— Я оденусь и через десять минут к тебе постучу. Не забудь захватить паспорт.
На старомодном автомобиле они доехали до Шарлоттенбурга и больше часа провели в Музее археологии и в художественной галерее. Фрэнка было не оторвать от стендов с макетами, воспроизводившими жизнь на территории Берлина трех-тысячелетней давности. На них люди в звериных шкурах добывали медь. Как и при посещении Центра Помпиду, Том все время беспокойно озирался, но никто не обращал на них никакого внимания. Большинство посетителей составляли родители с детьми. Первые болтали между собой, вторые прилипли носами к витринам.
Еще один музейный автомобиль доставил их к станции электрички, где они сели в поезд, следовавший к Фридрихштрассе и к Стене. Состав все время двигался по поверхности, хотя считалось, что это метро. Мимо пролетали старые, унылые здания — значит, этот район не был подвергнут бомбардировке. И вот Стена — серая, высотой в семь футов, увенчанная колючей проволокой, вся в пятнах черной краски. Ею восточногерманские солдаты перед приездом президента Картера замазывали антисоветские лозунги: они опасались, что западногерманское телевидение снимет их и эти лозунги увидят в Восточном Берлине те, у кого есть антенны, принимающие «вражеские» станции.
Фрэнк с Томом зашли в помещение, где находилось около пятидесяти туристов и еще несколько человек из Восточного сектора — последние были нагружены свертками и пакетами с фруктами, консервами и колбасами, а также коробками, вероятно, с какой-то новой одеждой. Это были все больше пожилые люди, возвращавшиеся в Западный Берлин после очередного посещения своих детей и родственников.
Том и Фрэнк дождались, когда девушка за зарешеченным окном выкликнула их (семизначный) номер, после чего они были допущены в другую комнату с длинным столом, охраняемую солдатами в серо-зеленой форме. Им вернули паспорта, после чего обменяли дозволенные шесть с половиной дойчмарок на местные. Том небрежно засунул свои в задний карман брюк.
Наконец их выпустили на свободу, и они зашагали по Фридрихштрассе, которая продолжалась и тут, за Стеной. Том обратил внимание Фрэнка на дворцы прусской королевской семьи. Вид у них был обшарпанный, и Том с раздражением подумал о том, почему местные власти не удосужатся сделать их более презентабельными — не покрасят хотя бы и не расставят возле них кустики в кадках. Фрэнк безмолвно оглядывался по сторонам.
— Это Унтер ден Линден, — довольно мрачно сказал Том.
Он сделал над собой усилие и бодро потащил Фрэнка направо. Они снова оказались на Фридрихштрассе. Здесь было более оживленно. Возле кафе и ресторанов от дверей до середины тротуара тянулись длинные стойки, за которыми завсегдатаи хлебали суп, жевалисэндвичи и пили пиво. Среди них было много рабочих в запыленных комбинезонах.
— Куплю-ка я, пожалуй, ручку. Будет забавно иметь что-нибудь приобретенное в советском секторе, — сказал Фрэнк.
Они подошли к канцелярской лавке, но на входной двери красовалась красноречивая надпись: «Закрыто, потому что мне так захотелось». Том, смеясь, перевел ее на английский и сказал, что наверняка им скоро попадется еще один магазин. Вскоре они действительно нашли еще один, но и он был закрыт. Записка на дверях гласила: «Закрыто по случаю похмелья». Фрэнк пришел в полное изумление:
— Это у них такой своеобразный юмор, что ли? — озадаченно произнес он. — Потому что если всерьез, то это просто полное разгильдяйство!
Томом постепенно стало овладевать уныние — точно такое же, как во время того, первого посещения Восточного сектора. Особенно угнетающе действовал на него вид людей, одетых серо и бедно. Если бы не желание Фрэнка увидеть все своими глазами, Том ни за что не поехал бы сюда второй раз.
— Давай перекусим, это немного поднимет нам настроение, — сказал Том, кивая на вывеску. Ресторан был большой, видимо, средней руки, но чистый, на некоторых длинных столах были даже постелены белые скатерти. Том надеялся, что если у них не хватит обмененных денег, то официант с удовольствием возьмет дойчмарки. Они уселись, и Фрэнк незаметно стал наблюдать за посетителями — одиноким человеком в очках и черном костюме и двумя пухленькими девушками за соседним столиком, болтавшими не закрывая рта.
