– Во-первых, нет правила, которое нельзя обойти, а во-вторых, абсолютной защиты не бывает. Подумай, пошевели мозгами.

– Некромантия?

– Она самая. Да не морщись ты так. Пойми, не бывает хорошей и плохой магии – бывают хорошие и плохие люди. Кстати, первыми некромантией занялись как раз подобные тебе, это я знаю точно. Так что подумай, всерьез подумай – тебе не обязательно это афишировать, но лишний козырь в рукаве не помешает – глядишь, когда и пригодится, ту же Элию защитить. Я ведь не всегда буду рядом.

– Хорошо, я подумаю.

– Подумай-подумай, хотя это, конечно, только и исключительно твое дело.

В общем, расстались высокие договаривающиеся стороны довольные друг другом. Отправив Адриса домой в сопровождении четверки своих учеников, Корбин хотел поработать еще, но тут ему сообщили пренеприятную новость – через портал явилась новая наставница женской группы, о скором прибытии которой Корбин благополучно забыл.

Неделя ада… Врут жрецы Единого – ад здесь, главное хорошо влипнуть. А влипла Джурайя абсолютно добровольно и судя по всему безвозвратно. Кому пришла в голову чумовая идея отправить её к Корбину в качестве наставника группы девочек? Что она вообще знает о боевой магии, она, которая стремилась научиться обуздать разрушительную силу своей магии? Да, ей ничего не стоит выжечь одним махом небольших размеров городок. Казалось бы – чего ещё? Годы, годы ушли на то, чтобы научиться не сжигать, а разогревать постепенно, не убить, а напугать… И что теперь? Надо заново учиться, а её бац – и в наставники. Адрис говорит, что ей самой наставник не помешал бы, и Прим с ним всецело соглашается, да и сама она не против…

Лучше всего для Джурайи было бы, если бы Корнелиус с Корбином перестали валить её на экзаменах и выпустили бы уже с каким-нибудь завалящим рангом в свободный полёт. Она ещё могла понять Корнелиуса – опекает, хочет защитить. Но вот поведение Корбина было для неё загадкой. Всё, что было связано в жизни Джурайи с именем графа де'Карри, было страшно запутанным и необъяснимым. С одной стороны только он всегда умудрялся быть в нужное время в нужном месте, чтобы вытащить эту девочку-беду из всех передряг, но, вытащив, превращался в снобы и зануду, в которого хотелось кинуть тапком и послать в… храм Единого, просить смирения и любви к ближнему. А после лесных приключений, ставших следствием ночного театра абсурда, Корбин и вовсе задался целью убить её своим пренебрежением и презрением. Джурайя и сама понимала, что была не права, что обидела несостоявшегося жениха в лучших чувствах, но, с одной стороны, поверить в роман Корбина с Рейной было для Джурайи намного проще, чем поверить в его же любовь к ней самой. Причин на то было достаточно, и главная из них – то что сама Джурайя себя совсем не любила. Она с детства привыкла быть чумой, язвой и пацанкой. Ну иногда ещё лахудрой и наказанием божьим… Красивой она сама себя видела в зеркале один раз – перед балом, да и то посчитала своё отражение оптическим обманом, вызванным небывалым искусством королевского цирюльника. Зато утро следующего дня всё расставило по своим местам.

…Пробуждение принесло с собой целую симфонию звуков-запахов-картин, от которых захватило дух: Джурайя находилась в просторной залитой солнцем комнате, на огромной кровати, и не сразу поняла где находится. Ей казалось, что она лежит в белом тёплом облаке, в золотом сиянии, и сначала подумала, что от передоза того пойла, которым травил их Прим, она умерла и попала в рай, тем более что в воздухе витали неземные ароматы и изумительное пение птиц… Но по тому, что нещадно раскалывалась голова, а во рту стоял отвратительный вкус, всё же сделала вывод, что похмелье и рай несовместимы. Прищурившись от яркого света, Джурайя сумела разглядеть, что кровать накрыта балдахином из невесомой ткани, из которого она тут же попыталась выбраться, запоздало спохватившись об одежде. Судорожно оглядев себя, девушка облегчённо вздохнула – платье было на месте. В комнате было всё, что необходимо девушке для придания себе надлежащего вида – и даже наполненная благовониями ванна за занавесочкой в углу, и большое зеркало на стене рядом с умывальником.

