Разбойники замерли в страхе перед Аньдинхоу, который оказался более диким, чем они сами.

Черная кавалерия, которой было поручено провести допрос, стала незамедлительно опрашивать первого человека. Тот инстинктивно оглядывался по сторонам, нерешительно пытаясь подобрать слова.

Гу Юнь, не колеблясь, взмахнул рукой, и гэфэнжень в руках кавалериста начал двигаться.

Кавалерия, как правило, умела убивать только людей и не занималась такой ерундой, как убийство обезьян, а также они не очень-то знали способы обезглавливания. Лезвия гэфэнжень вонзились в шею бандита, но, к сожалению, застряли в кости шейного сустава. Голова бандита оказалась отрезана лишь наполовину, а вот голосовые связки лезвие не затронуло, и ужасающие вопли распугали стаи птиц не только в ближайших горах, но и вдалеке.

Кавалерист прищурился и нажал сильнее, наконец положив конец жизни несчастного человека.

Кровь сильной струей брызнула из шеи разбойника на стоявшего рядом с ним человека. Второй разбойник сильно дрожал, подобно перегруженному золотому ящику; его разум был совершенно пуст, пока он трясущейся рукой не показал за спину:

— Там... Там есть один...

Гу Юнь усмехнулся и произнес с насмешкой:

— Чепуха, неужели я сам его не вижу?

Вторая голова упала на землю.

Третий разбойник испугался ужаса наполовину отрезанной головы до такой степени, что обмочился. "Хлоп!" — он упал на землю и схватился за голову обеими руками. В ужасе от того, что облаченный в черное палач прямо сейчас казнит и его, он на одном дыхании перечислил десять выходов и входов в тайные проходы, пока люди позади таращились на него так, словно вот-вот сделают в его спине несколько сквозных отверстий и прикончат его на месте.

После того, как этот разбойник положил начало ответам на вопрос, дальше было уже проще. На дороге между жизнью и смертью было бесполезно хранить секреты. Люди, стоявшие позади, неизбежно раскрывали их, чтобы сохранить свои жизни.

Гу Юнь молчал, но в глубине души он был по-настоящему потрясен тем, как основательно разбойники пустили корни на южной границе. Некоторые из входов и выходов этих гор уже были обнаружены Линь Юань, в противном случае даже Черный Железный Лагерь не смог бы с лёгкостью заблокировать этих крыс на полпути. Но проходов было больше. Даже в Линь Юань об этом не знали.

Солдаты Черного Железного Лагеря тихо расходились, чтобы проверить, верно ли бандиты указали на входы и выходы, и проследить за ними. На это ушло немного времени — не успела догореть палочка благовоний. Они как будто играли в игру "Цзигу Схуаньхуа" [2]: бандиты рассказали про все подземные пути, которые простирались во всех направлениях, вплоть до самых маленьких.

В мгновение ока этот смертельный "цветок" был передан тому, кто начал все это: лидеру Цзинсюю.

В этой жизни Цзинсюй беспощадно создавал горы трупов, чтобы стать королем горы. У него не было великих талантов, но, конечно, не было и недостатка в мужестве и безжалостных методах. Увидев, что перед ним появился кончик клинка, а стекающая по земле кровь собралась в ручейки, он глубоко вздохнул и выпрямил спину, превратив все силы, которые он накопил в этой жизни, в опору для своего тела, и уставился на Гу Юня, который непринужденно подошел к нему, заложив руки за спину.

　Цзинсюй сказал:

— Раньше я слышал, как люди говорили, что изящности и талантам маршала Гу нет равных. Я не ожидал, что вы хорошо разбираетесь даже в методах пыток при допросе. Действительно, знаний много не бывает, умения всегда пригодятся.

—Не надо лести, — сказал Гу Юнь с веселой улыбкой. — Главное в войнах — убивать людей. Я не запирал тебя в темной комнате, не клал на ложе с шипами, не просил сидеть на "тигровой скамье" [3]. Слова "пытки ради допроса" я не осмеливаюсь принять. Если тебе нечего сказать, ты можешь пойти и составить компанию своим погибшим братьям.

Глаза Цзинсюя яростно подёргивались:

— Всего здесь шестьдесят четыре входа и выхода. Они признались во всём сразу. Первые никчёмные начали нести чушь, и они уже мертвы. Простите мою глупость, но я не понимаю намерений маршала Гу.

