Я коротко пнул пятками кьярда в бока, и тот встал на дыбы, утробно хрипя. Дыхание Васьки превратилось в горячий пар, а тело, напротив, стало медленно остывать, под стать воздушной стихии. Мне оставалось лишь накинуть на себя Сферу неприятия. И мы отправились в путь.

К моему величайшему удовольствию, до Петербурга добираться не пришлось. На подлете к проклятому городу, занятому не менее проклятыми созданиями, во мне проснулась чуйка. Я вытащил жезл, к которому Протопопов приделал нечто вроде ручки. Выглядело, конечно, колхозно. Как залитая эпоксидной смолой розочка на ручке переключения передач в машине представительского класса. Но держать жезл действительно стало намного удобнее.

Я поделилися с артефактом даром, и тот мелко завибрировал, отзываясь на родную для себя силу. А затем прочертил едва видимую серебристую линию прямо по воздуху, уводя прочь от столицы Российской Империи. Из минусов — линию видел лишь призыватель, то есть, я. Поэтому кьярдом пришлось управлять вручную.

Новый путь обходил Петербург чуть восточнее, после чего вел меня на север. По берегу Ладожского озера. Ну да, Ирмер же путешествовал на лошадях, а жезл никак не новехонький навигатор последнего поколения. Скорее, своеобразное устройство памяти, воспроизводящее прошлый путь.

И только тут до меня начало доходить, что я вроде знаю конечную точку, куда ведет артефакт. Таинственный остров посреди Ладожского озера, где и укрылись эфери. Не знаю, был ли он известен в их мире, но в нашем о нем ходила весьма крепкая слава. Даже школьники-футболисты из Самары знали о священном месте.

Но вместе с тем я чувствовал, что что-то неправильно. Слишком легко, что ли. В последнее время я стал до определенной степени параноиком. Меня жизнь так приучила, что если что-то дается легко, то сразу за этим будет какой-то подвох. И хотелось бы думать, что я ошибаюсь. Но после судьба-злодейка за каждую плюшку брала свою плату.

Даже вспомнился Хемингуэй, который застрелился из-за глубокой депрессии. Несчастный писатель перестал работать, потому что ему чудилось, что за ним следят спецслужбы, его звонки прослушивают, а дом напичкан жучками. А спустя несколько десятилетий выяснилось, что агенты ФБР действительно следили за ним и прослушивали все разговоры. Как выразился знаменитый российский режиссер, ставший мемом: «Иронично».

Вот и сейчас, когда я оказался в чужом мире, подальше от всех «доброжелателей», то все равно чувствовал на себе пристальный взгляд. Так смотрит опытный энтомолог на нового любопытного жука: уже занеся руку с зажатой в пальцах булавкой.

Я даже обернулся несколько раз, будто в морозном темном небе мог увидеть что-то еще. И ничего не обнаружил. Не скажу, что это успокоило. Вот окажись поблизости крылан или нечто подобное, я напротив бы, выдохнул. А уже потом начал бы нервничать по поводу присутствия врага.

Между тем, жезл уже не мелко вибрировал, а напоминал отбойный молоток. Либо Ирмер не понимал действия своего артефакта, либо у него оказалось довольно хреновое чувство юмора. Я, к примеру, уже рук не чувствовал, хотя держал жезл каждой по очереди.

Кьярд снизился и ступил на берег заброшенной лодочной станции. Путь к ней немного зарос сорной травой. Но все же времени прошло слишком мало, чтобы скрыть хорошо наезженную проселочную дорогу, которая явно совсем недавно пользовалась широкой популярностью. Ну, так еще бы, священный остров, паломники, все дела.

— Отдышись немного, — сказал я Ваське.

А сам слез и положил жезл на землю, вглядываясь в мелкую водную рябь. Где-то там ответы. Где-то там Александр. Но почему же так муторно на душе?

Не знаю, сколько я так простоял. Но очнулся, когда кьярд подошел сзади и положил змеиную морду на плечо. Голова Васьки была теплая, значит, он пришел в себя. И можно продолжать путь.

Я подобрал жезл, вскочил на кьярда и отправил его по пути указанном серебряной нитью. Последняя, к слову, теперь больше напоминала тонкую плетеную веревку. Значит, мы действительно двигаемся в верном направлении.

