На острове мне по утрам частенько не хотелось вставать. Сначала меня искренне утомляло единообразие занятий и отсутствие какого-либо результата. Следом их сменила нечеловеческая боль, которая даже не думала затихать. После того, как Сирдар проходил палкой по телу, порой и глаза больно было открывать.

Теперь… теперь вместо всего этого пришло нежелание разрушить нечто иллюзорное, так трудно создаваемое. Мифическую проекцию чего-то совершенного, на какой-то момент возникшую в реальности. Я смотрел на переплетение наших тел, ласкал взглядом изгиб бедер моей спутницы, не мог надышаться ароматом ее кожи и волос. И одновременно с тем понимал, что между нами что-то большее, чем физическое влечение и всплеск гормонов.

А еще я весьма четко осознавал, что вечно подобное продолжаться не может. Даже в мире, где время — пространственная величина, счастье не бывает бесконечным. Как бы мы этого ни хотели.

Изольда отреагировала на мое движение, медленно открыла глаза и улыбнулась, проведя пальцем по моей щеке. Я улыбнулся в ответ.

— Волнуешься, Шаби? — спросила она.

— Нет, Шаби, — передразнил я ее. — Ну, возможно, только немного. Сегодня важный день.

— Если вдуматься, то каждый день по-своему важен. Просто мы этого порой не замечаем.

— Жалко, у тебя телефона с интернетом нет. Эта цитата набрала бы много лайков.

— Чего нет? — снова улыбнулась девушка.

— Не бери в голову. Это так, фантомные боли по цивилизации. Пойдем?

Мы оделись и вышли вместе. Не таясь и даже особо не стесняясь. Хотя, было кого.

Я понимал, что своим дерзким поведением снискал себе на острове славу местечковой рок-звезды. Поэтому возле моего дома собралась небольшая толпа Шаби. Лучшее, что можно было сделать — проигнорировать их.

Подле котла с каким-то варевом, отдаленно похожим на жидкую кашу и разбавленную похлебку, дежурил тип в дорогом костюме. И вид у него был более недовольным, чем обычно. Только спустя какое-то время, изредка посматривая на Шаби в нагруднике, который сидел, уставившись в даль, я понял причину недовольства. В нашей компании прибавилось Шаби, отошедших от бытовых дел.

Ели мы молча, медленно, обжигаясь горячей кашей. Самое смешное, что я мог бы остудить еду без всяких усилий, лишь бросив один взгляд в Поток. Но именно процесс поедания жидкой, только что сваренной каши, когда дуешь на ложку и обжигаешь рот, давал какой-то странный, сродни с мазохизмом, кайф.

Сейчас я понял, что мне нравится быть человеком. Несовершенным, обуреваемым эмоциями и порой ошибающимся. Я шел по Пути, но мне не нужна была конечная точка. Я не хотел стать мудрым и совершенным созданием. Только желал научиться определенным техникам, ни больше, ни меньше.

И это осознание поистине меня напугало. Что может противопоставить Шаби, максимально прибитый к земле, мудрому Идущему по Пути, замершему в шаге от прохождения Лабиринта? Есть ли вообще смысл в этом?

Наверное, будь на моем месте кто-нибудь другой, он бы серьезно засомневался. Может даже отступил бы. Но баран с футбольным характером Николай Куликов пер напролом, в том числе когда шансов на успех было не особо много.

Играть до конца! Пока не прозвучит трель свистка! Пока судья не покажет на центр. Пока ноги держат. Подниматься, если собьют. Бороться и не сдаваться!

— Пора, — сказал я, отодвигая миску.

Сирдар не стал спорить. Встал и пошел к центру острова. Я, а за мной и остальные Шаби, зашагали следом. Так мы и пришли к расчищенной площадке, двигаясь цепочкой, как вереница пытающихся поспеть за матерью утят.

Место я знал. Именно в этом доме я впервые очнулся, когда попал на остров. Но свободной площадки тут раньше точно не было. За одну ночь пространство между домами избавили от высокой травы и будто бы даже утоптали. Я вошел в Поток и увидел еле различимые следы изменения его линий-волн.

Сирдар сел по-турецки на краю этой площадки и повелительно посмотрел на меня. Я плюхнулся рядом. Затем наставник шикнул на замерших Шаби, и те рассыпались прочь, включая Изольду.

И мы стали ждать.

