Пока комиссия «пересматривала» прежние законы о евреях, ре­акционное правительство Дмитрия Толстого энергично работало над созданием новых репрессий вне законодательного порядка, в форме «высочайше утвержденных мнений Комитета Министров». Высшая комиссия в течение ряда лет служила лишь ширмою для прикрытия жестоких экспериментов власти: там высшие сановники предавались размышлениям о еврейском вопросе и придумывали способы его ре­шения в будущем, а тут министры уже решали его на практике в духе крайней юдофобии, которым был заражен и сам царь. Запоздалая коронация Александра III в мае 1883 г., принесшая в традицион­ном манифесте льготы и облегчения разным слоям населения, ни­чего не принесла евреям. Царь внимательно прислушивался к го­лосам тех усердных губернаторов и генерал-губернаторов, кото­рые в своих ежегодных «всеподданнейших отчетах» развивали мод­ную идею о «вредности» еврейства; он часто делал на этих отчетах пометки, имевшие значение приказов. Одесский генерал-губерна­тор Гурко доносил в 1883 г. о чрезмерном росте числа учеников-евреев в гимназиях и о «вредном влиянии» их на товарищей-хрис­тиан, причем предлагал установить ограниченную процентную нор­му для приема евреев; царь на этом отчете написал: «Я разделяю это убеждение, на это необходимо обратить внимание». Комитет мини­стров «обратил внимание», но не успел он еще изготовить соот­ветствующий проект, как нетерпеливый царь сделал более решитель­ную пометку на губернаторских отчетах следующего года: «Вопрос этот желательно было бы решить окончательно». Тогда и Комитет министров проникся убеждением, «что возрастающий наплыв в учеб­ные заведения нехристианского элемента оказывает самое вредное, в нравственно-религиозном отношении, влияние на христианских детей». Министерство народного просвещения наскоро изготовило проект в духе царской резолюции, что привело вскоре к знаменитой «процентной норме» в школах.

В центре системы репрессий оставались запреты, касающиеся жительства и передвижения, часто равносильные запрещению жить, лишению источников пропитания. В эту область майские «Времен­ные правила» внесли большое разнообразие юридических пыток. Правила запрещали евреям на будущее время «вновь» селиться вне городов, но оставляли на местах жителей, поселившихся до 1882 года. Эти-то деревенские старожилы мозолили глаза юдофобам, мечтав­шим о внезапном исчезновении еврейского элемента из русской де­ревни, — и вот пошли в ход административные меры выживания евреев из деревень. Выше уже говорилось о стараниях властей и конку­рентов-христиан выселять евреев, как «порочных членов» сельской общины, силою крестьянских приговоров. Был придуман еще спо­соб вытеснения: деревенского еврея, отлучившегося на некоторое время в город, полиция часто не пускала обратно в деревню, как «вновь поселяющегося». Бывали примеры, что семейства, уезжавшие, по обычаю, из деревни в соседний город на годовые праздники, для участия в синагогальном богослужении, встречали препятствия при возвращении домой, которое истолковывалось как «новое водворе­ние». Был придуман еще такой юридический софизм: евреев, жив­ших в наемных домах, полиция считала себя вправе выселить на том основании, что по истечении срока найма жильцы все равно подле­жали бы выселению в силу запрета новых арендных договоров. На основании таких хитроумных толкований закона подлежало выселению в Черниговской и Полтавской губерниях до 10 тысяч евреев, которые в деревнях обыкновенно проживали в наемных до­мах или в своих, построенных на крестьянской земле. Вопль несчаст­ных был услышан в Петербурге, куда они обратились с жалобою в Сенат. Указом Сената (январь 1884 г.) этот административный раз­гром был прекращен: выселение было приостановлено после того, как значительное число семейств было уже изгнано и разорено. За­коном 1887 года было запрещено евреям переселяться из одной де­ревни в другую, что прикрепляло их к определенному месту житель­ства. «Это означало, — говорит современник, — что, если выгорит село, в котором жили евреи, или закроется фабрика, на которой они работали, они должны перебраться в города и местечки, не имея права искать себе пристанища и заработка в других сельских местностях. Точно так же дети лишены возможности приютить у себя овдовев­шую мать или одряхлевших родителей, живущих в другом селе; сын, проживающий не в одном селении с отцом, не может вступить в заве­дование оставленным им торговым или промышленным заведени­ем». Вся эта сеть ограничений, разорявшая еврея, приносила обиль­ные доходы полицейским властям, от высших до низших. Только взят­ка, «российская конституция» того времени, спасала гонимого от произвола властей при применении ограничительных законов, и чи­новники цепко держались за еврейское бесправие как за свою бене­фицию.

