– Конечно, – самоуверенно заявил Верховский. – А на журналы можно будет взглянуть?

Маланина побуравила его недоверчивым взглядом, но в конце концов кивнула.

– Да, разумеется. Вам прямо сейчас надо или мне вам потом копии отправить?

– Сейчас, – решил Верховский. – То есть когда починю эту штуку. И потом тоже вышлите копию. На всякий случай.

На удивление, у Щукина нашёлся паяльник – правда, доисторический и с толстым горелым жалом, – а ещё кусок канифоли и оловянная проволока. Должно быть, дед в молодые годы баловался радиолюбительством. За упражнениями постояльца колдун наблюдал с отстранённым любопытством; когда на второй день возни научная штуковина начала подавать признаки жизни, он словно бы невзначай пожаловался на барахлящий телевизор. Хитрый старый хрен. Верховский сделал вид, что повёлся и поверил в тщательно разыгранную беспомощность. Этот тип, в конце концов, его кормит; мало ли, чего подмешает в водянистый капустный суп…

– Что-то неладно тут у нас, – пожаловался навязчивый Лишай. Лесовик увязался за Верховским, когда тот потащился отдавать научнице налаженный прибор; орать и отгонять было непрофессионально, приходилось терпеть.

– Что случилось? – вежливо спросил Верховский, не замедляя шага.

– А ничего покамест, – на голубом глазу заявил информатор. – Но что-то неладно. Зверья понабежало немерено, всё с южных окраин… Чего им там не сидится, а? Сходил бы посмотрел?

– Обязательно, – буркнул Верховский себе под нос. Конечно. На то он и специалист службы надзора. Младший.

К счастью, Маринина стоянка располагалась на территории другого лешего, так что Лишай вскоре благополучно куда-то свинтил. Убедившись, что штуковина работает, Маланина просияла и позволила наложить лапу на заветные журналы. Кроме уровня фона, научница записывала ещё уйму показателей, от неведомого коэффициента энергетического преобразования и до банальностей вроде температуры и влажности воздуха. В отдельной тетрадочке были скрупулёзно собраны подробности из невесёлой жизни подопытных мышей. Сами мыши возились тут же, в просторной клетке, устроенной рядом с палаткой.

– Что вы тут исследуете, если не секрет? – без особой надежды спросил Верховский, переписывая цифры в блокнот. Отдать записи хоть на день Маланина наотрез отказалась.

– Влияние возмущений в магическом фоне на активность живых организмов, – на одном дыхании выдала Марина и смущённо прибавила: – Я вообще очень хочу выучиться на магобиолога… Но пока так, лаборантка в научном отделе.

– Тоже неплохо, – дежурно буркнул Верховский. Его собеседница просияла, будто он ей комплимент сделал. – И как? Сильно влияет… на организмы?

– Да нет, пока не особо заметно, – поделилась Маланина. – Это и к лучшему. Представляете, если бы влияло?

– Ужас просто.

Он прогулялся-таки в южную часть лесного массива, но не обнаружил там ничего подозрительного, а пользоваться манком всё ещё было нельзя – измеритель показывал сто девяносто, а где и за двести единиц. Боровков, скотина, даже не предупредил, что тут такая чертовщина творится! А если бы научники не всучили надзору своё задание, что бы натворил младший специалист, не имея даже возможности померить этот самый фон? Это в каком смысле начальство раздаёт подобные поручения?..

Щукин, должно быть, замёрз на вечерней прохладе, потому что, против обыкновения, не сидел на завалинке, а устроился в кухне со своим нехитрым рукоделием. То, что он прилежно выстругивал из дерева, больше всего напоминало свёрнутое в спираль щупальце; наверняка какая-то колдовская ерунда. В крохотной кухонной мойке стояла кастрюля с присохшей гречкой на стенках; Верховский сперва её вымыл по привычке, потом задумался, какого лешего.

– Ну, – ни с того ни с сего вдруг подал голос Щукин, – как труды твои? Много бирок раздал?

– Всё по плану, – огрызнулся Верховский.

– А ящики вот это чего ты понатащил?

Всё-то ему интересно! Даже не стесняется признаваться, что совал нос в комнату к постояльцу.

