Вместо ответа Яр зажёг над ладонью искристое волшебное пламя. Лесовик отпрянул, заворожённо уставился на огонь; должно, давно не видал. Никакой он не страж. Так, пугало для грибников…

– Вот диво-то, – потрясённо проговорил лесовик. – Врут, сталбыть, что перевелась ваша порода?

– Стало быть, врут.

– Да-а-а, вот уж не угадаешь, какие чудеса в свете бывают, – философски заметил лесовик и почтительно отступил в глубокий снег. – Ступай, волхв. Лёгкой тебе дороги.

Это он зря: лёгкой дорога не будет. Как и прежде, разлом тянул к себе, будоражил стучащую в висках кровь. Так и хотелось сорваться с места, бегом броситься к холодной черте. Яр задрал голову, разглядывая ночное небо сквозь сетку оголённых ветвей. В морозной вышине реяли бледные призраки звёзд, сразу зимних и летних; одни неподвижно сверкали среди непроглядной черноты, другие скользили сквозь предрассветный сумрак. По ту сторону разгорается ранняя заря. По ту сторону минуло два десятка лет…

В миг, когда всё вокруг умерло, ему показалось, что в его власти обуздать струящееся мимо время. Словно могло быть так, чтобы у древней межи его ждал одинокий мальчишка, напуганный встречей с грозным стражем границы. Что он тогда сказал бы? Предостерёг? Поощрил?.. Он сам не понимал толком, сколько в его доле горя, а сколько – счастья. А сколько было бы, откажись он идти с Драганом? Как теперь узнать?

Повеяло теплом. Яр зажмурился, замер на несколько мгновений, прогоняя подступившую к горлу дурноту. К этому можно привыкнуть, как можно привыкнуть к боли или к изнурительному труду. Пахло нарождающимся летом: молодой листвой, влажной, напоённой вешними водами землёй, свежей утренней росой. Где-то впереди, поодаль от разлома, на разные голоса пели птицы. Стараясь ступать бесшумно, Яр сделал несколько осторожных шагов прочь от холодной черты. Вот могучие старые вязы, вот разросшаяся крушина; вот полянка, посреди которой торчит выломанный бурей пень. Заворожённый ожившим сном, Яр приблизился к торчащей из земли коряге. Того и гляди примерещится безутешно плачущая девчонка, а с нею и стерегущая границу тень…

Внутри подгнившей коры не было ничего. Время, влага и жучки выели всё, что осталось от сломанного когда-то дерева, и оставили лишь бесплодную пустоту. Страж не появится: его дело – встречать тех, кто идёт к границе, а не от неё. «Почто пришёл, волхв?..» И правда, почто?

Яр сбросил с плеч куртку и убрал в рюкзак. Его одежда и без того лишь отдалённо напоминает здешнюю, а мягкая, искусно выделанная кожа подавно не по карману одинокому молодому страннику. Из юной зелени выглянули сероватые шесты изгороди, похожие на торчащие из земли когти. Цветные ленты, расписанные заклинаниями, едва шевелились на слабом ветру. Яр пригляделся: они поблекли и истрепались, начертанные на ткани буквы расплылись от дождевой влаги. Бессильно трепетали истончившиеся синеватые ниточки чар. Тот, кто сплетал их, пытался уберечь живых от обитающей в лесу нежити и от напастей, которыми грозила холодная черта. Неведомый колдун не знал, что сама близость разлома сводит на нет все его труды. Яр зачем-то тронул кончик одной из лент; ткань в его пальцах рассыпалась на волокна. Мелкая сухая пыль растворилась в прохладном воздухе.

Он и торопился, и медлил одновременно. Выбравшись к кромке Гиблого леса, Яр пошёл вдоль неё, не рискуя выйти в поля. Солнце поднималось всё выше, но в диких лугах близ опасной чащи никого было не видать. Люди, как и прежде, обходят эти места десятой дорогой… Или попросту больше не живут поблизости. Яр отогнал эту мысль.

Лес мало-помалу кончился. Здесь было уже достаточно далеко от разлома, чтобы магия присмирела и вновь стала послушной, однако Яр не спешил прибегать к пространственным чарам. Он не слишком верил полустёртым воспоминаниям и страшился поджидающей его неизвестности. Лидия Николаевна назвала его решение безрассудным – теперь он запоздало понимал, почему. Но бежать назад, в сытый и благополучный мир по ту сторону границы, под крыло к всеведущей наставнице было бы трусостью. Дома он нужнее – значит, его место здесь.

