— Неужели ничего нельзя сделать, герр Клаус? — спросила высокая худощавая блондинка лет сорока.

— Ничего, — пожал плечами доктор. — Можно поддерживать в нем жизнь и дальше. Кормить через трубку, выносить утки, делать массажи, однако сознание к нему вряд ли вернется.

Герр Клаусу было искренне жаль эту женщину. Когда к нему два года назад обратились для лечения национальной гордости, знаменитого гонщика, который ударился головой при катании на лыжах, доктор искренне считал, что это его шанс. Как только он поставит на ноги герр Бека, то станет еще более знаменитым. Да и дело было не в популярности. Ему действительно хотелось помочь.

Однако чем больше проходило времени, чем больше методов лечения они пробовали, включая экспериментальные, а порой и просто запрещенные в большинстве стран, тем явственнее герр Клаусу становилось понятно, здесь уже вряд ли что-то решительно изменишь. Помочь Петеру Боку могло лишь чудо. Медицина тут бессильна.

И еще доктору было искренне жаль жену знаменитого гонщика. Фрау Бок, несмотря на двадцать четыре года совместной жизни, до сих пор любила мужа (герр Клаус относил подобное явление также к разряду чудес, которые невозможно объяснить), и не жалела денег в попытке поставить супруга на ноги. Да что там, хотя бы добиться какого-то осознанного взгляда.

Уже были проданы две машины представительского класса, один спорткар и особняк в Марбелье. Деньги будто улетали в черную дыру, однако никакого существенного результата не приносили. И доктору Клаусу, как человеку честному и весьма обеспеченному, было неудобно продолжать тянуть немалые деньги из фрау Бок, понимая, что едва ли это что-нибудь изменит.

К тому же, если говорить совсем начистоту, то Марта нравилась доктору. И не только как человек, заинтересованный в скорейшем излечении его пациента. К своему огромному стыду, герр Клаус желал ее как женщину. Причем, с каждым днем все больше. И решительно ничего не мог с собой поделать.

— Есть неплохие европейские клиники, где за ним будут ухаживать должным образом, — продолжал он гнуть свою линию.

— Но перестанут лечить, — нахмурилась фрау Бок.

— Марта, — доктор впервые назвал ее по имени. Более того, положил свою ладонь ей на руку. — Я скажу Вам откровенно. У него нет никаких шансов. Вся его дальнейшая жизнь — это жизнь овоща. Я понимаю, что это очень резкие слова. И их довольно тяжело принять, но…

Закончить ему не удалось. Что-то громко плюхнулось в комнате за лестницей. Именно там, где лежал Петер Бок.

Доктор напрягся, кожей чувствуя опасность. Тревожно взглянула на него и женщина, высвободив руку. А Герр Клаус торопливо соображал. Это точно не медсестра, он нарочно отправил ее отдохнуть в гостевой дом, чтобы остаться наедине с Мартой. Грабители? Едва ли. Все знают, кому принадлежит этот дом. Попытаться его обокрасть значило примерно то же, что и осквернить святыню. Животные? Собака во дворе. Более того, доктор видел ее прямо сейчас через панорамное окно. Тогда что, черт побери, там творилось?

Скрипнули половицы, испуганным вздохом отозвавшись в гостиной. Это Марта вскочила на ноги, но тут же замерла, словно забыв, как дышать.

Доктор тоже встал, решив, что не время дрожать от страха в присутствии дамы сердца. Он медленно, будто пытаясь отсрочить неизбежное, двинулся по направлению к комнате. Шаг, еще один, еще…

Выросшая в коридоре тень заставила сердце сжаться. Герр Клаус был хорошим специалистом, богатым человеком, однако храбростью его жизнь обделила. В отличие от того, кто вырос перед ним. Настоящего адреналинового наркомана, который и лучшим гонщиком в мире стал именно поэтому.

