– Ох, спасибо, – старушка простодушно улыбнулась и охотно отпустила ручки тяжёлого пакета. Верховский чуть приободрился: выходит, выглядит он достаточно пристойно, чтобы в нём не подозревали грабителя. – Сейчас-сейчас, ключики достану…
Она принялась рыться в необъятной дамской сумке, больше похожей на кокетливо скроенный вещмешок. Верховский терпеливо мёрз; ручки увесистых пакетов вгрызались ему в ладони. Бабушка наверняка одинока, иначе покупки таскали бы благодарные потомки.
– А вы из какой квартиры? – бдительно спросила старушка, карабкаясь по пахнущей сыростью лестнице. Ступеньки давались ей нелегко, даже и без груза.
– Ни из какой пока, – Верховский принялся выкладывать сочинённую на ходу легенду. – Приехал вот в вашем доме жильё присмотреть. Но как-то всё не то…
– А какую смотрели?
Верховский пошуршал пакетами, давая себе пару мгновений на размышления.
– Угловую двушку, – туманно ответил он и, уводя старушку от опасных уточнений, вдохновенно прибавил: – Тесновато там. Я ж не один, с женой, с сыном…
Бабуля окончательно растаяла. Перспектива обзавестись добропорядочным и отзывчивым соседом пробудила в ней устойчивое желание причинять добро и наносить пользу, присущее скучающим пожилым дамам. Верховского небольно укусила некстати проснувшаяся совесть.
– Вы бы Клавочке Журавлёвой позвонили, – выдала вдруг старушка. Верховский мигом насторожился. Ну да, ведь ученик Василия Рябова давно в бегах; жильё простаивает без хозяина, и старушечья агентура прекрасно об этом знает. – Квартира-то пустая стоит. Там не угловая, места побольше и кухня просторнее…
– А чего пустая?
Потенциальная соседка остановилась на лестничной клетке – то ли переводила дух, то ли собиралсь с мыслями. Должно быть, история с Журавлёвым – неприглядная, из тех, что может отпугнуть квартиросъёмщика. Верховский терпеливо ждал. Пакеты оттягивали ему руки.
– Там раньше сын Клавочкин жил, – сообщила наконец осведомительница поневоле. – Уже лет пятнадцать как съехал. Хороший такой мальчик, вежливый, за продуктами нам ходил… Василий на него нарадоваться не мог. Это сосед наш был, царство небесное…
– М-м-м… А почему съехал?
– Да кто ж его знает? Молодёжи на месте не сидится, – безмятежно пояснила бабуля. Значит, о проблемах соседей с законом она всё-таки ничего не знает. Молодцы контролёры, чисто сработали. – Вот теперь мамочка его за квартирку платит, а самого давно уж не видела. На заработках, наверное, где-нибудь. Вы позвоните, вдруг подойдёт вам?
– Позвоню, – заверил её Верховский. – Если номерок дадите.
– Сейчас всё дам, – старушка, натужно пыхтя, подошла к обитой дерматином старенькой двери и принялась возиться с ключами. – Записано у меня… Вы заходите-заходите, чего на пороге-то стоять?
Верховский, поколебавшись, шагнул через низенький порожек. Он мог бы запросто прижать к её лицу пропитанную хлороформом тряпку или безыскусно полоснуть ножом по выглядывающей из-под пушистого платка морщинистой шее. Нельзя же так безоглядно доверять людям…
– Вот, – подслеповато щурясь, бабуля отыскала в пухлой записной книжке нужную страничку. – Вам бумажку дать?
– Не надо, – не без труда разобрав корявые цифры, Верховский сохранил номер в бездонной памяти телефона и, решившись, пошёл ва-банк: – А этот сосед… Василий…
– Помер давно, – охотно поведала бабуля. – Он совсем один жил, в конторе какой-то секретной работал, никто его и не навещал, кроме Владюши.
Соседи, значит, в курсе. Но это ничего не значит: мало ли в столице секретных ведомств? Верховский механически перебросился с разговорчивой старушкой парой ничего не значащих фраз и тепло попрощался. Уже ступив на лестничную клетку, не удержался – обернулся и мягко посоветовал:
– Вы бы осторожнее. Не пускайте к себе кого попало.
– Так я ж не кого попало! Вижу – человек хороший…
– Все на хороших людей похожи, – усмехнулся Верховский. – Я в органах работаю, насмотрелся.
