А еще я чувствовал, что происходит там. Паника. Оставшимся из Триады понадобилось немало времени, чтобы решить, как действовать. Один бросился вслед за мной, пытаясь догнать, а другой остался там, обрушивая на защищающихся всю мощь.

Я же плыл настолько быстро, насколько мог. Пытаясь не думать и не чувствовать, стараясь не стать странным Нечто, чуждым Потоку вокруг. Огромное Нечто, напоминающее акулу, настигало меня, но я знал, что успею. Здесь недалеко, совсем. Стоило лишь захотеть. Можно сказать, что линии-волны сами несли меня туда, куда было необходимо.

И вскоре я начал «всплывать». Линия Пути мерцала все тусклее, почти теряясь в глубинах Потока. А когда я стал различать едва знакомые очертания берега, наконец погасла. Я без труда нашел ее вновь, но понял, что она теперь изменилась, опять принадлежа лишь мне одному. Все закончилось.

Реальность предстала какой-то искусственной, ненастоящей; тело, за короткое время переместившееся на несколько сотен метров, — закостенелым, вощенным, лишенным жизни. Наверное, это первый случай зарегистрированного телепорта за всю историю смертных. Не знаю, как это получилось. Я не захотел. Просто сделал.

Огромная акула за моей спиной ударилась о невидимое плексигласовое стекло. Реальность не пустила Старца. Я чувствовал, как он кричит от ярости и бессилия, но звука не было. Потому что Сирдар отступил от себя и проиграл. И теперь у него не было будущего. Он повернул обратно, направляясь к своему телу. Чтобы выбраться там и попытаться поспеть на берег острова. Хотя понимал: все кончено.

Потому что я стоял перед Лабиринтом. И в Потоке, среди бесконечных ходов, видел единственный путь к его сердцу.

Я рухнул на чужой, незнакомый остров, посреди бездыханных тел. Хотя, справедливости ради замечу, они дышали. Просто все как один находились без сознания.

Едва руки коснулись травы, пришло понимание, что я уже тут, что больше не нужно куда-то бежать, чтобы спастись, но нечто неприятное, давящее, все еще росло в груди. Набухало огромной опухолью, быстро прорастая метастазами.

Мгновение — и я разрыдался, крича и выдирая траву. Я разбрасывал вокруг землю, будто пытался вырыть себе глубокий бункер, где мог скрыться от всего того говна, которое навалилось на меня. Слеза застилали глаза, да и если честно, меньше всего на свете хотелось видеть этот мир.

Сколько продолжалась эта истерика — сказать сложно. Наверное вечно, учитывая, что здесь был совсем иной ход времени. Наконец я поднял голову, размазывая слезы перепачканными в земле руками. И понял, что нахожусь тут не один.

Коренастый мужик с торсом, будто слепленным из одних мышц, замер совсем близко. И глаза источали столько ненависти, словно я нацарапал на его машине слово из трех букв и убежал. Учитывая, что видел я мужика впервые, эмоции показались странными.

— Чего уставился? — не спросил, а скорее предъявил я.

Обычно у нас на районе после таких пристальных взглядов у пацанов появлялась небольшая денежка на пиво, а если не повезет — привод в полицию. Я понимал, что конкретно этот тип, наверное, ни в чем не виноват. Ни в смерти Изольды, ни в том, как все получилось. Но злость, которая бушевала во мне черной бурей, требовала выхода.

Я шагнул вперед, намереваясь обрушить на любителя попялиться все силу, которую только мог сейчас найти в себе. И неожиданно услышал знакомый голос:

— Не надо, Николай.

Я вздрогнул и обернулся. Александр совсем не изменился, с того самого воспоминания Ирмера. Ну, разве что, кроме одежды. Теперь он носил бесформенную хламиду. А вот лицо все то же — острые скулы, пронзительный взгляд и длинные волосы.

— Нечто Эг только и ждет, чтобы ты напал на него. Тогда он сможет оправдать твою смерть самообороной.

— Это и в моем мире практикуется, — сплюнул я на землю.

Коренастый мужик, точнее один из Гуангов, скрипнул зубами и заговорил. Его тон не предвещал ничего хорошего. И будто бы источал яд.

— Я подозревал, что это ты, Ал. Любитель человеческих пороков. Вступился за того, кто несет в себе Тьму.

