Зарецкий наскоро перебрал бумаги и, прежде чем взяться за ручку, педантично уточнил:

– Срочный?

– Разумеется. Мне некогда было выбивать для тебя преференции, – фыркнул Верховский, наблюдая, как свежеиспечённый младший офицер подписывает вчерашней датой страницы трудового договора.

– И ещё вы оставляете себе возможность от меня избавиться, – убийственно честно заметил Ярослав. – Ну ладно, вы действительно рискуете. Я понимаю.

Нахал. Верховский оставил этот выпад без ответа. Проследив, как подчинённый прячет новенькое удостоверение под обложку заурядного студенческого билета, он недвусмысленно постучал ногтем по циферблату наручных часов.

– Давай обратно домой, – скомандовал начальник. – Как выясню что-нибудь полезное про Наумова, свяжусь с тобой.

Зарецкий безропотно поднялся.

– Мы с вами ещё должны поговорить, – напомнил он. – Я теперь понимаю, почему вчера не было времени, но…

– Как только, так сразу, Ярослав, – слегка раздражённо пообещал Верховский. – Постарайся в следующий раз принести больше ответов, чем вопросов.

– На ваши вопросы я ответил, – резонно заметил Зарецкий и нагло прибавил: – А вы на мои – нет.

Не дожидаясь отповеди, он исчез. Своевольный зверёныш. Чтобы с ним совладать, надо быть Витькой. Но Витьки нет, а Верховскому никогда им не стать. Терехов говорил о самостоятельных боевых единицах; что ж, этой единице не занимать ни боевитости, ни самостоятельности. Лишь бы хватило ума вовремя остановиться.

Но Зарецкому хватило. Он вообще ведёт себя на удивление здраво – в отличие от начальника, сомневающегося в собственных воспоминаниях.

Не откладывая дела в долгий ящик, Верховский настрочил для следствия запрос на предоставление доступа к уликам и заодно – на артефактологическую экспертизу. Нужно непременно добиться личного разговора с Громовым. Как ни странно, в управских застенках ему сейчас безопаснее всего. В конце концов, в подвалах уже давно не сводят пленников с ума…

А сводили?

В висках снова предупреждающе закололо, и Верховский отбросил опасную мысль. Прямо сейчас есть дело поважнее. Закончив с бумажной вознёй, он освободил камеру от заглушки – хоть и велико было искушение оставить и посмотреть, через сколько дней всполошится охрана – и прикрыл глаза, сосредоточиваясь на знакомой до последнего уголка квартире. Первом в его жизни обиталище, в котором ему было по-настоящему спокойно – до сих пор.

– Саша? – полушёпотом окликнула Марина. Она выглядывала из комнаты; глаза щурились за тускло поблёскивающими стёклами очков – читала или… делала что-то по работе. – Я думала, ты надолго…

– Обстоятельства изменились, – туманно пояснил Верховский, сбрасывая ботинки. – Найди минутку поговорить. Это крайне важно.

– Конечно, – она прикрыла за собой дверь и следом за мужем прошла в тесную кухню. – Тебе сварить кофе?

– Сам потом сделаю, – отмахнулся начальник магконтроля, усаживаясь за стол напротив жены. – Марин, меня интересует твой коллега Наумов. Что можешь сказать про него?

Она недоумённо вскинула брови.

– Не думаю, что он замешан в чём-то противозаконном, – сразу уловив, откуда ветер дует, заявила Марина. – Он настоящий учёный, а настоящий учёный – всегда гуманист.

– Твоего гуманиста могут использовать втёмную, – вздохнул Верховский. Ему хотелось, чтобы подчинённый ошибся с догадкой, но ведь не запрещать же проверять испятнаные кровью ниточки… – Чем он у вас занят?

Марина слегка замялась. Недобрый знак.

– Я не знаю тонкостей, – осторожно сказала она. – Серёжа пару раз подправлял мои методики, потому что они не совсем… м-м-м… подходят для его экспериментов. Что-то с агрегатными состояниями носителей чар, над ними много кто работал.

– А зачем это «Технологиям»? – сумрачно спросил Верховский. – Никто ведь не станет тратиться на исследования просто ради интереса, верно?

