Материальное положение этих колоний было чрезвычайно тяжелое. Воссоздание сельского хозяйства в запущенной стране требовало громадных денежных средств, сверх напряженного личного труда колонистов. Большая часть земель в гористой Иудее годилась не для хлебопашества, а для виноградарства, но так как виноградник дает годные плоды только спустя несколько лет после своего насаждения, то необходима была помощь со стороны, пока колонист начнет получать доходы от своего труда. А между тем поддержка извне сначала была ничтожна. У кружков «Ховеве-Цион» в России (выше, § 22) было много энтузиазма и мало денег, а у богатых евреев Запада не было национального интереса к Палестине. Колониям грозил полный упадок. В это время пришел им на помощь один из крупнейших представителей западной плутократии, у которого кроме интересов биржи оказался интерес к родине его далеких предков. Член парижского банкирского дома Ротшильдов, барон Эдмонд спас дело колонизации своими миллионами, и никогда еще ротшильдовские деньги не были употреблены с такой пользой, как в данном случае. Узнав в 1884 г. о критическом положении новых палестинских колоний, Эдмонд Ротшильд сначала распорядился выдавать значительные денежные пособия семьям бедных колонистов, а потом постепенно принял все колонии на свое попечение. Он стал тратить миллионы франков на реорганизацию хозяйства в них: вместо не подходящего для местной почвы хлебопашества в поселениях Иудеи, под руководством опытных агрономов, было заведено виноградарство с целью развить виноделие в стране по французскому образцу; в галилейских же колониях, кроме хлебопашества, стали заниматься садоводством. Везде строились дома для колонистов и для их общественных учреждений: синагоги, больницы, школы и приюты. Сами колонисты получали за свой труд определенную плату, по числу членов каждой семьи, и таким образом превратились из самостоятельных хозяев в нечто среднее между арендаторами и батраками. Всеми колониями заведовала назначенная Ротшильдом администрация. Однако большие успехи не были в первые годы достигнуты в «баронских колониях». Система опеки деморализовала и опекаемых и опекунов. Назначаемые из Парижа администраторы, большей частью равнодушные к воодушевляющему колонистов национальному идеалу, обращались с ними как с батраками, нуждающимися в строгой дисциплине, вмешивались в их внутреннюю жизнь, карали неугодных им лиц сокращением пособия и даже удалением из колонии. Среди колонистов развились угодничество, с одной стороны, и бунтарство — с другой. Наиболее смелые, тяготившиеся зависимостью, боролись с администрацией и поднимали против нее «восстания», которые подавлялись силою, иногда при помощи турецкой полиции. Хуже всего было то, что понизилась трудовая энергия колонистов, так как у них не было того импульса к труду, который дается сознанием независимости, уверенностью, что они обрабатывают собственную землю и непосредственно пользуются плодами своего труда. Не было импульса к основанию новых колоний, и у палестинофилов в России, мечтавших о быстром возрождении Сиона, опустились руки.
Так шло дело до конца 80-х годов. Но затем наступила полоса оживления. В 1890 г. в России было легализовано еврейское «Палестинское общество» (официальное название — «Общество для вспомоществования евреям-земледельцам и ремесленникам в Сирии и Палестине»), объединившее все существовавшие до тех пор нелегально кружки «Ховеве Цион». Комитет общества находился в Одессе, и во главе его стояли первые идеологи «автоэмансипации» Л. Пинскер и Лилиенблюм. К ним примкнул новый деятель, углубивший их идеологию: Ашер Гинцберг, впервые выступивший тогда в литературе под псевдонимом Ахад-Гаам. Общество наметило себе широкую колонизационную и духовно-культурную деятельность в Палестине и для этой цели организовало свое управление в Яффе. Не успело оно еще приступить к планомерной работе, как в России разразился кризис 1891 года и вновь раздался клич исхода. Тысячи изгнанников из Москвы и других мест устремились в страны Западной Европы, в Америку и Палестину. В обществе укрепилось мнение, что Палестину могут успешно колонизировать не бедняки, нуждающиеся в чужой помощи, а состоятельные люди, желающие приобрести там большие поместья, развить промышленность и привлекать к делу еврейских и арабских рабочих в деревне и в городе. Быстро образовались в разных местах России кружки и паевые товарищества, посылавшие в Палестину своих делегатов для скупки земли. Но маленькая полупустынная турецкая провинция оказалась неподготовленною к этому нашествию капиталистов-грюндеров. Страна благочестивых паломников наполнилась покупателями земель и маклерами, посредниками между будущими помещиками и продавцами-арабами. Началась бешеная земельная спекуляция. Турецкие и арабские землевладельцы (эфенди) поднимали цену своих участков, недобросовестные посредники обманывали и продавцов и покупателей, и многие сделки расстроились. Между тем местные турецкие власти, встревоженные нашествием новых «завоевателей», дали знать в Константинополь, и оттуда получилось распоряжение, чтобы возобновить прежнее запрещение русским евреям приобретать недвижимость в Палестине и даже приезжать туда больше чем на три месяца. Турецкие запреты можно было обходить путем «бакшиша», взятки чиновникам, или покупки земли на имя нерусских подданных, но препятствия со стороны примитивных хозяйственных условий страны оказались непреодолимыми. Разорение и разочарование были результатом этого похода грюндеров на отсталую турецкую провинцию, лишенную всякой промышленности и всего необходимого для быстрого экономического роста. Все эти неудачи отмечал в своих статьях «Правда из Палестины» вышеупомянутый публицист Ахад-Гаам, посетивший страну весною 1891 года. Он предостерегал от беспорядочной форсированной колонизации, не считающейся с хозяйственными и политическими условиями страны.
