— На ночь глядя? — удивился Ситников. Но не дождавшись ответа махнул рукой. — Бог с тобой. Упертый, как я в молодости. Собственно, я и сейчас упертый. Но от ужина ты не отвертишься, уважь старика. За едой и поговорим обо всем.

Что делать? Генерал-губернатор в риторике был силен. Точнее, приводил такие доводы, против которых не находилось контраргументов. Вообще никаких.

Мы, включая Ваську (он чувствовал себя в Самаре как минимум почетным жителем) прошли до дома Ситникова, где уже был накрыт стол. Весьма скромный по меркам моего Петербурга, если говорить откровенно. Я сразу открыл саквояж и выложил на свободную часть скатерти артефакты. И стал по памяти рассказывать о них. Вроде даже не ошибся.

— Добре, — заключил генерал-губернатор, когда я затих. — А теперь мы по пятьдесят грамм оформим. За встречу и дело, значит.

— Владимир Георгиевич, я не пью. Я же спортсмен.

— Давай без глупостей. Я сам, как ты там сказал? Язвенник, в общем. Да не морщись, это наливка домашняя, не горькая. Всего по пятьдесят, больше не налью.

Вот так и становятся бытовыми пьяницами, да? Не для Ситникова я свой трезвенный цветочек хранил, но тут уж действительно, не отвертишься. В берлоге медведя глупо взывать к идеалам вегетарианства.

— Сначала выдохнул, потом в себя этот нектар опрокинул, — неторопливо показал генерал-губернатор, подкрепляя сказанное делом. — А после, вот, хоть помидорчиком соленым. А можно и без оного. Амброзия.

Я сморщился и вылил в себя содержимое рюмки. Был готов к тому, что сейчас вырвет. У нас многих пацанов рвало, когда они впервые пробовали самогонку. Но чуть защипало на языке, во рту неожиданно стало приторно-сладко, а чуть попозже еще и в груди потеплело.

— Ничего себе, — выдохнул я.

— А я тебе что говорю, — ухмыльнулся Ситников, сложив руки на внушительном животе. — Нектар. Но тут дело такое. В малых дозах лекарство, в больших — яд. Сколько хороших людей от этого змия сгинуло. Тебе я, к примеру, более не налью. Дорога еще долгая предстоит. А сам пару стопочек перед сном выпью. Ты, Николай, присаживайся, в ногах правды нет. Картошечки, вот, накладывай. Видишь, блестит, маслом обмазали, лучком зеленым посыпали, ум отъешь.

Генерал-губернатор мягкими движениями оформил себе еще пятьдесят грамм. А потом внезапно посмотрел на меня и резко спросил:

— В Петербург, значит, собрался?

— Я…. откуда Вы…

— Так не первый год на земле живу. Вернулся ты, конечно, не только из-за нас. Но вернулся, за это тебе моя искренняя благодарность. Мог и просто стороной обойти. Однако если в путь торопишься, да еще и в ночь, хочешь со спящими иномирными тварями разминуться, чтобы к утру в Петербурге быть. Так?

— Так, — согласился я.

— Зачем тебе туда — я спрашивать не стану. Ты хоть и молод, однако ж, свою мысль относительно всего имеешь. И мысль эта порой весомая. Но я тебе вот что скажу. В Петербурге держи ухо востро. Как бы тихо и благостно там тебе ни казалось. В тот день сразу три Разлома в столице приключились. А это не шутки.

— Понял. Спасибо, Владимир Георгиевич.

— Было бы за что. Хотя, зря ты туда суешься. Ох, разворошишь осиное гнездо, разворошишь.

— У меня выбора нет.

— Император, что ли, приказал? — испытывающе посмотрел Ситников. Внезапно его глаза расширились от удивления, а он хлопнул себя по колену. — Матерь Всепетая, так нет, не Император! И сюда ты без его ведома, поди, пришел! Так!

Только сейчас я понял, что генерал-губернатор не спрашивает, а уже выстраивает собственную логическую цепь. И почему-то меня это невероятно развеселило. Хрен вам, Игорь Вениаминович, судя по всему, а не пополнение из Самары. Не прошел план по восстановлению имиджа Его Императорского Величества в глазах Ситникова.

