Лес… Лес и его Эльфы. Только так, а не наоборот. Это я поняла сразу, как только меня очень грамотно втащили в телепорт, и я в одно мгновение оказалась на опушке Леса. Детская обида на эльфов трансформировалась в устойчивую неприязнь, потому что Лес страдал… Я чувствовала его, жила им, понимала его. Лес создал эльфов, наделил их разумом, дал знания, магию, силу… А они – они стали идеальными потребителями. Они воспринимали Лес как само собой разумеющееся. Они брали – и ничего не давали взамен. Их леса были священными, неприкосновенными. Они убивали всякого, посягнувшего на их границы… И оставляли смердящие трупы гнить на корнях этих мудрых, древних существ. То, что Лес разумен, я поняла сразу, едва войдя в него. Он говорил со мной, и в его шёпоте было столько боли… Его дети, эльфы, вырождались только благодаря своей глупости и высокомерности. Они объявили себя высшими, мудрейшими и справедливейшими. Их души были полны снобизма. На другие чувства места не осталось. Им достало наглости презирать Лес за его молчание и всепрощение. Оракулы эльфов всё чаще лгали или говорили полунамёками, потому что Лес отказывался говорить со своими наглыми, зажравшимися отпрысками. Семейные ценности были утрачены ими много столетий назад, когда эльфы решили, что они слишком умны и самостоятельны, чтобы ограничивать себя в удовольствиях. И вот теперь, когда под своды ветвей ступила отвергнутая дочь эльфийского народа, Лес обращался к ней, как к последней надежде… Юной, ещё не очерствевшей душой, способной хотя бы понять его…

– Какие же вы твари, – первые слова, сорвавшиеся с губ пленницы поразили эльфов до глубины души. – Ему плохо, а вы тут в войнушки играете! Да кому бы хуже стало, если бы сюда иногда люди заходили! И вас, кретинов, от вырождения бы спасли, и у Леса новые адепты бы появились! В нё мудрости столько, сколько ваши узколобые головёнки вместить не в силах! Всем только лучше бы было, если бы вы свои земли открыли.

Джурайя отвернулась от высокородных родичей и уселась в сплетение узловатых корней древнего исполина. Меньше всего ей сейчас хотелось слушать высокопарный вздор, которым приготовился пичкать её новоявленный родич…

– Дочь наша! – распростёр объятия Верховный Эльф, как бы не заметив её гневной отповеди. Он обошёл дерево, за которым укрылась от их глаз Джурайя, и теперь стоял, возвышаясь над ней в своём нелепом балахоне и серебряном обруче на уплетённых по-бабьи волосах. Джурайя плюнула ему под ноги и уставилась в землю. Верховный переступил ногами, но решил продолжить. – Злая судьба разлучила нас на многие годы, твоё сердце ожесточилось в землях людей, этих варваров без чести и благородства. Но мы, твои прямые родственники, всё же разыскали тебя и вернули в лоно родного Леса! Так открой же своё сердце и возрадуйся, о дочь наша, долгожданному единению!

– Ты идиот? – устало спросила Джурайя, пристально глядя Верховному в переносицу снизу вверх. – Четыре с половиной года назад, когда к вам древние моего папашку притащили на опознание, вы на говно изошли, слюной брызгали – не бывать тому у меня в дому! Да чтоб моя высокородная дочь – и с этим монстром! Да никогда! Да ни за что! А теперь что-то понадобилось, или чувства родственные взыграли? Совесть ночами мучает, что приказали младенца в чистом поле оставить?

– Мне грустно слушать твои гневные речи, дочь наша! – в притворной скорби закатив глаза, запел Верховный. – Гнев ослепляет тебя. Для твоего же блага оставлена ты была в землях людей. Лес наш не принимает крови и магии древних…

– Не тренди, высокородный! – взвилась Джурайя. Она еле сдерживала себя, чтобы не отделить дедушкину голову от дедушкиной шеи. – Я – в Лесу, и Он говорит со мной. А когда ТЫ последний раз с ним говорил? Когда ты ВНИМАЛ ему, понимал его потребности, чувствовал его боль?! Это было вообще хоть раз в твоей гавённой жизни?!!!

Листья дерева над ней затрепетали, и девушка, вслушиваясь во что-то, слышимое только ей, выдохнула и отвернулась от Верховного.