— Это лишь вопрос безопасности, у меня нет никаких скрытых намерений, — усмехнувшись, сказал Гу Юнь. — Если есть ускользнувшая из сети рыба [4], ты хочешь уговорить меня прекратить убивать? Вас много, не беспокойся, я не могу позволить себе убить вас всех.

Цзинсюй промолчал.

— Так как они смотрели на тебя, как на своего лидера, — сказал Гу Юнь. — Я полагаю, что есть и другие вещи, о которых ты знаешь. Почему бы тебе не рассказать о том, чего я ещё не слышал?

Цзинсюй стиснул зубы, вспоминая Фу Чжичэна, главного виновника всего этого, и не желая ничего, кроме как снять с него кожу. Он говорил через стиснутые челюсти:

— Если я скажу, что Фу Чжичэн занимался контрабандой цзылюцзиня для мятежников, будет ли маршалу интересно это услышать?

Веселая улыбка на лице Гу Юня постепенно исчезла.

— Не знай я этого, я что, решу, что ты настолько осмелел и так быстро побежал в юго-западное хранилище, чтобы принести туда немного еды? Я дам тебе еще один шанс — скажи то, чего я не знаю.

Гэфэнжень Черного Железного Лагеря гудел рядом с ухом Цзинсюя. При малейшем движении тот чувствовал пугающий холод металла. Он также знал, что достаточно малейшего движения пара, и лезвие разрежет его голову подобно овощу. Гу Юнь был холоден и беспощаден — если Цзинсюй продолжит упрямиться, это приведет к тому, что его голова упадет на покрытую пылью землю и ничем не будет отличаться от голов других разбойников.

— Что маршал хочет знать? — сдался Цзинсюй.

Гу Юнь помахал рукой, лезвие гэфэнжень убрали чуть в сторону от головы Цзынсюя:

— Я хочу знать, кто служил связующим звеном после того, как цзылюцзинь переправляли из Южного моря в Великую Лян. Кто приказал тебе в частном порядке запасать цзылюцзинь и хранить оружие? Кто придумал эту схему, позволив вам использовать этих змеев, чтобы запутать меня, чтобы воспользоваться этой возможностью и занять юго-западное хранилище?

Цзинсюй крепко стиснул зубы.

— На твоем месте я бы так самоотверженно не отказывался от своей жизни, чтобы защитить этого человека, — Гу Юнь неожиданно сделал шаг вперед и понизил голос: — Посмотри на секретные проходы с шестьюдесятью четырьмя выходами позади тебя. Вы, разбойники, которым нечего делать, могли бурить там в любое время, когда пожелаете, даже боги не смогли бы перевернуть эту землю, чтобы выкопать всех вас... Кто побудил тебя собрать основные силы трех гор вместе? Это чтобы мы смогли выловить всех за один заброс сети [5], а?

Гу Юнь был мастером в том, чтобы менять местами верх и низ, черное и белое. В этой жизни он достиг совершенства в трёх вещах: литературном искусстве, мастерстве битвы и обмане. Нелогичные слова могли стать невероятно убедительными, когда они исходили из его уст. Более того, при внимательном обдумывании не было ничего нелогичного в том, что он только что сказал и что заставило спину Цзинсюя покрыться холодным потом.

Гу Юню понадобилось больше времени, чтобы допросить разбойников, чем Чан Гэну — найти своих товарищей. Незадолго до того, как Чан Гэн вернулся и прежде, чем он смог подняться на холм, его уже остановили солдаты Черного Железного Лагеря. Молодой солдат искренне повторил именно то, что ему было приказано сказать:

— Ваше императорское Высочество, маршал приказал вам сначала немного отдохнуть здесь.

Чан Гэн, похоже, не удивился. Ничего не спрашивая, он покорно начал ждать в этом месте.

В эти годы, хотя Чан Гэн и не мог видеть Гу Юня собственными глазами, он со старым генералом Чжуном изучал каждую битву, в которой Гу Юнь когда-либо сражался, изучал изменения его позиции в политике, начиная с того момента, когда он унаследовал звание Аньдинхоу от прошлой династии, и до настоящего времени; даже его почерк — если Чан Гэн теперь попадет в кабинет Гу Юня и возьмет какие-нибудь старые заметки, то он в целом сможет сказать, в каком возрасте Гу Юнь написал это письмо.