Том спустился в ресторан. Время было позднее, но что-то заказать было можно. Приступив к еде, Том сразу почувствовал себя лучше, а охлажденное белое вино стимулировало мысль. Он вполне может улететь уже завтра. Если его спросят насчет вчерашнего звонка Джеффу, он скажет, что хотел сообщить Джеффу о том, что Дерватт в Зальцбурге и поделиться с ним своим беспокойством по поводу художника. Он попросил Джеффа не сообщать никому, где находится Дерватт, – в первую очередь “широкой публике”. Что касается Бернарда, то почему бы ему было не сказать Джеффу, что тот тоже в Зальцбурге, – Бернарда полиция не разыскивала. А в ночь после того, как они кремировали Дерватта, Бернард исчез, – по видимому, утопился в Зальцахе. Будет убедительнее, если сказать, что Бернард участвовал в кремации.

Том понимал, что его обвинят в содействии самоубийству. Какое наказание за это полагается? Дерватт собирался принять большую дозу снотворного, скажет Том. Утром они втроем гуляли по лесу. Дерватт принял несколько таблеток еще до того, как встретился с ними. Они не смогли помешать ему принять остальные, и кроме того – в этом придется признаться – Том и не хотел противиться столь сильному желанию Дерватта, и Бернард тоже.

Том вернулся в номер, открыл окно и достал чемоданчик из свиной кожи. Он вытащил из него сверток с зубами Бернарда – по весу не больше грейпфрута – и добавил вместо него немного газет. Он тут же закрыл чемоданчик – могла войти горничная (правда, постель уже была приготовлена). Оставив окно приоткрытым, он вышел на улицу, неся свой маленький сверток. Том прошел на тот мост, где он встретил Бернарда накануне, и прислонился к перилам так же, как и он. Когда рядом никого не было, Том разжал руки, и сверток упал в воду. Вслед за ним Том бросил кольцо Бернарда.

На следующее утро Том заказал билеты на самолет и прошелся по магазинам в поисках подарков для Элоизы. Он выбрал зеленый жилет, шерстяной жакет такого же небесно-голубого оттенка, как пачка “Голуаз”, и белую блузку с оборками, а себе купил более темный зеленый жилет и пару охотничьих ножей.

На этот раз он летел на “Людвиге ван Бетховене”.

В восемь вечера Том был в Орли. Он показал пограничникам собственный паспорт, на который они взглянули мельком. Печатей не ставили. До Вильперса он доехал на такси. Он боялся, что у Элоизы будут гости, и оказался прав. Перед домом стоял приземистый старенький темно-красный “ситроен” супругов Грэ.

Они ужинали в столовой. В камине уютно горел огонь.

– Почему ты не позвонил? – упрекнула его Элоиза, но он видел, что она очень рада его возвращению.

– Не прерывайте своей трапезы, – сказал он.

– А мы как раз закончили, – отозвалась Аньес Грэ.

И правда, они уже собирались перейти в гостиную пить кофе.

– Вы ужинали, мсье Тоом? – спросила мадам Аннет.

Том сказал, что ужинал, но кофе выпьет с удовольствием. Он объяснил гостям – как ему показалось, вполне убедительно, – что был в Париже у своего друга, чтобы помочь ему разрешить кое-какие проблемы. Чета Грэ не страдала излишним любопытством. Том спросил, каким образом Антуан, у которого было столько дел в Париже, оказался среди недели в Вильперсе.

– Такая хорошая погода, что я решил сегодня поработать за городом, – ответил Антуан. – Делаю вид, что занимаюсь расчетами нового здания, а сам проектирую камин для одной из наших комнат.

Похоже, только Элоиза заметила, что Том пребывает в не совсем обычном настроении.

– Как прошла вечеринка у Ноэль? – поинтересовался он.

– Очень весело! Всем не хватало тебя.

– А как насчет этого таинственного Мёрчисона? – спросил Антуан. – Есть что-нибудь новое?

– Да нет, они все еще ищут его. Миссис Мёрчисон приезжала к нам, чтобы поговорить со мной, – но Элоиза, наверное, вам об этом уже рассказала.

– Нет, – ответила Аньес.

– Я мало чем смог ей помочь, – сказал Том. – В Орли, между прочим, украли также принадлежавшую ее мужу картину Дерватта. – Об этом он мог говорить свободно, потому что это было правдой и к тому же сообщалось в газетах.

