Вскоре на мостовую рухнул штабс-ротмистр, похоронив и нашу защиту. И мы: я, один опустошенный жандарм с шашкой, его компаньон, явно творивший одно из последних заклинаний и храбрый мужик с кочергой остались наедине с пятью ранеными, но все еще намеревавшимися полакомиться человечиной Слепцами.

И тут все-таки кто-то там наверху подумал, что хватит с меня. Кьярд прежде сражавшийся пусть как и боевой, но все же конь, встал на дыбы и пахнул на обидчиков огнем. Я стоял в метрах в четырех от созданий Разлома, но почувствовал нестерпимый жар. И тогда твари с подпаленной мерзкой шкурой, бросились наутек.

— Бегите, Слепцы, — обессиленно сел я на мостовую, чувствуя себя как минимум Гендальфом.

Не было сил даже говорить. Я лишь пощупал пульс у штабс-ротмистра, спасибо урокам ОБЖ — живой. Уже хорошо. Итого, у нас из потерь — один испугавшийся жандарм. Зря, он, конечно. Выбрал самое неверное решение — поддаться панике. За что и поплатился.

А мои-то молодцы. Вот честно, не ожидал даже от них. Всю дорогу они изображали скучающих балбесов, но в нужный момент показали себя с лучшей стороны. И кьярд. Блин, крутой зараза.

Вспомнив о мистическом животном, я только сейчас поискал его глазами. И в груди защемило. Кьярд лежал на боку и смотрел на меня своими змеиным взглядом, в которых теплилась жизнь. И я понял, что он не хочет умирать.

Да, говорили, что после гибели хозяев животные становятся неуправляемыми. И лучше умерщвлять их следом. Но я почему-то не мог видеть, как это гордое и в чем-то красивое животное страдает. Да блин, он всех нас спас. Если я ничего не сделаю, то в жизни себе не прощу.

Я осторожно подошел к нему, положив руку на теплую шею. Кьярд вздрогнул, но даже головой не повел, продолжая лежать и тяжело дышать. Его раны кровоточили, самым большим оказался длинный порез сбоку, и стало очевидно — дело труба. Если что-то не предпринять…

И тогда я стал вить форму. По памяти, медленно вплетая один узор в другой. Заклинание называлось Затягивание ран. Лекари изучали его на пятом ранге. Изучали долго, кропотливо. Потому что структура казалась слишком сложной. Да таковой она и была.

Что и говорить, если даже штабс-ротмистр, использовавший Баррикаду, решил пренебречь подобным заклинанием. Заклинанием в бою невероятно полезным. А все потому, что если ошибешься — и вместо затягивания, раны как раз откроются.

Мне терять было нечего. Кьярд все равно умирал. Если все пройдет плохо — вряд за него кто спросит. Если нет — то может мне премию какую выпишут, а? Хотя, конечно, на самом деле мной сейчас руководила не корысть, а скорее жалость.

На создание заклинание ушло почти десять секунд. И то у меня не было ощущения, что я сделал все правильно. Извини, мой новый черногривый друг, если что не так. Я влил силу в форму и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Видимо, дар решил, что хватит с меня мучений и пора отключать этот мешок с костями.

Что интересно, очнулся я в собственной кровати. Помытый, одетый в какую-то дурацкую сорочку (Илларион!), с подоткнутым, как у маленьких мальчиков, одеялом. С уже знакомым ощущением «отстаньте все от меня и дайте помереть спокойно». И даже с часок лежал, не шевелясь и размышляя о смысле жизни.

То, что я думаю — это хорошо. Значит, живой. То, что при усилии поднять руку меня ломает, как не в себя — плохо. Выходит, я опять почти истощился. Интересно, заклинание получилось или нет? Так и не успел понять.

Спустя час ко мне вошел Илларион. Сначала всплеснул руками, а потом перекрестился. Что, так все плохо?

— Я уж думал все, отбегался, — тихо сказал слуга.

— Вот еще. Я же сегодня в лицей собирался, ребятам обещал — ответил я.

— Сегодня, как же. Третий день лежите, господин. Уж и лекарь от Их Высокопревосходительства приходил.

— Максутова, что ли?

— Его, его, — покивал Илларион, подходя. Он налил в стакан воды и стал бережно меня поить. — Сказал, что никаких видимых повреждений нет. Когда дар восстановится, тогда и вы, стало быть встанете. У Их Благородия не так все радужно.