— Нет. Договорился с одним из аристократов на поставки артефактов сюда.

— А ему это зачем? — сразу уцепился за суть генерал-губернатор.

— Надеется на вашу помощь против застенцев. Против недомов того мира.

— Неужто так ослабли, что маги с недомами не могут справиться? — удивился Ситников.

— Да есть там несколько нюансов вроде межконтинентальных баллистических ракет.

— Это еще что за зверь? — заинтересовался Ситников.

— Боюсь, в полчаса не расскажу, Владимир Георгевич. Вот вернусь из Петербурга, так и поговорим. Обо всем подробно.

— Пусть так.

Было видно, что генерал-губернатору не просто далось это решение. Очень уж я заинтриговал его. Ситников махнул рукой одному из адъютантов, и тот принес шкатулку. Его Превосходительство открыл ее, и меня ослепил блеск сульфаров.

— За новую партию, — объяснил генерал-губернатор.

— Вернусь и заберу, — отрезал я. — Иначе есть риск, что пропадут.

— Ну ладно, поешь хоть немного перед дорогой. Хватит разговоры разговаривать. Прав, вернешься, покумекаем основательно. Только ты, Николай, пообещай, что вернешься из этого проклятого города!

— Обещаю, — для убедительности я даже поднял правую руку.

— Ну вот, теперь верю. Раз обещал — сделаешь.

Ситников сел и принялся молча накладывать себе в тарелку еду. Я занялся тем же. И думал, все ли правильно сделал, сдав Максутова с потрохами? Ведь теперь Императору не видать помощи самарцев, как своих ушей. Поразительно, но на душе стало удивительно спокойно.

Просторное помещение освещалось тускло. Воздух словно состоял из табачного дыма. В узких кулуарах раздавались приглушенные голоса, а немногочисленные посетители ходили в карнавальных масках. Здесь никто не спрашивал имен, никто не здоровался, даже если узнавал знакомца, и разговаривали лишь об отвлеченных вещах, не касаясь дел государства или политики. И основным интересом для всех здесь была игра.

Собрания проходили редко, не чаще раза в месяц, и всегда в разных местах. Сегодня, к примеру, под это дело оказалось отведено двухэтажное здание галантерейщика Синицына, умершего на прошлой неделе от сердечной жабы. Родных у бедняги не осталось, помещение должно было отойти в пользу Империи. Более того, у департамента публичных зданий, коим руководил князь Неупокоев Константин Николаевич, на него уже имелись определенные планы по реконструкции.

Собственно, благодаря ему закрытые собрания «для своих» и появились. Константин Николаевич, как человек рисковый, и что немаловажно, невероятно везучий, сколотил свое состояние после смерти «папа» исключительно на азартных играх. Скачки, карточные салоны, даже бросание костей в сомнительной компании — Неупокоев не чурался ничего. И то ли благодаря фарту фамилии и насмешке судьбы, то ли из-за уже озвученного везения, везде выходил сухим из воды. А зачастую еще и с определенным выигрышем.

Оттого запрет Его Императорского Величества (читай, супруги Романова) здорово подкосил Константина Николаевича. Пять дней он провел взаперти, кушая сначала шампанское, а далее обычную горькую, но после решил: он без игры, как лебедь с подрезанными крыльями в Петергофе. Смотрит в небо, однако вынужден оставаться на земле.

Потому Неупокоев пошел на серьезный шаг — решил ослушаться Императора. Вместе с такими же горячими головами князь стал устраивать карточные салоны у себя дома, слава о которых постепенно перешагнула его гостиную.

И тут проявилась странная и забавная вещица. Играл — если не весь высший свет, то большая его часть! И Главноуправляющий Третьим Отделением, и Министр путей сообщения, и, прости Господи, даже мерзкий старик Разумовский, наиболее приближенный к Императору. Казалось, весь Петербург только и ждал отмашки, чтобы проявить себя в стуколке или висте.

Лишь Его Величество поданные оставили в счастливом неведении. И в том не было измены или законоотступничества. Ибо каждый из членов тайного клуба знал, что нет ничего хуже, чем играющий Император. Вот и не поднимал близкий круг данную тему, как при пьянице не говорят о хинной или иных настойках, чтобы не будоражить его фантазию. Однако между собой все знали и понимали.