Его спасло то, что Терехова сочли более важной целью. Безопасник нелепо замер, затем медленно, как подрубленное дерево, рухнул на грязный бетон и остался лежать неподвижно – только кровь продолжала лениво вытекать из-под прижатых к лицу ладоней. Силовой волной – на большее не хватало ни сил, ни концентрации – Верховский оттолкнул противника к дальней стене и, импровизируя на ходу, заставил торчащий из бетона стальной прут обвить могучую шею здоровяка. Не туго, только чтобы обездвижить. Этот человек нужен живым.

– Какие люди, – хорохорясь, выплюнул Феликс. Голос его звучал сдавленно. – Так и думал, что ты тут ошиваешься…

– Опусти руки. Будешь дёргаться – убью, – просто предупредил Верховский. Имел право. И возможность тоже. Чтобы чуть крепче затянуть петлю, много сил не нужно.

– Грозный больно, – фыркнул Феликс, но руки послушно опустил. Ага, тоже не настроен драться… Боится за свою жизнь или всё-таки вымотался на ниве неправедных трудов?

Поднатужившись, Верховский вытянул из стены ещё два прута арматуры. Посыпалась цементная крошка. К ожерелью прибавились браслеты. Суметь бы всё это разогнуть обратно, когда придёт время… Если придёт…

– Твой подручный? – спросил Верховский, кивнув на пойманного Тереховым молодчика. Тянул время, пока накопятся силы для ещё одного заклятия.

– Ну.

– Он тебя позвал?

– Ну.

– И ты вот так запросто пришёл? Один?

Феликс усмехнулся.

– У меня, знаешь, талантливых-то немного. Вот, приходится самому…

– Как это – немного? – Верховский, сосредоточившись, сорвал наконец с коллеги плотные парализующие чары. Терехов судорожно, с присвистом, втянул пыльный воздух и неловко перевалился набок. Надо же, как легко сломался… Не доводилось прежде? – Что, ни один упырь лабораторный до четвёрки не дорос?

Феликс уставился на него недоверчиво. Поражается осведомлённости или… не видит смысла в намёке?

– С некромантией, говорю, балуетесь, а пространственные прыжки не осилили? – расшифровал Верховский. Была не была. Далеко эту тайну нелегал не унесёт при любом раскладе.

– В толк не возьму, к чему ты это всё, – Феликс весьма натурально смутился. – Какая ещё некромантия?

– Самая обыкновенная. Учитель твой, говорят, с ней работал.

В неверном свете, намешанном из отблесков костра и мутной уличной взвеси, видно было, как обрюзглое, постаревшее лицо здоровяка стремительно теряет краски.

– Я такое… никогда, – тихо и серьёзно сказал Феликс. – Он магом был и меня магии учил, вот и всё. А это… Нет, ни за что. Чтоб меня тоже… Нет. Это вы мне не пришьёте.

– Чтобы тебя тоже – что?

За спиной зашуршало. Бродяги сочли за благо убраться подальше от разборок, и правильно сделали. Найти бы их потом, успокоить… Может, что-нибудь для них сделать…

– А у этого вон спроси, – Феликс болезненно дёрнул головой и метнул полный презрения взгляд в сторону бесчувственного Терехова. – У дружка своего. Спроси-спроси, что они тогда с людьми делали… Может, ещё крепче службу свою полюбишь…

– Расскажи, – мягко попросил Верховский. Остановился в нескольких шагах от прикованного, как Прометей, Феликса, скрестил руки на груди. На подчинённых действовало, может, и нелегала проймёт? – Я правда не знаю. Что случилось с твоим учителем? С его сослуживцами?

– Мне какой резон тебе верить?

И правда. На этот случай готово было лукавое предложение. Не то чтобы лживое… Скорее, серьёзно рискующее не дожить до воплощения в жизнь.

– Слушай, – Верховский старался говорить небрежно, панибратски, словно они вновь сидели у костерка на продуваемом всеми ветрами пустыре, разделяя нехитрую трапезу и согреваясь одной на всех бутылкой сомнительного пойла. – Мне ни твой арест, ни твоя смерть не нужны. Мне нужны сведения. Поможешь мне с делом – а я, скажем, отправлю в архив досье на Владислава Журавлёва.

