Том отыскал свободное место у стойки. Приходя сюда, он предпочитал стоять.
— Мсье Рипли, — обратился к нему Жорж, опиравшийся толстыми руками о край алюминиевой раковины по другую сторону бара.
— М-м... кружку бочкового пива, — сказал Том, и Жорж вышел, чтобы выполнить его заказ.
— Он неряха, вот что! — сказал человек справа от Тома. Приятель говорившего ответил ему соленой шуткой, засмеялся и хлопнул его по плечу.
Том сдвинулся влево, подальше от загулявших приятелей. Он слышал обрывки их разговора: о северо-африканцах, о каком-то строительном проекте, о подрядчике, который собирается строить дома.
— ...Притчард? — Короткий смех. — Рыбачит!
Том навострил уши, не поворачивая головы. Эти слова долетели от стола, стоявшего у него за спиной слева, и он, бросив туда взгляд, увидел троих человек, сидевших в рабочей одежде; всем им было около сорока. Один тасовал колоду карт.
— Рыбачит в...
— Почему он не ловит с берега? — спросил другой. — Какую-то лодку привез. — Сухой треск колоды и движение рук, раздающих карты. — Да он утонет в этой лодчонке!
— Э, ты разве не знаешь, чем он занимается? — произнес другой голос. Какой-то молодой человек подошел к ним со стаканом в руке. — Он не рыбачит, он чистит дно. У него две драги с крючьями!
— А, да, я видел, — сказал один из игроков без всякого интереса, готовясь начать игру. Карты были уже сданы.
— Он ловит этими драгами плотву?
— Нет, старые рваные ботинки, консервные банки, ломаные велосипеды! Ха-ха!
— Велосипеды! — воскликнул молодой человек, который все еще стоял. — Мсье, вы не смейтесь! Он уже вытащил один велосипед! Я сам видел! — Он захохотал. — Ржавый и погнутый.
— А зачем?
— Антиквариат! Разве поймешь вкусы этих американцев? — заметил другой.
Снова смех. Кто-то закашлялся.
— Это верно, у него есть помощник, — заговорил человек за столом, повышая голос. В это время игровой автомат с мотоциклистом выдал кому-то джекпот, и возгласы от двери заглушили продолжавшийся разговор.
— ... другой американец. Я слышал, они говорили по-английски.
— Они не ловят рыбу, это чушь.
— Американцы... если у них есть деньги для такой ерунды...
Том отпил пива, затем не спеша закурил сигарету.
— Он действительно что-то ловит. Я видел его у Море!
Стоя спиной к столу, Том продолжал слушать, даже когда по-приятельски обменялся несколькими словами с Мари. Но игроки больше ничего не сказали о Притчарде — они погрузились в свой собственный закрытый мирок. Том знал два слова, которые прозвучали в разговоре, — gardons, разновидность плотвы, и chevesnes, тоже съедобная рыба из семейства карповых. Нет, Притчард не ловит этих серебристых рыбок, старые велосипеды он также не ловит.
— А мадам Элоиза? Encore en vacances?[335] — спросила Мари. Ее темные волосы растрепались, и глаза сверкали, как всегда, неистово, хотя она всего лишь машинально протирала деревянную столешницу бара влажной тряпкой.
— А?Да, — ответил Том, доставая деньги, чтобы расплатиться. — Очарование Марокко, знаете ли.
— Марокко! Ах как чудесно! Я видела фотографии!
Мари произносила те же фразы, что и несколько дней назад, вспомнилось Тому, но она была занятой женщиной, вынужденной оказывать гостеприимство сотне, а то и более, посетителей каждое утро, день и вечер. Перед уходом Том купил пачку «Мальборо», как будто благодаря этим сигаретам Элоиза быстрее к нему вернется.
Дома Том выбрал тюбики с теми красками, которые он хотел использовать в завтрашней работе, и установил на мольберт подрамник с натянутым холстом. Он думал о композиции, темной, интенсивной, с фокусом на еще более темное пространство на заднем плане, которое должно оставаться неопределенным, что-то вроде маленькой комнаты без света. Он уже сделал несколько набросков. Завтра он начнет с карандашных штрихов на загрунтованном белом холсте. Но на сегодня хватит. Он немного устал и боится неудачи, пачкотни, боится, что у него не получится так, как хотелось бы.