– По работе надо, – хмыкнул Верховский и поспешил переключить дедово внимание на другой предмет: – Вы вроде про телек говорили. Чего, посмотреть?

Хворым телевизором удалось откупиться от щукинского любопытства. Древнее, родом из ранних девяностых кинескопное чудище после долгих пыток паяльником расщедрилось на мутноватую картинку по трём каналам из десяти настроенных. Что ж, если младший специалист вконец надоест Боровкову, можно будет податься в какой-нибудь сервис по ремонту бытовой техники… Сейчас их много наплодилось, не то что тогда. Вернув деду инструменты и кое-как смыв с себя дневную усталость, Верховский убрался в свою комнатушку и, прежде чем завалиться спать, сверился с измерителем. Восемьдесят девять. Как в понедельник. Наверное, хороший признак.

В пятницу активность действительно пошла вниз, и к вечеру Верховский уже с удвоенным усердием записывал номера бирок, розданных обитателям радиуса станции номер четыре. В субботу оттащил обратно Маринины ящики, даже в меру своего разумения помог с настройкой антенн. Научница в благодарность показала ему, как пронизывающие пространство спонтанные магические токи распадаются на разноцветные спектры; зрелище оказалось неожиданно завораживающим при всей своей простоте.

– Здесь преобладают тёплые тона, – она указала на подрагивающие, словно язычки пламени, столбцы диаграммы. – Нежить не очень любит такие места, так что в этих лесах её не слишком много, и вся довольно слабая.

– Зато общительная, – хмыкнул Верховский, припомнив настырного Лишая. – Кстати, вы ничего необычного тут не замечали?

– Ещё более необычного? – усмехнулась Марина. – Нет, вроде бы спокойно. А что?

– Лесовики нервничают. Но я тоже ничего не нашёл. Наверное, их от свежих впечатлений клинит.

Вечером в деревне измеритель показал всего-навсего семьдесят четыре единицы. Под миролюбивое бормотание воскресшего телевизора Верховский прилежно переписал в журналы каракули из блокнота и, зевая, поплёлся к себе, пока Щукину не пришло в голову ещё как-нибудь приспособить его к делу. Он уже почти залез под пахнущее «антимолью» одеяло, когда в окно вдруг поскреблись. Звук вышел душераздирающий, хоть сейчас в дешёвый ужастик. Верховский чертыхнулся сквозь зубы и торопливо раздвинул занавески; из ночной темноты на него глядели доброжелательные фосфоресцирующие глазки лесовика.

– Чего сюда припёрся? – процедил сквозь зубы младший специалист службы надзора, не без труда распахнув деревянные рамы. Защитный амулет слабенько его обжёг – так, напомнить, что Лишай никогда живым не был.

– Так ходит же, – скрипучим голоском отозвался лесовик.

Хорошо, что деревенские, если вздумают выглянуть на шум, ничего за бурьяном не увидят. Зато от засевшего в соседней комнате Щукина не уберегла бы никакая растительность. Сердито скрежетнули шпингалеты, и на фоне безмятежной летней ночи нарисовалась встревоженная дедова рожа. Лесовика колдун, вне всякого сомнения, заметил.

– Это ко мне, – поспешно успокоил хозяина Верховский. – Всё в порядке.

Щукин, подумав, исчез в доме – правда, защёлкивать шпингалеты обратно не спешил. Ну и пусть греет уши, старый хрыч… Много он поймёт!

– Что стряслось-то? – вполголоса спросил Верховский. – Пожар? Потоп? Умирает кто?

Лесовик беспорядочно замахал похожими на ветки лапами.

– Чужой ходит! Не наш, не местный, у нас таких нету… А ну как осерчает? А ну как порешит нас тут всех?

Верховский с трудом сдержал вздох. Опять паникёру что-то примерещилось. Послать, что ли, к лешему – во всех смыслах – и завалиться спать?.. Ага, а Щукин потом доложит начальству, что специалист московского надзора пинал балду, пока подшефная нежить билась в паническом припадке. Тихо ругаясь себе под нос, Верховский оделся, сунул ноги в стоптанные кроссовки, запихнул в карман компас и на всякий случай прихватил измеритель.

– Ну, веди, – сумрачно велел он, выбравшись из дома в прохладные сумерки.

Лишай недоверчиво его оглядел.