– Ну вот, а говорили, джиу-джитсу, джиу-джитсу…

Эссен и Бахирев взирали на происходящее с бесстрастными лицами. Избиение пленных, конечно, противоречило всем и всяческим конвенциям, но на то она и война. Лейтенант же имел с ними личные счеты – под Мукденом его отцу, штабс-капитану Жирскому, взрывом японского снаряда оторвало ногу. Отец с тех пор японцев ненавидел люто, и ненавистью своей заразил сына. Тот и японский-то выучил лишь потому, что надеялся рано или поздно взять реванш, и тогда, как он считал, знание языка ему может здорово пригодиться. И вот мечта, пусть и таким извращенным образом, сбылась. Понимал Андрей Августович, каких людей надо брать в поход, чего уж там.

Били японского офицера аккуратно, но жестко. У Эссена даже создалось впечатление, что Жирской и не собирается у него что-то узнавать, во всяком случае, спрашивать японца он даже не пытался. Просто стоял и смотрел на то, как из него делают отбивную. А потом заговорил, но не с офицером, а с солдатами. Получив же ответ, обернулся к адмиралу:

– Ни один из них не видел, чтобы вблизи берега устанавливали мины. Здесь вообще не особенно суетились – тихая гавань, и только.

– Понятно. А зачем вы…

– А какая разница, у кого спрашивать? – искренне удивился лейтенант. – У него тоже чин не генеральский, и знать он может только то, что видел собственными глазами, то есть не больше этих двоих. Зато сломать офицера сложнее, а эти посмотрели, представили это на себе – и все.

– Вы прямо психолог, лейтенант, – усмехнулся Эссен.

– Увлекаюсь, – почему-то смутился Жирской.

– Ладно, ладно, идите. Ну что, – адмирал повернулся к Бахиреву, – как там наши пароходы?

– Идут к точке рандеву. Все у них в порядке.

– Ну и замечательно. Чувствую, сегодня мы обогатим лексикон наших пленных новыми словами.

– Думаете, они еще не все знают? – удивленно приподнял бровь Бахирев. – Наши, русские выражения, как справедливо отмечают все, кто с ними сталкивался, выразительны, прилипчивы и легко учатся. А отсутствие аналогов в других языках гарантирует им вечную популярность.

– Тут вы не правы, аналоги есть. – Эссен откровенно ухмылялся. – Я как-то слышал боцманский загиб в исполнении британского адмирала. Поверьте, нашему он ничем не уступает. Но есть и другие варианты. Вы ведь в Швейцарии не бывали?

– Только проездом, а что? – На лице Бахирева был написан живейший интерес.

– Есть у них любопытное выражение – березина.

– Чего? – не понял каперанг.

– Березина, – повторил Эссен. – Это значит, что полный п…

– Да? Странно.

– А ничего странного, Михаил Коронатович. Вы ведь в курсе, что во времена Наполеона, когда он решил попробовать наших предков на прочность, швейцарцев в его армии было немало.

– Там вообще европейского отребья хватало.

– Не спорю. Вот когда при Березине их разбили, швейцарцы чуть ли не в полном составе попали в плен. Так с ними даже возиться не стали – отходили вожжами и на пинках выгнали. Сто лет прошло, а все еще помнят.

– Помнит собака палку…

– Именно так. И наша задача, чтобы японцы нашу палку тоже запомнили, желательно навсегда. Приступим к сему богоугодному делу?

– Я только за. – Бахирев азартно потер руки. – Будет у них слово, и не одно.

– Замечательно. Кстати, наши английские приятели труса не празднуют?

– Да нет, – пожал плечами Бахирев. – Работают, как все, моряки грамотные.

– Ну и отлично. Пообещайте им долю в добыче. Это, я надеюсь, примирит их с жизненными реалиями и крепко привяжет к нам. Они, в конце концов, нация пиратов, так что моральных терзаний испытывать не должны.

Бахирев рассмеялся и согласно склонил голову, после чего написал на листе бумаги короткий текст и отправил вестового в радиорубку. Мысль Эссена пришлась ему по душе, а что касается моральных аспектов, то сейчас было не до них.