Телефон молчал до одиннадцати вечера. В Лондоне сейчас десять, его друзья, вероятно, подумали, что, если Том не позвонил, значит, у него все в порядке. А Цинтия? Вполне возможно, что она сегодня вечером читает книгу, спокойная и уверенная в том, что это Том убил Мёрчисона, — она, вероятнее всего, также знает о сомнительных обстоятельствах ухода из жизни Дикки Гринлифа. Цинтия наверняка убеждена, что рок так или иначе отметит своей печатью существование Тома, возможно, даже уничтожит его.
Выбирая книгу для чтения на ночь, Том остановил свой выбор на биографии Оскара Уайльда, написанной Ричардом Эллманом. Он получал удовольствие от каждого абзаца. В жизни Оскара было что-то похожее на искупление, его явно преследовал рок: человек доброжелательный, талантливый, придающий большое значение удовольствиям подвергается нападкам мстительного простонародья, получавшего садистское удовлетворение от его унижения. История его жизни напомнила Тому историю Христа, удивительно доброжелательного, мечтавшего о том, чтобы люди стали более сознательными, больше радовались жизни. Оба они не были поняты современниками, оба пострадали от зла, глубоко укоренившегося в тех, кто желал их смерти и насмехался над ними. Неудивительно, думал Том, что люди различного склада характера и возраста читают об Оскаре, возможно даже не осознавая до конца, что их в нем так привлекает.
Когда эти мысли промелькнули в его голове, он перевернул страницу и прочитал о первой поэтической книге Реннела Родда[336], экземпляр которой тот дружески преподнес Оскару. Родд собственноручно написал в книге стихотворение на итальянском — позже было установлено, кому оно принадлежало, — которое перевел так:
К месту твоего мученичества соберется
Толпа, жадная и жестокая, для которой ты
Расточал дар своего красноречия.
Все придут, чтобы увидеть тебя на кресте,
И ни один не испытает к тебе сострадания.
Удивительно, как это сейчас звучит пророчески, подумал Том. Читал ли он эти строки прежде? Том решил, что не читал.
Том мысленно представил волнение Оскара, когда тот узнал, что получил Ньюдигейтскую премию за поэзию — чуть ли не сразу после того, как его выгнали из университета. Затем, переворачивая очередную страницу, Том вдруг вспомнил о Притчарде, его чертовой моторной лодке и его помощнике.
— Черт бы их побрал, — пробормотал Том и встал с кровати. Ему вдруг захотелось как можно больше узнать о ближайшей округе, об окрестных водных путях, и, хотя Том уже не раз рассматривал свой район на карте, он чувствовал, что должен еще раз сделать это.
Том раскрыл большой географический атлас. Район возле Фонтенбло и Море, к югу от Монтеро и дальше, с его реками и каналами был похож на рисунок из «Анатомии» Грея, изображавший кровеносную систему человека: пересекающиеся и разбегающиеся в разных направлениях реки и каналы, словно вены и артерии, толстые и тонкие. Однако каждая водная артерия, возможно, достаточно велика для моторной лодки Притчарда. Очень хорошо, Притчарду придется потрудиться.
Интересно, все ли он говорит Джанис? Что она думает обо всем этом? «Удачно порыбачил, дорогой? Поймал что-нибудь к обеду? Еще один старый велосипед или старый ботинок?» И что Притчард сказал ей? Для чего он прочесывает дно каналов? Его цель — Мёрчисон, и это очень похоже на правду. Почему бы нет? Есть ли у Притчарда какая-нибудь карта, какие-нибудь данные? Возможно.
Том развернул первую карту, на которой он начертил круг. Этот круг доходил до Вуази и немного за него. В атласе каналы и реки прорисованы более четко, их явно больше, чем в дорожной карте. Интересно, взял ли Притчард широкий радиус с тем, чтобы сужать круг поиска, или исследует ближайшие окрестности, чтобы потом его постепенно расширять? Том склонялся ко второму варианту. У человека с трупом на руках не было времени проделать дистанцию в двенадцать километров, подумал Том, он должен был спрятать труп на расстоянии не больше десяти километров. Том подсчитал, что Вуази находится на расстоянии восьми километров от Вильперса.