Недоверчиво прищуренные глаза жадно сверкнули. С одного выстрела – в яблочко. Какой же нелегал не мечтает о честном имени? Этот и не скрывал, так и озвучивал в прошлую их встречу…

– В твои годы профаном быть неприятно, но не смертельно, – заметил Верховский, доламывая волю Феликса, прогнувшуюся под непомерным грузом соблазна. – С криминалом, правда, придётся завязать… Но ты найдёшь себе занятие по душе. Я же нашёл.

– Ты ж говорил – не можешь… с досье…

– Я и не мог, – Верховский пожал плечами. – Думаешь, много полномочий у оперативников безопасности?

В ответ на угрюмое молчание он медленно, стараясь не пугать Феликса резкими жестами, вынул из кармана удостоверение. Пусть беглец верит в возможность спасения. Пусть чувствует осязаемую близость вожделенной выгоды…

– Поклянёмся, всё как следует, – заверил Верховский и слегка ослабил стальную петлю вокруг левого Феликсова запястья. Нелегал немедленно шевельнул ладонью, разгоняя кровоток. – Я успешно закрываю дело – ты получаешь доброе имя и путёвку в жизнь. По рукам?

Феликс нервно облизнул губы. Он колебался: не доверял начальнику московского магического контроля, но сомневался насчёт бродяги Ногтя. Верховский не торопил. Предложение почти честное. Весь подвох – в трудностях, без которых дело не обойдётся…

Если бы не затянувшееся молчание, он не услышал бы тихий щелчок предохранителя.

Терехов, кое-как приподнявшись на локте, свободной рукой судорожно сжимал табельный пистолет. Дуло чуть заметно подрагивало: последствия парализующих чар давали о себе знать. Готовая плюнуть свинцом круглая пустота смотрела вовсе не на нелегала.

Краем глаза Верховский уловил неловкое движение – Феликс испуганно пошевелился в своих кандалах. Мысль и тело объяло оцепенение. Целую вечность он смотрел в равнодушный металлический зрачок и не мог взять в толк, что произошло и что теперь делать. Слишком долго для выстрела. Снова щелчок, едва слышный, оглушительно громкий. Осечка. Случайная?..

– Не надо, – рассеянно сказал Верховский непонятно кому. Привычные к магии пальцы сами сложили короткую цепочку чар; пистолетная рукоять тяжело выскользнула из ослабевшей ладони Терехова. Жилы обожгло запоздалой болью. Слишком много упражнений за пару часов.

– Вот они, друзья твои, – бросил Феликс с весёлой горечью в голосе. Это он. Он сдвинул патрон в стволе и не позволил Терехову выстрелить. – Только спиной повернись…

Верховский ничего ему не ответил. Феликс вряд ли знал, что значит «друзья»; ему не так повезло в жизни… Заправив за ремень чужое табельное, Верховский приблизился к силившемуся подняться безопаснику и опустился рядом на колени – так, чтобы видеть залитое кровью лицо. Оба глаза целы, но красавцем Терехов уже не будет. Не то чтобы когда-нибудь был.

– Я нарушил персональную ответственность, – озвучил за безопасника Верховский. Тот ничего не сказал – только смотрел с холодным презрением. – Моя работа – устранять нелегалов, а не вступать с ними в сговор, правда?

Он не боялся удара в спину. Феликс не посмеет: слишком непростительным будет проступок, слишком серьёзные выгоды сулит сотрудничество. Будь иначе… Будь иначе, он позволил бы Терехову выстрелить. Леший знает, может, нелегал по-настоящему поверил бывшему приятелю только в миг, когда ненавистный безопасник взял того на мушку. Враг врага – не совсем друг, но возможный союзник.

– Так вот, – Верховский говорил не столько для Терехова, сколько для Феликса, который, без сомнений, ловил каждое слово, – со своей персональной ответственностью я разберусь сам. Вы мне сегодня говорили про спорные случаи. Давайте будем считать, что таковой наступил.

– Вы не понимаете, на что идёте, – хрипло проговорил Терехов. Слова он выталкивал из горла с трудом, будто захлёбывался ими, как тонущий – морской водой.

– Останемся каждый при своём мнении, – раздражённо бросил Верховский. Прежде не приходило в голову, как противен ему этот кабинетный сиделец, давно позабывший о работе в поле. Ни за что нельзя превращаться в такого же. – Итак, вы в счёт долга не станете вмешиваться в это дело. И никому о нём не расскажете. Уверяю вас: если не выгорит, я сам приду с повинной к… к нашему общему знакомому. И отвечать буду сам. Своей головой.