Возле зеркала Джурайя зависла на несколько минут, разглядывая свою хмурую, бледную привычную физиономию с тёмными кругами под глазами. Где ж та фея, что была вчера на балу с Корбином? "А надо было вчера на всё согласиться, чтобы он сегодня утром проснулся и вот это увидал спящее на своей руке, – мстительно думала Джрайя, яростно чистя зубы. – Он бы себе руку отгрыз, чтобы я не проснулась и целоваться к нему не полезла! Ну что за народ эти мужики – столько лет меня рассматривал, и ничего, а один раз красивой увидал по пьяни – и вдруг чувствами какими-то непонятными воспылал…" Воспоминания о нелепой ссоре с объектом своей тайной страсти не добавляли хорошего настроения, поэтому наскоро приведя себя в порядок и распрощавшись с гостеприимными но скучными эльфами, Джурайя поспешила в замок Корнелиуса…

Странный разговор получался у двоих людей, знакомых более десяти лет. Они старательно обходили один немаловажный вопрос, боясь ранить чувства друг друга. Мгновенно вспыхнувшая симпатия, омолодившая не на одну сотню лет многоопытного мага, приносила с собой кучу проблем, и одной из них было сакраментальное "А что делать с королём?". Вот для этого вопроса уже неоднократно они по очереди открывали рот, не решаясь его произнести. Рейну понять было легко – внезапно став нежной возлюбленной, трудно было раскрываться как расчётливой стерве, которая уже прикидывает, каким способом убить ставшего помехой мужа, будь он трижды король, кобель и скотина. Корнелиуса понять было ещё проще – не приведи Единый Рейна подумает, что он пытается извлечь из их союза какие-нибудь выгоды для себя лично или (о ужас!!!) примостить своё седалище на трон. При этом оба понимали – помеха в виде монаршего супруга очень и очень серьёзна, не сказать опасна… Одно дело одноразовые герои, от которых можно было легко избавиться, послав "за подвигом во имя прекрасной дамы", другое дело – любимый, с которым хочется быть и день и ночь, а статус, титул и семейное положение этому активно препятствуют.

– Как я устала от всей этой суеты! – вырвалось у Рейны. Они сидели под сводами деревьев-великанов Зачарованного леса, а ночную тишину нарушали надоевшие до зубной боли менестрели да цикады в траве, договариваясь, когда смогут увидеться вновь. – Давай сбежим. Всё бросим и сбежим. Поселимся в маленьком домике у моря… Не важно где… Только чтобы никто нас не нашёл, никогда… – Королева умоляюще заглянула в глаза Корнелиуса.

– Я бы с удовольствием, – задумчиво глядя на узор ветвей на фоне звёздного неба, ответил маг. – Вся разница в том, что тебе двор опостылел, а я не смогу своих птенцов бросить… Пойми меня правильно, ты мне очень дорога, но ученики, они ведь дело всей моей жизни… Я за два века каждого своего ученика по имени помню, знаю чем занимается, жив ли, женился ли… Они мне как дети. Как бы мне не хотелось быть с тобой каждую минуту, ситуация такова, что мы не можем себе этого позволить, пока…

Опасный вопрос опять повис в воздухе, так и не произнесённый никем.

– И тебе нельзя пока скрываться… – продолжил Корнелиус. – На кого ты целую страну бросишь? На мужа-дегенерата? На его кузенов-рвачей? Нельзя тебе сбегать. И мне нельзя. Мы можем видеться – так часто, как ты захочешь. Я просто настрою тебе стационарный телепорт из твоей спальни в мой кабинет, кристалл вызова можно вставить в перстень, будешь всегда на связи…

– Чёртово королевство! И бросить-то не на кого! – в сердцах выругалась Рейна, и тут у Корнелиуса возникла идея.

– Корбин!

– Что Корбин? Ты хочешь, чтобы Корбин короля потихоньку пришил? – не веря в своё счастье, осторожно осведомилась Рейна.