— Как вы познакомились с мисс Тиролф?

— Какое это имеет значение? — спросил Роберт.

— Может, и имеет. Будьте добры ответить, — с подбадривающей улыбкой сказал Липпенхольц.

Роберт пожал плечами.

— Я не вижу, какое— — он заколебался.

— Мисс Тиролф тоже на захотела рассказывать, как вы встретились. Как вы считаете, мистер Форестер, почему? Мы говорили с ней утром. Это что, секрет?

«Интересно, что подумала Дженни, услышав такой вопрос?» — промелькнуло в голове у Роберта. Он не решался уклончиво ответить Липпенхольцу: «Через общего знакомого. Через девушку по имени Рита». Роберт ведь даже не видел Риту.

— Ваша жена рассказала нам историю о подглядывании, — продолжал Липпенхольц — По ее словам, Уинкуп говорил ей что за мисс Тиролф некоторое время кто-то подглядывал. Мисс Тиролф, мол, слышала какой-то шум возле дома. А потом, когда она познакомилась с вами или вы познакомились с ней, шум прекратился. Скажите, может, вы именно так с ней и познакомились? Подглядывали за ней в окно?

— Нет, — ответил Роберт.

— А ваша жена считает это возможным Уинкуп…

— Моя бывшая жена — поправил Роберт.

— Да, конечно. Простите. Так она говорит, что Уинкуп хотел выяснить, как вы познакомились с мисс Тиролф, и та утверждала, будто через общих знакомых, но Уинкуп установил, что это неправда

Роберт повернулся к ящику с песком и стряхнул в него пепел с сигареты.

— Можете поблагодарить мою жену за ее добрые слова. За то, что она не вмешивается в мою жизнь и за все прочее.

— Почему вы сердитесь? — спросил Липпенхольц.

Макгрегор, видно, считал, что ему есть что записывать, и не отрывался от блокнота

— Я не сержусь. Но с какой стати вы пытаетесь мне что-то навязать? Какое отношение ко всему этому имеет моя бывшая жена?

— Она вас знает, мистер Форестер, а мы, естественно, хотим получить о вас как можно больше сведений, — мягко сказал Липпенхольц.

Но они не просто спрашивают его, они проверяют версию, которую подкинула им Никки, Роберт был в этом уверен. Она ведь не задумываясь могла приписать ему страсть к убийству. Шли секунды, а оба полицейских не сводили с него глаз.

— А вы проверили гостиницы, где мог бы укрываться Уинкуп? Там его нет? — спросил Роберт. — Разумеется, под вымышленным именем.

— Конечно, все проверили, — ответил Липпенхольц, — Скажите, вы ведь лечились в связи с психическим расстройством, не так ли?

Снова Никки. Роберт начал было отвечать но в это время в приемную с лестницы вошел один из чертежников, фамилию которого Роберт не знал, и все посмотрели на него. Роберт подождал, пока тот не скрылся за дверью конструкторского бюро.

— Я некоторое время посещал психотерапевта, — сказал Роберт, — посещал по собственной воле, ни в каких больницах не лежал. И два года назад, нет, год назад, повторил курс. Если хотите, я могу назвать фамилии врачей.

Липпенхольц только взглянул на него.

— Ваша жена рассказывала нам, что вы целились в нее из ружья. Она говорит, вы выстрелили, но промахнулись.

Роберт глубоко вздохнул и вдруг первые слова, которые он хотел произнести, сами собой растворились у него в мозгу.

— Это правда Да, я в нее целился. Но ружье не было заряжено. А выстрелил я… я выстрелил в камин совсем в другой раз. Она меня сама спровоцировала.

— Спровоцировала? — переспросил Липпенхольц.

— Кажется, она сказала, что у меня не хватит смелости выстрелить или что-то в этом роде.

— Из охотничьего ружья, — подсказал Липпенхольц.

— Да, — подтвердил Роберт.

— А вам раньше приходилось стрелять из охотничьего ружья? Вы охотились?

— Нет.

«А сами-то Макгрегор и Липпенхольц наверняка охотятся», — подумал Роберт.

— Ружье принадлежало моей жене. Она иногда охотилась.

— Разве не опасно держать в доме заряженное ружье?

— Опасно. Зарядила его жена. У нее есть разрешение. У меня нет.

Липпенхольц оперся боком на стену рядом с лифтом и скрестил ноги, одна нога упиралась носком в пол.

— Ваша бывшая жена мистер Форестер, излагала эту историю совсем по-другому.

Роберт поймал себя на том, что рассматривает дыру в тонком синем носке Липпенхольца над самой пяткой Он моргнул и взглянул на полицейского.

— Я вам уже сказал — я не отвечаю за то, что говорит моя жена.

— Похоже, и мисс Тиролф знает эту историю. Она сказала что, по вашим же словам, ружье было заряжено, но вы не выстрелили. Чему же нам верить, мистер Форестер?

— То, что я вам сейчас рассказал, правда.

— То есть? — явно забавляясь, спросил Липпенхольц.

— Когда я целился в жену, ружье не было заряжено.

— Так кто же все-таки лжет? Мисс Тиролф или ваша жена? Или обе? Или вы? — Липпенхольц засмеялся, как будто трижды тявкнула собака.