Горький опыт уже тогда показал, что Палестина не выдерживает массовой иммиграции и что дело колонизации может тут развиться крайне медленно. Новые пионеры старались избегать ошибок своих предшественников и имели больший успех.
В последнее десятилетие XIX века в Иудее и Галилее основывались новые сельскохозяйственные колонии на средства частных лиц или товариществ, а также при поддержке одесского комитета «Палестинского общества» (Реховот, Хедера, Мишмар-Гаярден, Кастиния, Метула). В старых же колониях продолжалась борьба за независимость от опеки барона Ротшильда и его администрации. К самому концу века (1899-1900) борьба увенчалась некоторым успехом: большая часть колоний перешла в ведение «Еврейского колонизационного общества», основанного бароном Гиршем первоначально для устройства колоний в Аргентине. Парижский комитет этого общества, отпуская значительные суммы для поддержки палестинских колоний, постепенно освободил колонистов от административной опеки и предоставил им самоуправление. С той поры колонии быстрее развиваются и становятся крепким ядром будущего еврейского центра на родной земле. Невелико было это ядро. В 1900 г. в Палестине было около 30 еврейских колоний с населением в 5600 человек, но за те же два десятилетия возросло и городское население: оно доходило до 50-60 тысяч, из которых около половины жили в Иерусалиме, а прочие распределялись по старым и новым городским поселениям (Яффа, Хайфа, Тиверия, Сафед, Хеврон, Акко, Газа). Здесь рядом с набожными бездельниками, питавшимися из кассы «халуки», рядом с мелкими торговцами и бедными ремесленниками появились представители индустрии и свободных профессий.
Крайне медленно совершалось также обновление в области духовной культуры. Не успела еще народиться в Палестине новая интеллигенция, которая могла бы занять место отжившей раввинско-хасидской касты, враждебной всякому свободному творчеству (том II, § 54). Появились только некоторые переходные типы в литературе: талмудисты, писавшие не на схоластические темы, а по вопросам дня. Таков был Михель Пи нес, который раньше воевал с Лилиенблюмом-реформистом, а теперь приветствовал в нем глашатая лозунга «Домой!». Пинес поддерживал дело новой колонизации Палестины, но требовал от ее пионеров строгой религиозной дисциплины, что, конечно, было невозможно для свободомыслящей молодежи. С такими же требованиями выступал даровитый писатель Вольф Явиц в издававшемся им в Иерусалиме журнале «Гаарец» (также «При гаарец», 1891-1895). Впоследствии Явиц обратился к историографии и приобрел известность как автор единственной истории еврейского народа, выдержанной в строго ортодоксальном духе («Toldot Israel», девять томов до конца эпохи Гаонов, Варшава— Лондон, 1904-1922). Единственным палестинским писателем, плывшим против ортодоксального течения, был Элиезер Бен-Иегуда (Перельман, 1857-1922), один из первых пропагандистов палестинской идеи, поселившийся в Иерусалиме еще до начала новой колонизации. Превращение древнего языка из литературного в разговорный стало заветной мечтой Бен-Иегуды, которую он стремился осуществить на деле. В своем кругу он говорил только по-древнееврейски. В своем еженедельном журнале «Гацви» Бен-Иегуда стремился приспособить библейский язык к современности путем введения в него многих терминов из позднейших еврейских диалектов и родственного арабского языка. С той же целью «расширения языка» Бен-Иегуда предпринял монументальное издание «Словаря еврейского языка» («Milon halaschon haibrith»). Развитие древнееврейской устной речи имело важное значение для сближения двух ранее чуждых друг другу элементов палестинского населения: ашкеназов и сефардов, говоривших на двух различных «жаргонах» — немецком и испанском. Заслуги Бен-Иегуды не избавили его, однако, от преследований со стороны иерусалимских фанатиков: ведь он был первый в святом городе, который открыто нарушал законы о пище, о субботнем покое и т. п. На него доносили властям, его журнал неоднократно запрещался, и редактора сажали в тюрьму. Благочестивцы читали только старый еженедельник «Га-хавацелет», редактор которого Израиль-Дов Фрумкин подчинялся цензуре ортодоксов. В Иерусалиме издавался также научный ежегодник «Иерушалайм» (с 1882 года), где помещались исследования по истории Палестины редактора А. М. Лунца и других палестиноведов.