— Что еще за Благородие? — оторвался от стакана я.

— Штабс-ротмистр. В госпиталь отправили, сказали, что ежели восстановится, то процесс будет долгим.

Последние слова Илларион произнес чужим голосом, видимо, подражая лекарю.

— А ведь, если бы не этот штабс-ротмистр, мы бы сейчас не разговаривали, — сказал я.

— Истинно так. Но на то у них и служба такая. Им за это деньги платят.

— Годовой оклад пять двести, — вспомнил я его слова.

— Ну хватит вам панихиду разводить, — отмахнулся слуга. — В себя пришли, значит, все хорошо будет. Нам с вами надо проблему одну серьезную решить. Вы, господин, встать-то сможете?

— Могу и сплясать. Но лучше не буду. Я Сегодня, как бы это сказать, не в потоке.

Я жестом остановил Иллариона, подорвавшегося помогать. А когда почти поднялся, замер сам, обнаружив на прикроватной тумбочке предмет, которого здесь быть не должно было. А именно — сульфар. Чуть поменьше того, который уже имелся у меня.

— Это что?

— Господа принесли, — ответил Илларион. — За убитую бестию, сказали. Ну, помните, господин, как вы ту тварь ловко размазали?

— Ах, за нее, — произнес я, но интересовало меня совершенно другое. — И во сколько оценили?

Слуга нехотя указал на листок бумаги, лежащий под сульфаром. Пришлось вчитываться. Сумма значилась, как две тысячи двести рублей. Иными словами, триста тридцать мне предназначалось уплатить в качестве налога. Ну, собственно, не все так плохо. Есть немного наличных, пара сульфаров в загашнике, жить можно. Еще бы не чувствовать себя, как разбитая бутылка в мусорке.

— Так что ты там говорил про проблему?

— Там, возле дома, — уклончиво ответил слуга. — На улице надобно выйти.

— Тогда мундир давай, куда его спрятал? Я же не пойду на улицу в этом.

После долгого облачения я неспешно спустился вниз. Разве что чуть быстрее человека, пролежавшего десять лет в коме. По-хорошему, надо было день отлежаться. А то и два. Если так пойдет, то магия меня рано или поздно доконает. По всем ощущениям, все-таки рано.

Илларион открыл входную дверь и помог мне выбраться наружу. Казалось, тут ничего не изменилось. Мертвые туши убрали, мостовую отмыли от крови. Ну да, прошло-то уже несколько дней.

Сейчас здесь ругался «ванька». Вообще, наш проулок использовали не часто. Как правило в часы-пик (бывало тут и такое), чтобы объехать затор на главной улице. По всей видимости, именно это и хотел сделать легковой извозчик. Да попал впросак. По одной простой причине — в переулке, прямо посередине, стоял знакомый мне кьярд, недовольно глядя на возмутителя спокойствия.

Потому и ругался извозчик вполголоса, как обычно костерят власть на кухне. Вроде в своем доме можно, но лучше не кричать. А то накличешь беду.

— Вот, — только и сказал Илларион. — Стоит.

— Ты как пожилой мужчина, который хвастается перед девушкой, — задумчиво пробормотал я. Значит, сработало лекарское заклинание? Ну надо же. — Ну, а в чем проблема?

— Так он не слушает никого, господин. Жандармы приезжали, забрать его, так ни в какую. Двух покусал. От нашей двери не отходит. Господин, мне и самому боязно сходить еды купить. Это же чистый диавол.

— Ну а от меня ты чего хочешь?

— Прикажите ему уйти.

— Илларион, ты если не заметил, я не конюший. Или как там называется тот, кто кьярдами управляет?

— Да в другом дело, господин. Их Высокопревосходительство сказал, что этот диавол теперь ваш. Даже бумаги прислал. Мол, делайте с ним, что хотите.

— В смысле мой? Прям совсем?

Вместо ответа, кьярд медленно подошел и лизнул меня раздвоенным языком.

Как отказаться от подарка, который никто не вручал? Вот и я не знал. Если честно, лучше бы перед дверью с неба свалился слон. Его хотя бы в цирк сдать можно. А с этим что делать?

Мне даже пришла шальная мысль. А вдруг Максутов пошутил? Кто знает, вдруг у него такое странное чувство юмора? Но вот наличие мифического животного, да и документы на него, свидетельствовали об обратном.