— Он несет в себе Истину, — спокойно ответил Александр. — Одну из ее частичек. Просто, тебе она недоступна. В Тьме ты видишь конец, я же вижу начало нового.

— У вас все равно ничего не получится. Я догадываюсь, что ты хочешь сделать. И не позволю, как ты не позволил мне убить его.

— Я знаю. Потому повторил те же шаги, которые сделал ты. Обратился за помощью.

Несмотря на полный раздрай внутри, я не мог отвести взгляда от Александра. Казалось, угроза исходила от того коренастого мужика, однако он воспринимался какой-то крохотной вошью, недостойной внимания. А в бывшем ученике Ирмера чувствовалась стать, спокойствие и невероятная уверенность. Он напоминал атомный ледокол, который медленно, но вместе с тем неумолимо продвигается вперед, ломая лед.

— Аг, — разочарованно выдохнул коренастый мужик, которого назвали Эгом.

Тут уж мне пришлось рассмотреть еще одного вновь прибывшего, высокого, немного даже пузатого Гуанга. Несколько обрюзгшего, если быть совсем честным. Значит, у нас тут день открытых дверей для богов?

— Ты знаешь, что больше всего меня интересуют смертные, — начал толстяк. — Ал обратил мое внимание на один из миров, где сейчас происходит нечто занятное. И этот смертный станет одним из главных действующих лиц в этом… — он замялся, будто бы подбирая слова. — Мероприятии.

— Глупцы, вы не понимаете. Это… конец всему.

— Смерть одного — начало другого, — устало повторил Аг.

Он выглядел как учитель, проведший в школе несколько десятков лет. И теперь терпеливо говорил не раз сказанный материал. А глупые ученики все не хотели понимать.

И между тем напряжение было такое, что казалось, его можно ножом резать. По традиции жанра, сейчас должно начаться светопреставление. В моей прошлой жизни был бы мордобой. Если совсем не повезет, то с холодняком или огнестрелом. Ну, а здесь — что должно случиться? Вселенский катаклизм? Не то, чтобы я не хотел этого, но вместе с этим с интересом бы понаблюдал за битвой богов. И из реальности, и из Потока.

Но я точно чего-то не понимал. Потому что из крепыш сдрейфил. Только что говорил, что это конец и все такое. Но идти до упора за то, в что верил не решился. И лишь испустил дух. Его тело бездыханно повалилось на землю среди остальных. И только теперь я понял — он ушел глубоко в Поток. Психанул, так сказать.

— Спасибо, Аг, — произнес Александр.

— Твой человек в очень сильном эмоциональном потрясении. Ты уверен, что он справится?

— Разве можно быть уверенным в людях? — впервые за все время улыбнулся Александр.

И Ага этот ответ почему-то устроил. Он сделал подобие небольшого поклона, причем относящегося не только Гуангу, но и мне. Учитывая его комплекцию, вышло это удивительно неуклюже. А после тоже ушел в Поток. В отличие от Эга произвел данное действие намного бережнее к своей оболочке — сначала кряхтя улегся на землю и лишь потом обратился линиям-волнам.

Ученик Ирмера, а ныне одно из великих созданий Вселенной, посмотрел на меня.

— Аг прав. Ты сильно потрясен. Для начала тебе нужно умыться. Пойдем к берегу.

Теперь на меня накатила невероятная апатия. Хотелось упасть и страдать. Поведи сейчас меня Александр, или, как его тут называли Ал, на заклание, — пошел бы. Даже спорить не стал.

— Удели особое внимание земле под ногтями. Смотрится просто ужасно.

— Почему? — поднял я мокрое от озерной воды лицо к нему. Забавно, но отсюда «наш» берег тоже выглядел словно замершим, безжизненным.

— Потому что ногти — это самое главное в мужской гигиене. Меня так научили, когда я был человеком.

— Нет, — замотал я головой. — Почему вы мне помогаете?

— А кто сказал, что я помогаю? Я делаю то, что интересно мне.

— И что тебе интересно? — я сам не заметил, как перешел на «ты».

С точки зрения смертного, общающегося с богом — невероятная наглость. С точки зрения того, кто только что почти все потерял, в диалоге с неким Нечто — обыденность.