– Вот тогда и забегают.

Витька сник. Его пальцы нашарили в вороте рубашки давным-давно выданный медиками вероятностный амулет. Эта привычка к беспомощным и навязчивым движениям порядком раздражала Верховского, однако ругать Щукина вслух он ни за что бы не стал. В конце концов, если колдовская штуковина и впрямь поддерживает подорванные полудницей Витькины силы, пусть хоть дёргает её, хоть грызёт, хоть в кислоту макает – лишь бы продолжала работать.

А вот от кое-какой другой безделушки толку не было и нет. Слабосильный удачливый амулетик, утащенный из квартиры Журавлёва, так и валяется в ящике стола, запертый в футляре с персональным магическим замком. Хозяин побрякушки до сих пор молчит, а вместе с ним молчит и спрятанная за семью печатями истина. Может быть, уже никто никогда не узнает, что пережил Василий Рябов в управских подвалах. Не то чтобы это стало менее важным; скорее, ворох насущных забот совсем заслонил Феликса с его зыбкой правотой.

Да и не выйдет теперь, докопавшись-таки до правды, из принципа хлопнуть дверью.

– Ремонт-то твой как идёт? – наигранно бодро спросил Витька. – Ещё не замучился?

– Чего мучиться? – миролюбиво отозвался Верховский. Житейский трёп, прежде раздражавший его до зубовного скрежета, мало-помалу стал казаться неплохим способом отвлечь собеседника от неприятных тем. – Для себя же делаю.

– Ну-у-у, мороки много, – Щукин неуклюже хохотнул. – Я вот сам бы ни за что не взялся.

– Я бы, может, тоже не взялся, если бы платили побольше.

– Так тебе ж поднять должны были, – шумно и праведно изумился Витька. – За категорию-то!

Верховский поморщился. Ну вот, снова-здорово…

– Подняли, Вить, не переживай, – бесстрастно сказал он и раздражённым росчерком заверил объяснительную. – Пойду отнесу. Пусть подавятся.

Когда он вернулся, смена уже вновь катилась своим чередом: скучающие оперативники развлекались, чем могли. Двое совсем свеженьких новобранцев пристально изучали выданные Харитоновым артефактные патроны; остальные откровенно страдали ерундой, ковыряясь в телефонах и пугая мониторы зевками во всю пасть. Одна Сирена вовсю стучала по клавиатуре, не обращая внимания на мир вокруг. Как-то очень спокойно она восприняла прекращение нерабочих отношений, но с тех пор заговаривала с Верховским только по служебной надобности. Его это устраивало. Он сам не знал, можно ли назвать стыдом чувство, смутно и не слишком навязчиво проступавшее на задворках сознания при встрече с этой женщиной.

Спящих с открытыми глазами оперативников взбудоражил надрывный писк диспетчерского телефона. Все мигом навострили уши, предвкушая проблемы. Сирена внимательно выслушала взволнованно стрекочущую трубку и сухо сказала:

– На входе беспорядки, сработал сигнальный контур. Просят кого-нибудь на задержание и допрос.

– Сань, сходи, – незамедлительно решил Харитонов. Это, надо думать, подразумевалось как наказание за утренний разговор.

Верховский покорно встал из-за стола. Прежде чем выйти из кабинета, он рекрутировал в помощники одного из рядовых; новобранец, обрадованный и напуганный одновременно, порысил следом за старшим на первый этаж. В вестибюле царил деятельный хаос: под наблюдением чем-то опечаленных научников подсобные рабочие громоздили у стены старую технику, иногда упакованную в кое-как сколоченные ящики, иногда не завёрнутую даже в плёнку. Верховский автоматически поискал взглядом знакомую фигурку, не нашёл и утратил интерес к этой возне. Его волновала другая, у самых входных дверей.

Двое охранников с опаской косились на задержанного – мужичка средних лет, смирно сидевшего на потёртой банкетке. На вид лопух лопухом, но жизнь очень давно научила Ногтя не доверять внешности. Представившись привычной скороговоркой, Верховский вежливо поинтересовался, в чём дело. Рядовой взволнованно пыхтел рядом и не знал, куда приткнуть свои скромные таланты.