Бабуля мигом изменилась в лице. Усыпляя им же разбуженную бдительность, Верховский сбежал по лестнице на пару пролётов, подождал, пока наверху отчётливо щёлкнет замок, и вернулся на площадку пятого этажа. Дверь квартиры Владислава Журавлёва отличалась от соседних разве что номером, составленным из облезлых пластиковых цифр. Прижав пальцы к замочной скважине, Верховский заставил штифты выскочить из пазов. Металл предупреждающе разогрелся. Леший побери, здесь же наверняка какие-нибудь сигнальные чары! Выругав себя за беспечность, Верховский вытащил из кармана амулет-детектор и осторожно нажал на дверную ручку.
Даже неплохо было бы, если б автор сигнального заклятия объявился здесь и сейчас.
Из тесного сумрачного коридорчика пахнуло пыльной затхлостью. Верховский осторожно перешагнул порог и прикрыл за собой дверь: нечего раздражать любопытство соседей. Сквозь хлипкие панельные стены смутно слышались обыденные звуки: шаркающие шаги, приглушённый гул голосов, журчание бегущей в трубах воды. Крадучись, как на задании, Верховский миновал короткий коридор, заглянул в крохотную кухню – перевязанный тряпкой кран и распахнутый холодильник, беззастенчиво демонстрирующий порожнее нутро, так и кричали о запустении – и шагнул в первую из двух комнат.
В глубине кварцевого кристаллика тревожно блеснул и погас розоватый огонёк. Верховский мигом замер и вскинул свободную руку, пытаясь нащупать чужое заклятие. Так и есть: от одного из ящиков допотопного серванта слабо фонит чарами. Они явно появились здесь уже после визита магконтроля… Недоучку Журавлёва спасало одно лишь административное равнодушие: загляни сюда любой из нынешних волкодавов, не стеснённых ни законом, ни категорией, нелегала легко достали бы, где б тот ни засел. Опустившись на колени рядом с ящиком, Верховский на ощупь аккуратно распутал простенький сигнальный контур. Хиленький замочек был хитроумно заклинен: между дверцей и каркасом шкафа торчал едва видимый металлический штырёк, мешающий щеколде убраться в паз. Глупо. Единственный туго открывающийся ящик обязательно привлечёт внимание хоть грабителя, хоть проводящих обыск оперативников. Он мог оказаться обманкой, но, справившись с замком, Верховский понял, что в самом деле вскрыл тайник. Активно используемый тайник.
На самом верху обнаружилась внушительная стопка чистой и выглаженной одежды, завёрнутая в неприметный пакет из продуктового магазина. Верховский досадливо выругался себе под нос: даже умей он искать человека по личной вещи, после стирки на ткани не осталось ни волос, ни частичек кожи – ничего, что позволило бы дотянуться до хозяина аккуратно сложенных джинсов и футболок. Солдиного, надо сказать, размера. Помимо тряпья, в ящике лежал ещё новенький комплект раций и характерного вида футляр из тех, в каких салоны артефактов продают свои изделия. Верховский осторожно выудил из залежей хлама бархатистую коробочку с тиснёным золотым логотипом. «Ларец». Это могло быть совпадением – в той же степени, в какой могло и не быть. Вид безыскусной серебряной пластинки, испещрённой мелким колдовским узором, ничего Верховскому не сказал. Сдать бы на экспертизу, но тогда придётся отчитываться, откуда штучка взялась и в связи с каким делом проходит… Нет, раз уж взялся нагло нарушать служебную дисциплину, надо продолжать в том же духе. Вытащив из кармана перчатку, Верховский завернул в неё артефакт и упрятал находку в карман куртки. Побудет заложником. Заглянул в соседнюю комнату, он нашёл на письменном столе блокнот с выцветшей разлиновкой и несколько карандашных огрызков. Наскоро записал на вырванном листке бумаги свой номер с пометкой: «Верну, звони. Александр». Вложил бумажку в опустевший футляр. Леший знает, насколько дорога Журавлёву колдовская побрякушка; авось выйдет на связь, пытаясь её вернуть…
Он не сразу понял, что мимолётная боль, обжёгшая пальцы, не имеет ничего общего с чужими охранными чарами. Так сработали его собственные – правда, на противоположном конце Москвы. Ловушка, устроенная на старой теплотрассе, дремала целый месяц и вот наконец захлопнулась. Впрочем, даже умей Верховский прыгать через пространство, сейчас он не стал бы этого делать. Ему нужен был хотя бы призрак доверия, который заставил бы Феликса выслушать бывшего товарища. Наскоро захлопнув ящик, Верховский вышел в коридор и прижал к уху телефон. Лезть в одиночку в лапы к опасному нелегалу было бы безумием, а Марина велела ему не поддаваться.
