— Мм... Все в порядке. Сестра, пожалуйста, пройдемте со мной – у меня осталось в запасе немного лекарств, и вам не нужно будет волноваться об их покупке, – она провела женщину в дальнюю комнату, где хранились снадобья. Все это время молодую госпожу неустанно продолжали благодарить за помощь.

Когда они ушли, солдат из Черного Железного Лагеря сразу почувствовал облегчение и неспешно подошел к Чан Гэну. Рядовой не проронил ни слова – просто следовал за ним. Чем бы молодой человек не собирался заняться, солдат закатывал рукава и старался сделать это для него первым.

Ему понадобилось немного времени, прежде чем он взялся за бумагу и перо. Записав первое предложение, он произнес твердым голосом:

— Молодой господин хорошо знаком с этим местом.

— Мм... Я часто останавливаюсь здесь, когда езжу в Чжунгуаньцунь, – ответил Чан Гэн.

Что?! Одинокий мужчина и одинокая женщина?!

Солдат зарделся. Внезапно он понял всю важность своей миссии. Если он с ней не справится, то возможно, когда он вернется, Аньдинхоу собственным ножом превратит его в плевательницу.

Чан Гэн заметил выражение лица рядового. Он выглядел так, будто секунду назад его ударило молнией. Однако теперь Чан Гэн сообразил, о чем раздумывал этот солдат и быстро, с улыбкой на лице, пояснил:

— О чем ты подумал? Разумеется, это дом госпожи Чэнь, но большую часть времени ее не бывает дома. Обычно здесь пусто.

Ее друзья из Цзянху, кто бы из них сюда ни приехал, могли отдохнуть тут несколько дней. Если случалось так, что она тоже бывала дома – женщины могли остаться, но мужчинам приходилось искать себе другое место. Я хотел предложить вам отдохнуть здесь пару дней, однако госпожа Чэнь вернулась, и нам двоим необходимо найти постоялый двор.

Молодой солдат расслабился, и его сердце почувствовало облегчение.

— Ох... – выдохнул он про себя.

Но не успел рядовой окончательно успокоиться, как снова напрягся. Ему пришло в голову жалостливое: "Несмотря на то, что он – четвертый принц, ему бы стоило немного сэкономить денег на постоялый двор..."

Окинув взглядом поношенные одежды Чан Гэна, он не мог не выказать своего мнения:

— Если бы марш... Господин узнает, что молодой хозяин живет в таких нелегких условиях во внешнем мире, ему будет нестерпимо грустно...

Он не был хорош в беседах. Он привык выражать себя с помощью действий, поэтому – если он иногда и мог начать разговор о подобных вещах – он чувствовал себя самым искренним человеком на свете.

Однако на сердце Чан Гэна стало лишь тяжелей, и он не сумел тут же ответить солдату.

Чэнь Цинсюй закончила выдавать женщине лекарства. Когда они вернулись, госпожа лекарь нахмурилась, взглянув Чан Гэну в глаза.

— Спокойствие, разве я не говорила тебе об этом?

Чан Гэн пришел в себя и горько улыбнулся.

Чэнь Цинсюй действительно была его полу-учителем.

Два года назад, во время очередного приступа, наставник Чан Гэна узнал о Кости Нечистоты. Тайна, о которой знали лишь небо и юноша, в конце концов, вырвалась в свет.

Тогда наставник сказал ему, что не очень хорошо разбирается в медицине, поэтому они начали ездить по разным местам, пока на востоке, наконец, не встретились с Чэнь Цинсюй. К сожалению, секрет исцеления от Кости Нечистоты принадлежал только Северной маньской Ведьме, и даже доктор Чэнь, с ее широкими познаниями в медицине, не смогла отыскать лекарство. Единственное, чем она могла помочь, – прописать ему успокоительный эликсир сильнейшего действия, чтобы Чан Гэн мог сохранять контроль над собой, пока она занимается исследованием его недуга.

Тогда Чан Гэн решил поговорить с ней о делах Гу Юня и осторожно поинтересовался:

— Госпожа Чэнь, есть ли в этом мире человек, чьи глаза и уши иногда работают, а иногда – нет?

Чэнь Цинсюй, конечно же, догадалась, о ком говорил Чан Гэн. Однако она не имела права рассказывать ему всей правды. Она просто ответила:

— Да.