– Не убью, не бойся, – ответила она невидимому собеседнику. – Я бы на твоём месте лишила их магии. На пару месячишков. В виде наказания. А особо зарвавшихся – и разума. Жестоко? А по-моему нормально. Всё-всё. Я уже успокоилась. Моего огня здесь точно не будет. Вдруг кого-то из ваших раню.

– Дочь наша, ты нужна нам! – предпринял вторую попытку навязчивый дедок. – Мы слабеем, и уже не можем, как прежде, вселять трепет в сердца людей! Скоро они хлынут в наш лес, будут жечь костры, рубить деревья… Ты можешь им противостоять – ради Леса!

– Лес говорит, что человек, входя под его своды, оставляет дурные помыслы и выходит просветлённым. Лесу нужны люди. А люди нужны Лесу. Они открыты душой, а вы, поганцы, только о выгоде думаете, да высокородность свою лелеете. А без Леса вы – никто. Обезьянки дрессированные.

– В тебе, неблагодарное дитя, есть и наша кровь! Оскорбляя нас – ты оскорбляешь и себя! – впал в благородное негодование Верховный.

– Ничего, перетерплю как-нибудь. И не такое терпела. – Джурайя легко вспрыгнула на нижнюю ветвь могучего дерева, и устроилась поудобнее, прижавшись спиной к шершавой и по-живому тёплой коре дерева. Она уже любила этот Лес, и каждое дерево в нём. Лес представлял собой единый организм, сохраняя индивидуальность каждого деревца, каждого побега… И тут пришла боль. Жуткая, смертная тоска навалилась на сердце. Девушка свалилась на землю и закрутилась в поисках источника угрозы. Эльфы наблюдали за ней, как за забавной зверушкой.

– Вы что, не чувствуете?! – заорала Джурайя. – Кто-то убивает Лес! Там, – она ткнула пальцем в ту сторону, откуда пришла, – умирают деревья. Быстрее, пока не поздно!

Верховный эльф преградил ей дорогу.

– Люди, которых так ждал Лес, пришли по его душу, – насмешливо произнёс он. – Наивный, мудрый идиот! Это будет ему небольшим кровопусканием, прививкой от прекраснодушия…

Джурайя в бессилии опустила руки, боясь причинить боль Лесу тёмной магией Древних. В это время на поляну ввалился запыхавшийся эльф-лучник и выпалил скороговоркой, что ТАМ (он указал туда, куда рвалась Джурайя) страшный человек уничтожает Лес, и если не отдать ему его женщину, которую у него похитили, то он и его волчата не оставят ни единого ствола стоять вертикально.

– Почему вы не убили этих лесорубов? – гневно спросил Верховный.

– Он высший маг, с ним полно учеников и солдат, и это он уже убил почти всю стражу, что была выставлена на окраине Леса… – промямлил лучник, в глазах его плескался ужас.

Страшно стало и Джурайе. Потому что она ЗНАЛА, что за человек пришёл по дрова…

По всем канонам, заговорщикам положено собираться поздно вечером, пробираясь к месту встречи в темноте, грязными закоулками, прикрывая лица рукавами и шепча, чтобы не забыть, пароли. В реальности все происходило намного прозаичнее – раннее утро, солнце, снег, особняк епископа… Все вполне законно, чинно, благородно – господа продолжают праздник. Собралась толпа человек в двадцать – много пили, ели, танцевали, словом, веселились, как могли, и в свете общего веселья никто даже не обратил внимания, что четверо участников уединились в карточной комнате. Бывает – епископ был не дурак поиграть, двум военным это было вроде как по должности положено, а граф де'Карри… Ну, он не любитель, конечно, но ничто человеческое ему не чуждо. Почему бы и не поиграть под настроение, тем более что играть он умел – как-то у всех на глазах обул одного заезжего дипломата на кругленькую сумму. Просто так, развлечения ради, так что почему бы и нет?

Однако многие люди, состоящие в королевском тайном сыске, отдали бы правую руку за то, чтобы услышать, о чем говорят мнимые картежники. Только вот вряд ли это у них получилось бы – защиту граф на комнату навесил плотную, многослойную, а пробить даже внешний Полог Молчания бесшумно еще ни у кого не получалось.