– Сигнальный контур сработал, – бесхитростно пояснил охранник и продемонстрировал полупрозрачный футляр для конфиската, кое-как перевязанный ленточкой с неактивной печатью. – Вот на эту фигню.

Задержанный растерянно улыбнулся – мол, вот ведь неувязочка, кто же знал, что так получится. Верховский забрал у охранника футляр с упомянутой фигнёй и строго глянул на её владельца – так, для порядка, чтоб не забывал, с кем имеет дело.

– Проводи в сто двенадцатую, – велел он рядовому. Тот с готовностью забренчал наручниками. Верховский повернулся к охранникам: – Кто проводил задержание, тоже попрошу.

Проследив, что все указания выполняются, Верховский замкнул печать – металлизированная бумага остро блеснула оранжевым – и спустил с футляра запутанные ленточные петли. Артефакт – явно не ширпотреб, что-то старое и вряд ли хорошо изученное – выполнен был в виде неброского колечка, успевшего к моменту зачарования потемнеть и покоробиться. Верховский осторожно поднёс к нему ладонь, улавливая отголоски токов в спокойном фоне. Как и следовало ожидать, наложенное леший знает когда колдовство не отличалось аккуратностью. Намешано всё подряд: чары удачи, защитные от слабой нежити, довольно ненадёжные сигнальные… Дремлющее проклятие, хитро связанное с памятью прикосновения. Должно быть, эту-то противоугонную систему и почуяли стационарные контуры. Такие штуки контроль вообще-то запрещает к обороту и свободному применению. Откуда обыватель её взял? Не в «Московском» же «цехе» подобное выкладывают на прилавки…

Помещения в коридорчике, опутанном защитными чарами и увешанном камерами, обитатели Управы звали между собой казематами. Надо думать, незаслуженно: здесь всё слишком на виду. Другое дело – помещения для предварительного заключения, упрятанные на нижние подвальные ярусы; если Феликс не врёт, то побывал он именно там… Но сейчас не до Феликса. Испуганному посетителю вполне хватило и здешних относительно дружелюбных стен: он сидел на жёстком деревянном стуле неестествеено прямо и затравленно озирался по сторонам, словно ему уже мерещилось небо в клеточку. Обыкновенный цивил, к которому впервые обратило строгий взор неумолимое правосудие. Прикрыв за собой бронированную дверь, Верховский без излишней спешки уселся за стол и взял из стопки чистый лист бумаги для пометок. Протокольный бланк уже лежал перед исполненным служебного рвения рядовым.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Говоров Алексей Владимирович, – с готовностью отозвался задержанный и тут же нервно перевёл дух. – Я колдун десятой категории. Кольцо от родственницы досталось, у меня документы есть.

– Регистрационный номер?

– Ой… Э-э-э… Девяносто девять, ноль восемь, пятьсот двадцать четыре. Да, кажется, так.

Девяносто девятый год… Самый излёт контрабандистской вольницы. Тогда, пожалуй, наивной даме ещё могли втридорога впарить из-под полы сомнительную кодовскую поделку. А вот почему её не изъяли при передаче по наследству?.. Верховский не без злорадства сделал пометку в записях. Безупречный повод пожаловаться на контролёров; никто не посмеет сказать, что он сводит личные счёты.

– Вы знакомы с историей артефакта?

– Нет, – Говоров конвульсивно дёрнул плечом. – Получил и получил… По завещанию, всё как положено.

– Родственница была не кровная?

Этот банальный вопрос застал задержанного врасплох. Прежде чем отвечать, он порыскал взглядом по крашеным стенам, словно надеялся на подсказку. Неужто сам приморил старушку ради наследства? Ушлые колдуны иной раз отчебучивали и не такое…

– Не кровная, – признал очевидное Говоров. – Тёща.

А перстенёк таскает он. Верховский задумчиво покосился на артефакт, прикрытый прозрачным пластиком футляра. Мог неведомый контролёр так опростоволоситься? Если всполошились не слишком чуткие защитные чары, худо-бедно образованный маг точно должен был обнаружить вредоносное колдовство. Хотя оно ведь скрытое: сам Верховский обнаружил проклятие только потому, что ожидал найти что-то такое. Но почему тогда сработали контуры?

– Что случилось на входе? – спросил Верховский у маявшегося около двери охранника.