После кофе Том попросил разрешения на минуту удалиться, чтобы распаковать чемодан. К его досаде, мадам Аннет уже отнесла вещи наверх, не обратив внимания на его просьбу оставить чемоданы внизу. Но он с облегчением увидел, что она не открывала чемоданы – наверное, потому, что у нее было много дел на кухне. Новый чемоданчик из свиной кожи Том засунул поглубже в шкаф, а большой чемодан с подарками открыл. Затем он спустился к гостям.

Грэ были жаворонками и еще до одиннадцати отправились домой.

– Уэбстер больше не звонил? – спросил Том.

– Нет, – мягко ответила Элоиза по-английски. – Я могу сказать мадам Аннет, что ты был в Зальцбурге?

Том улыбнулся с облегчением, поняв, что Элоиза на его стороне.

– Да, и даже нужно ей это сказать. – Он хотел бы объяснить Элоизе, почему это нужно, но не мог говорить с ней об останках Бернарда-Дерватта в эту ночь – да и ни в какую другую. – Я объясню позже. А сейчас мне необходимо позвонить в Лондон. – Он заказал разговор со студией Джеффа.

– Что было в Зальцбурге? Ты видел этого чокнутого? – спросила Элоиза, больше беспокоясь за Тома, нежели интересуясь Бернардом.

Том бросил взгляд в сторону кухни, но мадам Аннет, пожелав им спокойной ночи, отправилась на покой и закрыла за собой дверь.

– Чокнутого больше нет. Покончил с собой.

– Vraiment? [122] Ты не шутишь?

Но Элоиза видела, что он не шутит.

– Нужно, чтобы все знали, что я ездил в Зальцбург, – сказал Том. Он опустился на пол рядом с ее стулом, положил на секунду голову к ней на колени, затем поднялся и поцеловал ее по очереди в обе щеки. – И кроме того, дорогая, я должен всем говорить, что Дерватт тоже умер в Зальцбурге. А если тебя спросят, то скажи, что Дерватт звонил из Лондона и хотел увидеться со мной, а ты ответила ему, что я уехал в Зальцбург. Запомнишь? Это нетрудно, потому что правда.

Элоиза искоса взглянула на него с лукавым выражением в глазах.

– Что такое правда и что неправда? – произнесла она философски. Это и в самом деле был философский вопрос, и Том предпочел оставить ответ на него философам.

– Давай поднимемся, и я докажу тебе, что был в Зальцбурге. – Взяв ее за руки, он поднял ее со стула.

В комнате Том показал ей подарки. Элоиза примерила зеленый жилет и голубой жакет. Все было ей впору.

– Ты купил новый чемодан! – сказала Элоиза, заглянув в шкаф.

– Да, но в нем нет ничего интересного, – сказал Том по-французски, и в это время зазвонил телефон. Он замахал на Элоизу, чтобы она оставила коричневый чемоданчик в покое. Телефонистка сообщила, что студия Джеффа не отвечает. Он велел ей дозвониться во что бы то ни стало. Время шло к полуночи.

Том залез под душ, продолжая разговаривать с Элоизой.

– Так, значит, Бернард мертв? – спросила она.

Том был несказанно рад, что он дома, что он чувствует под ногами знакомую ванну. Он надел шелковую пижаму. Надо было объясниться с Элоизой, но он не знал, с чего начать. В это время опять зазвонил телефон.

– Если ты будешь внимательно слушать, то все поймешь, – сказал он.

– Алло? – раздался голос Джеффа.

Том выпрямился и произнес торжественным тоном:

– Алло, это Том. Я звоню, чтобы сообщить, что Дерватт умер… В Зальцбурге.

Джефф начал заикаться и мекать, как будто его телефон прослушивался. Том продолжал разыгрывать обыкновенного законопослушного гражданина:

– Я еще не сообщал полиции. О смерти… Об обстоятельствах, в которых это произошло, я не могу говорить по телефону.

– Ты… едешь в Лондон?

– Нет, не еду. Сообщи, пожалуйста, Уэбстеру, что я тебе звонил и что я ездил в Зальцбург искать Бернарда… Но в связи с Бернардом сейчас важно только одно: надо обязательно сходить к нему домой и уничтожить все следы Дерватта. Ты сможешь?

Джефф понял, что он имеет в виду. Они с Эдом были знакомы с консьержем и могли взять у него ключи от квартиры, сказав, что Бернард просил их переслать ему кое-что из вещей. Том надеялся, что им удастся вынести все наброски и, может быть, незаконченные картины, которые они найдут там.