обращаясь к Рэю, и ему стало неприятно, что Коулмэн услышал это.

А Коулмэн именно слушал.

— Как же ему не быть печальным, если всего две недели назад он видел, как умерла его молодая жена? — Для убедительности Коулмэн взмахнул сигарой.

— Но, Эдвард, он не видел, как она умирала! — заметила Инес, подавшись вперед.

— Он видел ее за несколько мгновений до смерти, — возразил Коулмэн. Алкоголь явно начинал ударять ему в голову, но он еще не был пьян.

Миссис Смит-Питерс, похоже, собралась было задать вопрос, но передумала. Сейчас она выглядела как смущенная ирландская барышня.

— Это случилось, когда Рэя не было дома. Он отсутствовал несколько часов, — пояснила Инес, обращаясь к миссис Смит-Питерс.

— Да. И где же он был? — проговорил Коулмэн, с улыбкой глядя на Антонио, все так же старательно внимавшего каждому его слову, потом повернулся к мистеру Смит-Питерсу, которого намеревался втянуть в разговор. — Он был в доме какой-то женщины, живущей по соседству. Ему непременно нужно было отсутствовать именно в тот день, когда его жене было плохо.

Рэй не мог поднять глаз, но, как ни странно, слова Коулмэна сейчас ранили не так больно, как тогда на Мальорке, когда они остались один на один в пустынном доме.

— Ей вовсе не было плохо в тот день, — сказал Рэй.

— Хочешь сказать, ей было не хуже, чем в другие дни? — не унимался Коулмэн.

— Эдвард, пожалуйста, не заставляй нас слушать все это еще раз, — проговорила Инес, постукивая по столу ручкой обеденного ножа. — Я думаю, твоим друзьям это тоже неприятно.

— Так, значит, в доме никого не было? — осторожно поинтересовалась миссис Смит-Питерс, намереваясь выказать лишь почтительный интерес, однако ее слова прозвучали просто ужасно.

— Нет, там была девушка-прислуга, но она, накрыв ленч, ушла в час дня, — ответил Коулмэн, оживившись от присутствия заинтересованнего слушателя. — Рэй пришел домой после трех и обнаружил Пэгги в ванной с перерезанными венами и к тому же захлебнувшуюся.

Даже Антонио не мог спокойно усидеть на месте и слегка заерзал на стуле.

— Как это ужасно! — пробормотала миссис Смит-Питерс.

— Боже правый! — прошептал ее супруг и попытался прочистить горло.

— В тот день Рэй не вернулся к ленчу, — многозначительно заметил Коулмэн.

Но и эти слова сейчас не особенно ранили Рэя. В тот день он был в доме у Элизабет Баярд, двадцатишестилетней американки. Он ездил к ней посмотреть рисунки, которые у нее получались куда лучше, чем живописные работы. Элизабет появилась в поселке недавно, и они с Пэгги до сих пор были у нее в доме только один раз. Она предложила ему «Дюбонне» с содовой и со льдом, и они долго и оживленно беседовали. Рэй находил ее общество приятным, потому что Элизабет была мила, вела себя скромно и явно не имела каких-то там намерений. Впрочем, даже этих качеств не нужно было иметь, чтобы заставить Рэя провести с нею эти два или три часа, так как несколько американцев и англичан, которых он знал в поселке, уже давно утомили его своим обществом. Он, помнится, сказал тогда: «Думаю, Пэгги не будет сильно беспокоиться, если я не вернусь к ленчу. Я предупредил, что могу и не приехать». У них дома ленч всегда подавали холодным, и они могли съесть его в любое время или вовсе не есть. Коулмэн, конечно, был прав, подразумевая, что Рэй находил Элизабет Баярд привлекательной (Коулмэн выразил это в более резкой форме на Мальорке, только Рэй не захотел тогда признать этого). Рэй помнил, о чем подумал в тот день, — что мог бы при желании закрутить роман с Элизабет, скрыв его от Пэгги, и что близкие отношения с естественной в общении и, судя по всему, нежной в чувствах Элизабет могли бы внести в его личную жизнь здоровое разнообразие. Разумеется, Рэй прекрасно понимал, что никогда бы не закрутил такого романа. Разве смог бы он это сделать, имея такую жену, как Пэгги, для которой романтические идеалы являлись в жизни реальным и непоколебимым началом, куда более реальным, чем самые прозаические вещи на свете? К тому же и физически у него едва ли хватило бы энергии на близкие отношения с кем бы то ни было.

— Да, конечно, он выглядит печальным, как если бы собирался покончить с собой. А может быть, даже уже и задумал что-либо подобное, — пробормотал Коулмэн.

— Эдвард, прошу тебя, пожалуйста, перестань! — сказала Инес.

Но у миссис Смит-Питерс уже созрел следующий вопрос. Она посмотрела на мужа, словно испрашивая его разрешения, но тот не отрывал глаз от скатерти.

— Скажите, она все-таки рисовала? — наконец отважилась на вопрос миссис Смит-Питерс.

— Все меньше и меньше. И с каждым разом выходило все хуже. Видите ли, это все из-за того, что мы… Одним словом, у нас было полно прислуги и масса свободного времени.

Коулмэн слушал с придирчивым видом, а Рэй продолжал:

— У нас в доме поселилась ленивая атмосфера. У меня была кое-какая повседневная работа, очень легкая, но необходимая, чтобы не умереть со скуки. А Пэгги совсем перестала рисовать по утрам и бралась за кисть только ближе к вечеру, если вообще бралась.

— Да, такие слова свидетельствуют о полной подавленности, — вставил Коулмэн.

«Но Пэгги не вела себя так, как если бы пребывала в состоянии подавленности», — подумал Рэй. Этого он точно о ней не сказал бы. И вообще, какое право имеют эти чужие люди устраивать ему суд, копаясь в его жизни с Пэгги?! Рэй раздраженно швырнул салфетку на стол.

Миссис Смит-Питерс посмотрела на часы и сказала, что им пора. Повернувшись к Инес, она проговорила:

— Мы собирались завтра утром прокатиться в Реццонику. Дивное местечко. Не хотите присоединиться?