В порт Йокогамы они входили как хозяева. Пара миноносцев, как и в прошлый раз, попыталась их задержать, но их просто расстреляли, не дав выйти на дистанцию атаки. Первый взорвался почти сразу, учинив великолепный фейерверк, – снаряд угодил в готовый к выстрелу минный аппарат, и кораблик превратился в облако раскаленных газов прежде, чем кто-то на его борту успел это осознать. Второй словил сразу три стодвадцатимиллиметровых снаряда, один за другим. По идее этого было достаточно, чтобы моментально отправить хлипкий миноносец на дно, однако теория и практика согласуются далеко не всегда. Не сдетонировали мины, не были повреждены котлы, и, хотя борт миноносца превратился в груду искореженного металлолома, а надстройки как будто корова языком слизнула, он продержался на плаву достаточно, чтобы успеть выброситься на камни.

Береговые батареи тоже молчали. Собственно, в этом не было ничего удивительного – там некому было стрелять. Казаки постарались на совесть, и практически вся орудийная прислуга умерла во сне. А даже если кто-то чудом выжил или откуда-то прибегут новые артиллеристы, им все равно ничего не сделать. Прицелы, самая нежная часть любого орудия, были безжалостно разбиты, и теперь попасть хоть в кого-нибудь из них можно было разве что случайно. Именно поэтому три корабля входили уверенно, можно даже сказать, с ленцой. Только «Херсон» отошел на безопасное расстояние и скрылся в море – рисковать кораблем снабжения Эссен не собирался.

При виде русских кораблей паника в порту поднялась неописуемая. Вопли разбегающихся докеров иногда доносились даже до крейсера. Эссен с интересом окинул взглядом гавань, ровные коробки складов, высокие, похожие не невиданных зверей краны и вздохнул: ему бы такую базу, но чего нет – того нет. А то ведь, зная, что есть куда вернуться и отремонтировать, случись нужда, корабли, можно было бы планировать куда более серьезные операции, чем сейчас. Впрочем, с этой базы он еще кое-что получит, если, конечно, его бравые казачки опять не пойдут на поводу своих дремучих инстинктов и не начнут вместо дела по всегдашней своей привычке набивать карманы всем подряд.

Между тем паника начала переходить во что-то упорядоченное. На одном из стоящих под загрузкой кораблей, по виду обычном транспорте, но под военно-морским флагом и с несколькими орудиями, начали спешно готовиться к бою. Похоже, опять вспомогательный крейсер, используемый все же для перевозки грузов. Еще бы, перехватывать ему по большому счету нечего, а для борьбы с изредка вырывавшимися до недавнего времени из Владивостока крейсерами такой корабль абсолютно непригоден. У него нет ни скорости, чтобы уйти, ни брони, чтобы защититься, ни нормального вооружения, чтобы оказать сопротивление. Расстреляют, как мишень, и стодвадцатимиллиметровые хлопушки в данном случае – не более чем формальное утешение. А вот отбиться от русского миноносца, нарваться на который в окрестностях Порт-Артура все же можно, да и прикрыть от его атак другие транспорты подобное вооружение позволяет. Вот и совмещают японцы приятное с полезным, вне зависимости от того, насколько это нравится капитану вооруженной калоши.

Хлопок! Снаряд прожужжал где-то высоко над головами. В ответ затявкали орудия идущего головным «Енисея» – его командир торопился проверить вооружение в условиях, приближенных к боевым. Грамотно довернув, он дал канонирам возможность работать всем бортом, и четыре орудия моментально обеспечили ему подавляющий огневой перевес. Русские артиллеристы развили бешеную скорострельность, обычно считающуюся возможной разве что в теории. Правда, и работали они практически в полигонных условиях. Промахнуться с такой дистанции из корабельных пятидюймовок тоже было достаточно сложно, и теперь русские снаряды на глазах превращали транспорт в груду искореженного металла. Еще несколько раз выстрелило одно из его орудий, но единственный более-менее точный выстрел лишь поднял столб воды в десятке саженей от «Енисея». Потом от прямого попадания его разнесло на куски, вращающийся, словно городошная бита, оторванный ствол отлетел далеко в море, и на том всякие попытки организованного сопротивления прекратились. На втором вооруженном пароходе, имея перед глазами печальный пример собрата, развернуть орудия даже не попытались и сиганули на берег, что твои зайцы.