Васька постепенно набрал ход, летя по воде как скоростной катер. Поднимаемые брызги глушила Сфера Неприятия, огромное озеро тонуло во мраке ночи. Казалось, благодать, живи и радуйся. Однако я чувствовал, как натянуты сейчас нервы. Дотронься — и лопнут. Потому когда серебряная нить пропала, вибрация жезла непривычно прекратилась, я даже выругался.

Васька, подчиняясь приказу, недоуменно остановился, вывернув голову ко мне. Я же тупил еще секунд десять, после чего облегченно выдохнул. Ну да, Ирмер плыл на лодке и в какой-то момент перешел в иной мир. Поэтому и жезл «выключился». Тупица!

Я торопливо достал Перчатку, будто сейчас от нее зависела моя жизнь, и стал вливать в артефакт силу. Слой реальности появился не сразу. Судьба словно в очередной раз издевалась надо мной, ослабив вожжи лишь в самый последний момент. Но я все-таки открыл проход в другой, первоначальный для меня мир. И промежуточный, один из многих, для магии.

Васька осторожно ступил на запорошенный снегом лед, как если бы боялся, что тот сейчас треснет. А я вновь поежился, вкладывая чуть больше силы в Сферу Неприятия. Мороз пробирался и сквозь нее. Посох не просто завибрировал, казалось, он, буквально, рвется из моих рук. Я же проследил за серебряной нитью и увидел вдалеке, где та заканчивается. Там завершил путь Ирмер, когда навсегда потерял главного в своей жизни ученика. И там, еще дальше, будто мираж в пустыне, слабо мерцал во мгле тусклыми огнями остров. Один из многих, где нашли себе прибежище эфери.

Я положил жезл на лед, теперь в нем не было никакого смысла, и пятками ударил Ваську в бока. Кьярд неторопливо зашагал по направлению к острову, словно на ходу размышлял, точно ли нам туда надо. Нужно сказать, сомневался и я. Нет, не потому, что вдруг передумал и решил умереть, наполненный силой. Меня по прежнему не покидало чувство, что все слишком легко. Так попросту не должно быть!

И когда я на полном скаку обернулся, то увидел во тьме десятки горящих проклятым пламенем глаз. Не скажу, что мне тут же полегчало, но хотя бы все стало на круги своя. Меня ждали. Падшие знали, что кто-то сюда придет. Бог знает, сколько времени они провели здесь. Возможно, целую вечность. Но их расчет оказался верным.

Кьярд тоже почувствовал присутствие тошкенов. Только к моему немалому удивлению, он не стал ускоряться. А напротив, остановился, как вкопанный. У меня даже во рту пересохло. Это что за бунт на корабле?

И только когда впереди показались отливающие черной пустотой и выделяющиеся даже в ночи глаза, я все понял. Нам попросту некуда отступать. Я неторопливо, чтобы не раздражать Падших, достал из мешка Перчатку. Ладно, сейчас переместимся обратно, а потом…

— Не глупи, смертный!

Голос прозвучал резко, мощно, будто удар кулака боксера-профессионала. И только с большим запозданием я понял, что прозвучал он внутри моей головы. Вот это ментальная мощь, конечно! Мне до такой расти и расти.

— Ты не сможешь уйти! — повторил Падший.

Я даже определил «говорившего». Сказать по правде, отличался он и статью, несмотря на обезображенное тело. Левая его рука походила на молодую ветку дерева, тогда как правая напоминала неоднократного победителя соревнований по армрестлингу. Одна нога была короче другой, отчего и широкие плечи смотрелись скособоченными, как осевший дом.

Лицом он даже напоминал старую мраморную статую, над которой орудовали вандалы. Щек не было, как факта, челюсть держалась на одних сухожилиях, или как назвать нечто, их заменяющее. Нос — мечта сифилитика. В том плане, что он еще был, но вот-вот готовился отвалиться. Невероятно черный, отчего гигант смотрелся даже комично. Не спасали положение и дымящиеся живой тьмой глаза.

— Чего вы хотите?! — спросил я так же громко, стараясь взять себя в руки. Получалось, сказать честно, не очень. Голос дрожал, как и колени. — Не поверю, что вы оказались здесь случайно.