Но Чан Гэн задал еще один вопрос:

— Тогда при каких условиях можно облегчить страдания с помощью лекарства, а при каких – нет?

— Это невозможно, если человек родился с этой болезнью, – разъяснила Чэнь Цинсюй. – Что же касается повреждений, полученных при травме во время взросления, – такие необходимо оценивать уже в индивидуальном порядке. Возможно, лекарство может помочь тем, кто был отравлен.

Она предположила, что Чан Гэн осторожно заговорил с ней о болезни, чтобы потом спросить непосредственно про Гу Юня, однако он этого не сделал. И в тот момент она поняла, что, похоже, недооценила проницательность и остроту ума этого паренька.

Получив ответ, Чан Гэн сначала долго молчал, а после он начал умолять ее принять его в качестве своего ученика.

Несколько поколений семьи Чэнь были искусными врачевателями. Они уделяли много времени и внимания своим манерам, но, в то же время, внутри их семьи соблюдалось еще одно неукоснительное правило: "Практиковать медицину для спасения жизней". Их род не относился к тем эксцентричным "богоподобным" врачам, о которых судачили в народе или описывали в книгах – отбирающих себе пациентов с неизлечимыми заболеваниями в надежде спасти их, способных "видеть все болезни" – такая практика категорически не приветствовалась в семье Чэнь.

Госпожа Чэнь могла исцелять тяжелые травмы и заболевания, лечить отравления необычными ядами, или же помочь с детской простудой. Она с радостью принимала беременных женщин и помогала принять роды.

Она не относилась к своим знаниям, как к бесценному сокровищу, что держала бы при себе, скрывая от всех. К тому же не существовало правила: "знания семьи не могут быть переданы посторонним лицам". Если бы кто-то ее попросил – она бы его научила. Но госпожа Чэнь как-то упомянула, что сама еще не закончила школу и не посмела бы принять ученика, поэтому ее можно было считать лишь "полу-учителем".

Поместье семьи Чэнь находилось в Тайюань. Чэнь Цинсюй обычно не останавливалась на юге осенью и зимой. Чан Гэн мог только предположить: если она все еще в Чжунгуаньцунь, возможно, у нее еще остались какие-то незаконченные дела. Чан Гэн достал сумку и протянул молодому солдату деньги, чтобы тот вызвал повозку для женщины и ее свекра.

Как молодой солдат мог осмелиться взять деньги из рук бедного четвертого принца? Несколько раз отказавшись, он убежал в сторону прибывшей повозки.

Когда все ушли, Чэнь Цинсюй достала особый мешочек и произнесла:

— Очень хорошо, что мы встретились тут. Я приготовила для тебя новую порцию успокаивающего эликсира. Попробуй.

Чан Гэн поблагодарил ее, взял немного лекарства и осторожно убрал в сумку.

У Чэнь Циньсюй заблестели глаза, стоило ей обратить внимание на сумку Чан Гэна. Она отметила, что на ней не было головокружительно пестрых и сложных рисунков вроде "утка-мандаринка плещется в воде" или "летающие бабочки".

Внутри сумка была обшита чистым шелком, а снаружи покрывалась тонким, мягким слоем кожи. На самой коже виднелся незамысловатый узор, напоминавший резьбу на рукояти клинка. Такой же узор был выгравирован на железном браслете, внутри которого скрывались тонкие ножи, стремившиеся вырваться наружу. Сами ножи были сделаны очень искусно.

— Откуда у тебя эта сумка? – поинтересовалась госпожа. – Она необыкновенно прелестна...

— Я сам ее сделал, – улыбнулся Чан Гэн. – Хотите такою же?

Чэнь Цинсюй ничего не ответила.

Лекарь Чэнь, выражение лица которой оставалось непоколебимо спокойным даже перед взорами тысячного войска, в эту секунду почувствовала себя неловко.

— Она очень прочная, – заверил Чан Гэн. – Ах, да, я хотел спросить: фестиваль середины осени [1] уже закончился. Почему вы все еще здесь, в Чжунгуаньцунь?

— Аньдинхоу отправится на юг, пересекая Чжунгуаньцунь. Он попросил меня встретиться с ним, – объяснила Чэнь Цинсюй. – Ты разве не знал?

Круг Фэн-шуй снова перевернулся, и теперь неловко себя чувствовал совсем другой человек.