Он рассматривал их так, словно это были редкие особи в зоопарке. Еще бы: Фрэнк видел в них чуть ли не русских — людей, зараженных бациллой коммунизма.
— Они тут не все коммунисты, — негромко сказал Том. — Они просто немцы.
— Я это понимаю, просто не могу себе представить, как это люди не могут уехать и жить, где им хочется, в Западной Германии например.
— Но это так. — Приветливая блондинка-официантка принесла их заказ. Том подождал, пока она отойдет, и продолжал: — Русские утверждают, что построили стену для того, чтобы защитить немцев от капитализма. Такова, во всяком случае, официальная версия.
После ланча они забрались на знаменитую башню — гордость берлинцев — посреди Александер-плац. Там они выпили кофе и полюбовались видом города. У обоих возникло желание поскорее уехать. Их электричка с грохотом неслась к Тиргартену, и, несмотря на Стену, им теперь казалось, что они вырвались на простор. Фрэнк ссыпал на ладонь оставшиеся восточногерманские пфенниги.
— Я, пожалуй, сохраню их как сувенир или, может, парочку монет Терезе пошлю.
— Только не из Берлина, пожалуйста. Лучше держи при себе, пока не вернешься домой.
После недавнего визита в Восточный сектор смотреть на спокойно прогуливавшихся львов, на тигров, нежившихся возле водоема и нахально позевывавших прямо в лицо посетителям, было особенно приятно, несмотря на то что просторные вольеры все же были ограждены решетками. Когда они проходили мимо, лебедь-кликун вытянул шею и приветствовал их трубными звуками. У аквариума Фрэнк обратил внимание на рыбку под названием «телескоп».
— Невероятно! — воскликнул Фрэнк. Губы его полуоткрылись, и он вдруг стал похож на ребенка. — Смотрите, какие у нее ресницы!
Том рассмеялся. Рыбка была ярко-синяя, всего шести дюймов в длину. Она двигалась величественно, так сказать, на средней скорости, ее круглый ротик то открывался, то закрывался, как будто она что-то говорила. Большие, навыкате глаза были обрамлены чем-то, напоминавшим длинные загнутые ресницы. «Одно из маленьких чудес, на которые так щедра природа», — подумал Том. Он запомнил эту рыбку по прошлому посещению, и ему было приятно, что, так же как и ему самому, она понравилась Фрэнку больше, чем та, что носила имя «Пикассо». Примерно таких же размеров, что и рыбка-телескоп, она была ярко-желтого цвета с черным зигзагообразным рисунком, напоминавшим картины Пикассо в период его увлечения кубизмом.
Через всю голову у нее шел голубой ободок, от которого тянулись отростки, напоминавшие антенны. Все это, вместе взятое, придавало ей весьма экзотичный вид, но не шло ни в какое сравнение с загнутыми ресницами рыбки-телескопа Том неохотно оторвался от созерцания подводного мира. По сравнению с этими грациозными созданиями он сам себе показался неуклюжим чурбаном.
Они перешли в крытый ангар, где в подогретой воде резервуара обитали крокодилы. Смотря на них с перекинутого через резервуар мостика, Том заметил, что тела некоторых из них носили следы укусов своих сородичей. Правда, в тот момент они все находились в состоянии полудремы. Казалось, что крокодильи морды кровожадно усмехаются.
— Может, хватит? — спросил Том. — Я бы уже не прочь двинуть к станции.
Они вышли из павильона с земноводными и пешком направились к вокзалу.
— Послушай, Фрэнк, — твердо сказал Том, — через день тебе придется принять решение. Возвращайся-ка ты домой, а?
Тому хотелось покинуть станцию как можно быстрее: здесь всегда ошивалось столько подозрительных людей — проститутки, педерасты, сутенеры, скупщики краденого, наркоманы... Тут могло произойти все что угодно.
— Пожалуй, поеду в Рим, — нерешительно проговорил Фрэнк.
— Не надо в Рим, туда ты еще успеешь. Ты ведь там бывал?