Тот узнает, что спешу я сквозь холод и снег, кто утонет в ликере за мною вослед...

____

Сначала никто из них не отреагировал.

Чан Гэн задумался: "Зачем он носит с собой эту сломанную флейту?.."

Гу Юнь озадаченно спросил:

— Что там выпало?

Затем мужчины опустили свой взгляд на бамбуковую флейту, натерпевшуюся за годы невзгод и слегка надломленную у свистка.

Через секунду Чан Гэн вдруг почувствовал, что флейта выглядит довольно знакомо. Гу Юня будто молния поразила — он тут же вспомнил откуда у него эта флейта! Та самая флейта, у которой не самое светлое прошлое.

И тут Гу Юнь и Чан Гэн одновременно наклонились к флейте: Гу Юнь протянул руку, чтобы схватить ее, но Чан Гэн уже сжал на ней свою ладонь, и оба ошарашенно замерли, сжимая флейту.

Чан Гэн совершенно невинно поинтересовался:

— Могу ли я взглянуть?

Гу Юнь парировал:

— На что ты так хочешь посмотреть?

Гу Юнь силой вырвал маленькую бамбуковую флейту из руки Чан Гэна, поспешно вернув ее в рукав.

Чан Гэн редко мог видеть Гу Юня, который так виновато себя вел. Он не мог не вспомнить маленькую девочку, которая рыдала в семье Яо четыре года назад. Чан Гэн начал смутно понимать, откуда у его ифу эта флейта, но в то же время очень не хотел верить этим догадкам, поэтому поинтересовался:

— Это чей-то подарок?

Гу Юнь умел лгать не краснея, и дыхание у него не сбивалось. Он смело заявил:

— Я сам ее сделал.

— О, — Чан Гэн моргнул.

Через долю секунды он спросил, вскинув брови:

— На западных землях Лоулани тоже растет бамбук?

Гу Юнь промолчал.

Чан Гэн снова моргнул, и его глаза заблестели.

— Мастерство ифу очень грубо, позволит ли ифу в следующий раз сделать для него другую флейту? — спросил он с улыбкой на лице.

Смущенный до смерти Гу Юнь продолжал молчать. У него было ощущение, что этот мальчишка видел его насквозь и специально насмехался над ним. Украсть флейту — невероятно постыдное деяние. Именно поэтому маршал не мог позволить себе злиться. Заячий хвост — длинным быть не может [1]. Ему пришлось поджать хвост и сбежать.

Чан Гэн не погнался за ним. Он остался на том же месте, размышляя над этой ситуацией. Он не мог не удивиться, восстановив в памяти цепочку событий от начала до конца, когда Гу Юнь рано утром пробрался во двор ребенка — Чан Гэн не мог сдержать улыбку — чтобы украсть флейту. В одно мгновение цветы его сердца наполнились жизнью [2], раскрывшись в полную силу до тех пор, пока солнце не склонилось к западу, и лишь после все утихло.

Этот томительный аромат в сердце толкнул Кость Нечистоты в тесный угол. Когда цветок упал в ручей и окрасил воду красным, это породило мысль, похожую на семя, прорастающее на тысячу концов десятью тысяч нитей ветвей [3].

Чан Гэн подумал: "Почему он сохранил ее?"

Все эти годы он носил ее с собой. Доставал ли он флейту иногда, чтобы взглянуть на нее?

Когда он смотрел на нее, думал ли он обо мне?

Значит ли это, что чувства Гу Юня к нему... глубже, чем Чан Гэн всегда себе представлял?

Может ли Чан Гэн жадно желать большего и стать ближе к ифу?

Чан Гэн почувствовал аромат успокоительного госпожи Чэнь, лежавшего в его сумке. Чан Гэн уставился на спину Гу Юня. Отголоски фразы "плыть по течению" [4], которую он услышал от народа уйгур [5], эхом пронеслись в его сознании. Он больше не мог думать об этом, однако, охваченный беспокойством и преисполненный волнения, в страхе утаивая эту маленькую догадку, он не мог избежать зудящего, неудобного ощущения внутри, что сжигало душу и разъедало кости.

Путешествовать, сопровождая преступников, должно быть долго и скучно, но, к сожалению, не было понятно, быстро ли двигался Черный Железный Лагерь, или для Чан Гэна время шло иначе. В любом случае, они вернулись в столицу до наступления холодной зимы.