– Верно, – слегка обескураженно согласилась Марина. Невесёлая усмешка сама собой изогнула губы: научники иной раз бывают рассеянны до наивности. – Но не обязательно же использовать Серёжины наработки со злым умыслом!

– А это уже мы будем выяснять, – пообещал Верховский. – Ты что-нибудь личное знаешь про Наумова? Живёт по месту регистрации? С кем? Где бывает, чем занят, кроме работы?

– Зачем тебе? Просто вызови для дачи показаний…

– Не могу, – он вздохнул и на несколько мгновений прижал пальцы к вискам. – Не могу, Марин. Если спугну зачинщиков, второго шанса не будет.

Она надолго умолкла. Опустила подбородок на переплетённые пальцы, устремила на мужа тревожный взгляд.

– Саш… Почему вы опять взялись за учёных?

«Опять»?.. Накатившая волной головная боль смыла насторожившую его мысль, но требовательный взгляд жены волей-неволей заставлял сосредоточиться.

– Поясни, – осторожно попросил Верховский. Ему определённо следовало знать, каким будет ответ, но он почему-то забыл, будто давний школьный урок. Будто смазавшиеся с годами подробности бездомной жизни.

Марина сняла очки – словно убрала последнюю преграду. Опустила руки на стол, как если бы её запястья сковывали наручники.

– Ну, это вроде как общеизвестно, – негромко, но твёрдо сказала Марина. – Коллеги рассказывали. Когда расформировывали старые секретные институты, кое-кого перевели в исследовательский отдел Управы, а остальные…

– Что – остальные?

– Не знаю, – голос Марины дрогнул и упал почти до шёпота. – Ох, леший побери… Саш, мы всё ещё говорим как гражданские или это уже допрос?

– Как гражданские. Как муж и жена, – веско ответил Верховский. При этих словах Марина слабо улыбнулась; захотелось немедленно прекратить разговор и обнять её, чтобы больше не видеть тревоги на её лице. Но, чёрт возьми, он-то не гражданский… – Я и не имею права никого допрашивать по этому делу. Это вообще не дело. Но разобраться очень нужно… Не представляешь, насколько.

Ради Витьки. И ради себя самого, чтобы встали на свои места правые и виноватые, справедливость и лукавство. Марина должна понять. Если не поймёт она, то больше и некому.

– Понимаю, – тихо проронила она. Её пальцы, украшенные только тоненьким обручальным колечком, механически схватились за дужку очков. – Про здешние дела я не очень в курсе, так, коллеги рассказывали… Начальница. Лидия Николаевна не стеснялась в выражениях, – Марина неуверенно хихикнула, видимо, припомнив какой-то особенно удачный пассаж. Что ж, Свешникова и впрямь не лезла за словом в карман. – Она явно знала больше, но кто я тогда была такая, чтобы со мной откровенничать… Смысл в том, что тут тоже люди исчезали без следа. Вроде как уехал куда-то к дальней родне, а спросишь родню – они про него ни слухом ни духом, вот такие были случаи. Так поступали с одинокими, про кого некому беспокоиться… Среди учёных таких немало.

Не только среди учёных. У Витьки в Москве не было никого, кроме сослуживцев. Может это быть совпадением?..

– Ты сказала – «тоже», – заметил Верховский. – Где-то ещё было нечто подобное?

Марина кивнула.

– Папа рассказывал. У него был тогда коллега, молодой парень, перспективный… Все знали, что он для московского начальства что-то на объекте исследует, – она задумчиво взглянула на мужа. – Может, это как-то связано? Раньше ведь с аномалиями активно работали, хоть и секретно, а сейчас так только, съездить посмотреть, и то месяц с бумагами промучаешься…

– Нет, не связано, – покачал головой Верховский и сам себе удивился: откуда такая убеждённость? Он, в конце концов, вообще ничего не знает о научных работах вблизи фоновых аномалий. – Что стало с парнем?

– Думали, погиб в очередную вылазку к объекту, – Марина тяжело вздохнула. – Там… немудрено. Сам помнишь.

– И ты потом полезла по его следам.

– Я-то по другому поводу. Не смотри на меня так, – она снова бледно улыбнулась. – У тебя тоже опасная профессия, я же молчу. И вообще… Папа сказал, потом, когда рабочее место этого парня разбирали, нашли бумажку-напоминалку – знаешь, такие клейкие, на монитор обычно вешают…