— Это я сказал Дженни Тиролф что ружье было заряжено, — стал объяснять Роберт. — Поэтому, естественно, она вам так и передала. А моя жена прекрасно знает, что оно было не заряжено.

— Тогда почему вы сказали мисс Тиролф что оно было заряжено? — спросил Липпенхольц продолжая улыбаться.

— Не знаю. Наверно, так было занятней.

— Разве?

— Но ведь моя бывшая жена тоже, видима так считает.

— А зачем вы рассказали об этом мисс Тиролф?

Они завязли, как в болоте.

— Не знаю.

— Да порядком все запутано, — сказал Липпенхольц и покачал головой, как будто, что бы там ни выяснилось о прошлом Роберта он и так подозрителен — дальше некуда, его уже уличили, остается только протянуть руку и схватить его, когда понадобится.

— Ну что, Мак, довольно? — обратился Липпенхольц к Макгрегору, который все еще записывал что-то в блокнот.

— Угу! — ответил Макгрегор.

— Мы бы хотели, чтобы в этот уик-энд вы никуда не отлучались из города мистер Форестер, — сказал Липпенхольц, отдаляясь от стены — Надеюсь, вы никуда не собираетесь уезжать? За эти дни что-нибудь может выясниться.

— Надеюсь, — ответил Роберт.

Макгрегор вызвал лифт.

— Пока все. Большое спасибо, мистер Форестер, — Липпенхольц отвернулся, кивнув головой и слабо улыбнувшись, что должно было означать вежливое прощание.

— Пожалуйста, — отозвался Роберт.

Он вернулся в чертежную, направился было к своему столу, потом круто развернулся и пошел в дальний конец коридора, в уборную. Некоторое время он ничего не мог сообразить, хотя мозг лихорадочно работал. Потом мысль о Никки, как об олицетворении опасности, вытеснила остальное. Никки сделает все, чтобы погубить его, это совершенно ясно, и теперь уже нет смысла задаваться старым вопросом, почему. «Просто всегда имей это в виду, — сказал он себе. — Вот дрянь». Он решил было сразу ей позвонить, но тут же раздумал. Все равно он не сможет вставить в разговор ни одного слова. Никки будет хохотать над его бедой, над его страхами, и он знал, что спокойно говорить с ней ему не удастся. Можно написать, но он ничего не хотел доверять бумаге, даже если написанное нельзя будет обратить против него, даже если по письму нельзя будет судить, как он относится к тому, что Никки наговорила полиции. Само по себе письмо уже будет свидетельствовать о том, что он серьезно обеспокоен.

Роберт понимал, отчего ему тревожно, — он начинал бояться, что тело Грега действительно могут обнаружить в реке, не сегодня завтра оно может оказаться на чьем-нибудь заднем дворе, и кто тогда поверит, что он не сбросил Грега в Делавэр? Или, во всяком случае, не оставил его тонуть? Роберт плеснул себе в лицо холодной воды, стараясь смыть выражение, которое увидел в зеркале. Он посмотрел на часы. До пяти, когда можно будет позвонить Дженни домой, еще часа полтора. Пожалуй, Филадельфия на завтра отпадает, так как из города уезжать нельзя. Да к тому же у него и нет настроения подыскивать дом.

Весь оставшийся день у него дрожали руки. До чего это похоже на Никки — она так захвачена его неприятностями в Лэнгли, что поспешила рассказать полиции даже о подозрениях Грега, будто Роберт — тот самый маньяк, который ходил вокруг дома, когда за окном слышался шум, и вообще неизвестно, как они с Дженни познакомились. Поспешила сообщить, что он дважды лечился у психиатров, и кто ее знает, может, даже сказала или дала понять, что Роберта возили к врачам в смирительной рубашке? До чего же она верна себе — выложила полиции историю с охотничьим ружьем, да еще украсила собственными измышлениями! Никки столько раз живописала этот случай их общим знакомым, что Роберт понимал в конце концов она сама поверила в свои выдумки, будто он был в бешенстве, будто она боролась с ним и ей едва удалось отвести ружье в сторону. Роберт еще тогда заметил что она не рассказывает это людям, близко его знающим, или тем, кто относится к нему лучше, чем к ней, например, Кэмпбеллам. На самом деле произошло вот что, хотя никаких свидетелей не было: однажды ночью Никки заявила, что он психопат, не способный выстрелить из ружья, потому и охотиться не любит. Другое дело, если бы пришлось стрелять в человека. Затем она зарядила ружье, сунула ему в руки и спросила, хватит ли у него смелости застрелить ее. Выйдя из себя, Роберт взял ружье, прицелился в камин и выстрелил: то ли стремился избавиться от пули, то ли хотел, чтобы после громкого выстрела хоть на несколько секунд воцарилась тишина. Словом, сам не знал, зачем, но выстрелил. Никто из соседей по дому не забарабанил в дверь, ничего не случилось, только Никки получила новую пищу для своих россказней. Она отыскала отметину от пули на задней стенке камней и обожала показывать ее гостям. Роберт помнил, как чопорная фигура Ральфа склонилась у камина чтобы разглядеть след на кирпиче, — это было, наверно, при их втором свидании, когда намерения Никки по отношению к Юргену еще не вполне определились.