В это же время слухи о восстании на южной границе активно обсуждались в стенах столицы.

Сунь Цзяо вернулся в столицу ни живым, ни мертвым. От пережитого страха он заболел и в мгновение ока оказался прикован к постели. Даже сам Император Лунань не ожидал подобного поворота событий. Он использовал этот маленький план только для выполнения "Цзигу Лин", но этот командир юго-западной границы все равно осмелился восстать. Напуганный и разъярённый Император приказал продолжать расследование.

Из-за значимости этого дела министерство чинов, министерство наказаний, военное министерство, а также храм Дали [6] вплоть до цензората, от больших до малых, были объяты ужасом. Даже Гу Юнь, которому и без того редко выпадала возможность вернуться в столицу, чтобы хоть немного отдохнуть, не имел ни минуты покоя — его постоянно вызывали в суд на допросы.

Адмирал флота и главнокомандующий юго-западной границы Фу Чжичэн вступили в сговор с горными разбойниками, убили сотрудников суда, тайно занимались контрабандой цзылюцзиня и готовились к восстанию. Главари разбойников и повстанцы вместе со своими семьями были приговорены к смертной казни.

Но хладнокровный император Лунань все равно отказывался сдаваться, и ситуация быстро стала необратимой и напоминала редис, который вытащили из земли вместе с грязью и почвой. Это дело затронуло шесть министерств центрального правительства [7]. Те, кто поддерживал личные отношения с Фу Чжичэном, те, кто получал взятки и открывал ему заднюю дверь, даже старый министр, который в прошлом рекомендовал Фу Чжичэна — никто не мог бежать, все были вовлечены в это.

Некоторые были заключены в тюрьму, некоторые были уволены с должностей, а те, кто служил при императорском дворе, были в состоянии тревоги. Столицу поглотили шум ветра и крики журавлей [8].

До конца года небо оставалось затянуто тучами, но к новому году начались сильные снегопады.

В этом году, когда все простились со старым и встретили новое [9], Аньдинхоу вернул черный тигровый жетон, и внедрение "Цзигу Лин" стало непреложным фактом. Военное министерство незамедлительно направило во все фракции специализированных людей в качестве инспекторов армии.

В это же время Император Лунань собрал всю военную мощь и усилил контроль над армией до предела. Даже император У-ди [10] в свое время не смог бы сравниться с ним.

В течение всего года, возможно, единственное, что могло заставить Ли Фэна чувствовать себя непринужденно, — понимание ситуации Гу Юнем.

Как и предсказывал Чан Гэн, желание Императора было исполнено. В свою очередь, он вернул доброе имя Гу Юню, повысил статус Шэнь И на два ранга и издал указ, назначив его главнокомандующим юго-западной границы. И в то же время даровал четвертому принцу Ли Мину титул Янбэй-ван.

Шестнадцатого числа первого месяца, на день рождения Аньдинхоу, старый господин Шэнь прислал две заполненные подарками повозки, перекрывшие вход в поместье Гу Юня.

Старый господин Шэнь уже давно ушел в отставку. В его семье был только один единственный Шэнь И — ребенок, который не стремился к продвижению по службе. Он с детства отличался от других детей. Он достиг великолепных успехов в литературных и боевых искусствах, но в то же время не был одержим ни тем, ни другим. Вместо этого он целый день прятался во дворе, возясь с машинами.

В семье Шэнь, начиная с охраняющих дом железных марионеток, и заканчивая висящей в комнате паровой лампой, не осталось ни одного предмета, который не был бы им разобран.

Хотя старый господин Шэнь глубоко верил в Лао-Цзы, обращая внимание на то, что у всего живого есть своя воля и нужно уметь делать все хорошо, все же у него оставалось мало надежды в отношении своего сына.

Ранним утром Гу Юня вызвали во дворец, и он был вынужден покинуть поместье. Несмотря на то, что он не был в столице целый год, обладая высоким статусом, Гу Юнь тем не менее получил много подарков. В поместье не было хозяйки, о ежегодных подарках по случаю праздника заботился только старый слуга. Услышав, что это были подарки от отца Шэнь И, Чан Гэн особенно внимательно следил за старым слугой, поглядывая на него с любопытством.