Былой Николай Куликов извелся бы от нетерпения даже через двадцать минут. У него бы сначала затекла спина, потом зачесался нос, вспотели подмышки. Шаби, который метил в Сирдары, с интересом разглядывал Поток и понимал, что способен просидеть столько, сколько нужно.

Но вместе с тем меня не покидало чувство времени. Когда на площадке появилось четверо Сирдаров, я мог с уверенностью сказать, что прошло два часа тридцать четыре минуты и три секунды.

Возглавлял процессию знакомый мне старик. Тот самый, который все время улыбался и которого в нашу первую встречу мне невероятно хотелось ударить. Вообще, это частая ситуация. Я не сказать, чтобы очень люблю людей.

По правую руку от него шел здоровенный, нет, правда здоровенный, громила с лицом, не обезображенным интеллектом. Я его видел всего однажды, и решил, что лишний раз не стоит встречаться. По левую руку двигался худенький, словно состоящий из одних сухожилий, невзрачный Сирдар.

Я знал, что это и есть та самая Триада. Верхушка так называемого Совета, от которой и зависит жизнь на острове. А поодаль от них, будто зная свое место, не отрывая взгляда от земли, шествовал мой соперник. Тот самый, четвертый по силе, если на острове уместно использовать слово «сила», Идущий по Пути.

— Сирдар, я привел к тебе Шаби, который хочет шагнуть дальше, — поднялся на ноги мой наставник. И я тоже решил встать.

— Спасибо, Сирдар, мы испытаем его поединком. Он будет продолжаться до тех пор, пока один из состязающихся не признает превосходство другого. Либо, — тут старик сделал паузу. — Пока сознание одного из них не растворится в Потоке.

Я ожидал еще чего-то. Ну, вроде правил — по паху не бить, спиной в Потоке не разворачиваться. И, в конце концов, отмашки о начале нашего поединка. Однако как только старик замолчал, мой противник перевел взгляд с земли на меня.

Его жгучие, точно наполненные огнем глаза, обожгли меня. Вспенились линии-волны, наливаясь сначала красным цветом, а следом становясь белыми. Меня с бешеной силой завертело вокруг себя, а после швырнуло так далеко, что даже дыхание перебило. Только позже стало доходить, что там, где я оказался, не существовало такого понятие, как дыхание.

Наверное, находись я сейчас в собственном теле, меня бы стошнило. Однако я был уже далеко от этой реальности. Сирдар без всяких усилий метнул меня куда-то вглубь Потока. Так далеко, что здесь даже линии-волны скорее чувствовались, чем виднелись.

И я летел, все более погружаясь в Нечто. Наверное, долго, если бы здесь было время. И чересчур быстро. Пока что-то внутри меня не воспротивилось воле противника. Пока не сработал странный, невероятно тяжелый чужой якорь.

И тогда я перестал падать, просто завис. Однако приятного здесь было мало. Я словно стал космонавтом с неограниченным запасом кислорода, который вышел в открытый космос. Хотя, неограниченным ли? Пока я еще осознавал себя, выходит, никакого растворения в Потоке не произошло. Уже хорошо. Как там сказано, я мыслю, значит, существую? Не удивлюсь, если Аристотель1, ну, или кто там это брякнул, тоже являлся Идущим по Пути.

Хорошо, с некоторыми мелочами разобрались, теперь дело за малым — найти дорогу обратно. Учитывая, что в Потоке нескончаемое количество Путей, задачка ни разу не простая. Я протянул руку к одной линии, которая задрожала и нехотя все-таки легла на мою ладонь, но сразу отбросил ее — не то. Чужое. Ладно, следующая!

Чем больше я перебирал линии, тем больше меня охватывало отчаяние. Словно слепой котенок я тыкался в разные места в поисках теплого живота матери. И конечно же, не находил ничего. Потому что нельзя так работать с Потоком. Математическая статистика и теория вероятности шла побоку. Невозможно перебрать все существующие варианты, чтобы в итоге наткнуться на свой.

И еще… я чувствовал, что слабею, если в Потоке можно использовать это слово. Спустя какое-то время пришло понимание, что мне почти все безразлично безразлично. Так бывает, если бесконечно долго смотреть на набегающие на берег волны. Заботы развеиваются, мысли становятся такими же пенящимися утекающими, как отступающая вода. И ты сам превращаешься в океан.