По старой дороге, ведущей мимо окрестных деревень к Вихоре, неторопливо ползла телега. Она шла от города; меж бортов громоздился укрытый рогожей груз, на передке сидел молодой паренёк, ровесник Яру или, может, немногим старше. Что он скажет, если поведать ему о том, как волокущую возок кудлатую лошадку заменить огнём и металлом? Наверное, осенит себя обережным знаком и прогонит краснобая прочь. Яр огляделся, оценивая расстояние от леса: не хотелось выглядеть для возницы выходцем с того света, хотя, леший побери, так оно и было! Поправив на всякий случай рюкзак, он решительно зашагал через луг наперерез телеге.

– Добрый человек! – собственный голос показался ему чересчур громким. Возница, услыхав, выпрямился и подозрительно сощурился на незнакомца. – Куда… куда путь держишь?

Чтобы убедить паренька, что перед ним не нежить, Яр очертил в воздухе полузабытый священный знак. Он знал теперь, что это всего лишь суеверие: тени или полуднице ничего не стоит сотворить такой же, если хватит мозгов. Но здесь, должно, до сих пор верят, что неживым недоступно всё осенённое божьим именем. Судя по тому, как расслабился возница, так оно и есть.

– Так вестимо, куда, – отозвался парень, выбирая вожжи. На Яра он глядел с любопытством, но недоверчиво и пасмурно, точно ждал подлости. – По той дороге впереди только Заречье.

Яр тайком перевёл дух. Значит, Заречье цело. Значит, что-то сталось с Бродами и Медвяным.

– И мне туда, – осторожно сказал он.

Возница тут же напрягся.

– А ты чьих будешь?

Правду говорить нельзя. И из-за клятвы, и потому, что она покажется парнишке очевидной ложью. Он наверняка всех деревенских наперечёт знает, а Яр ему даже на вид чужой. В родных-то краях…

– Я из Вихоры, – наугад попробовал Яр. Вихора – большой город на перекрестье торговых путей, там всегда было полно чужеземного люда… – Давно в здешних местах не бывал, иду вот… Без дурного в уме, на языке и на сердце. Не подвезёшь ли?

– А что тебе в Заречье надобно? – упрямо спросил возница.

Яр без труда поймал его взгляд.

– Ничего, мир повидать. Не бойся меня. Я никого не обижу.

Возница бестолково моргнул, задумался на несколько мгновений и подвинулся на козлах.

– Ну залезай, раз такое дело…

Он ревниво проследил, как Яр легко взобрался на повозку, и прикрикнул на ледащую лошадёнку. Та устало фыркнула, тяжело прянула с места; копыта мерно застучали по сухой укатанной дороге. Мимо медленно потянулись луга, укрытые невесомой утренней дымкой.

– По имени-то тебя как? – спросил возница.

– Яр. А тебя?

– Молчан, – парень пожевал губами, хмуря выгоревшие на солнце брови. – Я в Вихоре знаю Яра Рудознатца и Яра Хромого, а ты – ни тот, ни другой.

– Я в Вихоре почти не бываю, – осторожно сказал Яр. – Странствую. Давно уже.

– Вон как, – значительно протянул Молчан. – А я всё думаю, чего ты не по-нашему говоришь как-то…

Яр прикусил язык. Сколько он привыкал по ту сторону к тамошнему стремительному говору – и не заметил, как привык.

– А чего странствуешь-то? – полюбопытствовал Молчан. – Не из соколов ли будешь?

Это ещё кто такие?.. Яр покачал головой: лучше не рисковать быть пойманным на незнании чего-нибудь важного. А он, похоже, очень многого не знал.

– Странствую так просто, – солгал он и прибавил уже честнее: – Место себе ищу.

– Да и что ж ты тогда сюда-то идёшь? – Молчан изумлённо поднял брови. – Ежли в Вихоре не сиделось, так и шёл бы в Гориславль. А тут что – тоска одна…

Гориславль. Раньше такого места в Ильгоде не было. Должно, построили взамен сожжённого Белогорода…

– Или в Веннебур, – продолжал Молчан почти мечтательно. Наверное, сам хотел повидать свет. – У поморян, говорят, хорошо нынче, а своих они привечают. Ты ж из них будешь?

– Только по матери.

– А-а-а, вон чего… Я вот и по отцу, и по матери здешний, – сообщил Молчан. То ли хвалился, то ли жаловался, а может, и то, и другое сразу. – Вишь, вожу из города всякий скарб, а в город – снедь на продажу, как пора подходит. Отец раньше сам возил, а нынче весной как разбила его костяная хвороба, так с постели-то и не встаёт – вот мне приходится.