Сеть репрессий для ловли еврея была широко раскинута вне «черты оседлости». Во внутренних губерниях были разбросаны груп­пы привилегированных евреев: лица с высшим образованием, купцы первой гильдии после долгого купеческого стажа и ремесленники, напор «бесправных» в запретные области сдерживался самыми су­ровыми мерами. Пример усердия в этом отношении показала столи­ца. В Петербурге, где легально жило около 15 000 евреев, приюти­лось множество бесправных, прописанных фиктивно в качестве ре­месленников или служителей у легальных, и на борьбу с ними поли­ция тратила немало сил. Петербургский градоначальник Грессер сде­лал своей специальностью охоту на евреев. Журнальный обозрева­тель событий 1883 года так изображает подвиги столичной полиции: «Началось очищение Петербурга от докучливого племени. Делались облавы по всем правилам; захваченные с сомнительными правами на пребывание в столице евреи, нередко с семействами, препровож­дались прямо на вокзал соответственной железной дороги под кон­воем полицейских чинов. Время и сроки выезда отмерялись на часы: давалось то 24 часа, то 48 и т. д., точно речь шла о приведе­нии в исполнение приговора военно-полевого суда. А между тем высылались большею частью лица, уже много лет жившие в Пе­тербурге, успевшие обзавестись хозяйством и делами, которые никак нельзя было ликвидировать в 24 часа. Последствием подоб­ной спешной высылки из столицы были многочисленные случаи пе­рехода (фиктивного) в христианские вероисповедания». Фиктивное крещение служило сравнительно редким средством в борьбе за пра­во жительства. Обыкновенно «обход закона» совершался путем фик­ций безвредных, но более рискованных. Кроме обычной приписки в качестве подмастерьев к мастерским «полноправных» ремесленни­ков, практиковался еще следующий способ: молодые люди регист­рировались в качестве лакеев при евреях-врачах или адвокатах, так как по закону еврей с университетским дипломом первой степени мог держать при себе двух «домашних служителей» из своих соплемен­ников. На таких «лакейских» правах долго жили в Петербурге неко­торые еврейские писатели — среди них и молодой поэт С. Г. Фруг, певец еврейского горя, сразу занявший тогда видное место и в рус­ской литературе. Положение таких лиц было, конечно, крайне шат­ко: в любой день на их паспорте мог появиться полицейский крас­ный штамп с приказом о выезде из столицы в 24 часа. Такие же гоне­ния происходили в Москве и в других запретных городах. В гнезде украинской юдофобии, Киеве, не прекращались «облавы» на бес­правных; за один 1886 год оттуда были изгнаны более двух тысяч семейств. В 1887 г. южные города Ростов-на-Дону и Таганрог были исключены из «черты оседлости» и присоединены к закрытой для евреев казачьей области (Область Войска Донского), причем ра­нее жившим там дозволялось оставаться, но вновь селиться было строжайше запрещено.

Все более суживая территорию, где задыхалось еврейское насе­ление, правительство принимало также непосредственные меры к сужению экономической сферы его деятельности. Здесь откровен­но выставлялась старая догма: нужно отнять данную профессию у еврея для того, чтобы она досталась христианину. При Александре II правительство поощряло распространение среди евреев ремесел на­счет торговли и предоставило ремесленникам право повсеместного жительства, а при Александре III издается указ (1884) о закрытии в Житомире еврейского ремесленного училища, просуществовавше­го 23 года, с следующей мотивировкой: «Так как в городах и мес­течках юго-западного края евреи доставляют большинство ремес­ленных рук и этим мешают развитию ремесленного труда среди коренного населения края, то специально еврейское ремесленное училище, при отсутствии подобных училищ у христиан, является лишним орудием в руках евреев для эксплуатации коренного населе­ния края». Тут изучение ремесла объявлено орудием «эксплуатации», что ярко освещает истинный смысл этого изобретенного правитель­ством страшного слова: еврей является «эксплуататором», посколь­ку он занимается той профессией, хотя бы честной и производитель­ной, которою мог бы заниматься христианин на его месте.