Петер Бок был бледной копией самого себя. Не тот красавец, которого помнили по выступлениям в Формуле-1. Худой, небритый, с плохо отросшими после операции на мозг волосами. Он уставился на доктора непонимающим взглядом, однако после этого произошло еще одно не менее занимательно событие. Мужчина заговорил.

— Кто Вы?

— Я… Я…

— Петер! — вскрикнула Марта и бросилась в объятия к мужу. Слезы градом лились из ее глаз. Лишь спустя полминуты она оторвалась от супруга. — Это доктор. Герр Клаус. Он лечил тебя.

— Лечил меня? — переспросил Петер. — От чего?

— Ты упал на лыжах и сильно ударился головой. Разве ты не помнишь?

— Лыжи, — задумчиво пробормотал мужчина. — Да, мы ездили на лыжах. А потом… потом не помню.

— Герр Бок, скажите, пожалуйста, как Вы себя чувствуете? — с замиранием спросил доктор.

— Чувствую? Нормально, все в полном порядке. Только есть хочу.

Все, что оставалось вымолвить доктору — единственное слово:

— Чудо.

От звука поворачивающегося в замке ключа Юля вздрогнула. Казалось, вместе с открывшейся дверью оборвалась и ее жизнь. Толика настоящей жизни, которая начиналась, стоило девочке остаться одной. Она надеялась, что мать уехала к подруге и вернется поздно, когда уже все будут дома, но ей сегодня не везло.

— Юлька! — от голоса родной матери у девочки похолодело внутри. — Дома, что ли?

Она знала, что таиться бессмысленно. От этого может выйти еще хуже. Поэтому выскочила в коридор, натянув дежурную улыбку. Мать могла предъявить претензию и по поводу хмурого вида. Вообще, все зависело от настроения. Перед матерью невозможно было выслужиться, если та не в духе.

— Чего лыбишься как идиотка? Продукты на кухню отнеси. И аккуратнее, яйца не разбей. Аккуратнее, говорю, уронишь же сейчас! В кого ты такая? Руки как из жопы.

Юля промолчала. Она знала, что лучший способ избежать конфликта — в такие моменты не замечать подобных упреков. К тому же мать сегодня была не в таком уж плохом настроении, как обычно.

Правда, стоило немного расслабиться, как девочке тут же прилетел подзатыльник.

— Посуду почему не помыла?

— Я только пришла, — попыталась оправдаться Юля.

— Пакеты разбери и мой давай. Скоро отец приедет.

Конечно для Юли он был никакой не отец — отчим. Но к Николаю девочка относилась хорошо. Хотя бы потому, что в его присутствии мать надевала маску «добрячки» и адекватной женщины. Так, поорет иной раз, но без рукоприкладства. А иногда Николай даже осадит ее, мол, чего к дочке прикопалась.

Правда, порой подобная защита выходила боком. Николай на работе был мастером, да еще на хорошем счету, частенько задерживался. Мать же «вела хозяйство». На самом деле этим занималась тринадцатилетняя Юля, однако кто девочке поверит? Поэтому как только за отчимом закрывалась дверь, Юльке припоминалось все.

На людях они были образцово-показательной семьей. Мать — эффектная женщина, способная украсить любой вечер. Николай — высокий молчаливый мужик с золотыми руками, клюнувший в свое время на красивую обертку. Юлин младший брат — красивый трехлетка с кудрями пшеничного цвета, которого она любила, скорее вопреки всему. И она — угловатая, несмышленая, рукожопая, так похожая на «этого урода».

Этим уродом являлся ее настоящий отец, который сбежал от матери давно, девочке еще и пяти не было. Просто в один день его нервы сдали, и отец не пришел домой. В следующий раз муж с женой встретились в загсе по весьма серьезной причине: развод.

Отец даже пытался первое время видеться с Юлей, приносил игрушки и конфеты. Их мать рвала и выбрасывала. Игрушки обязательно были «дешевой дрянью», а от конфет девочку могло «разнести». Кто ее такую потом замуж возьмет?

Самого же отца бывшая жена все время материла и при каждой встрече всячески выносила мозг. Поэтому скоро он забыл к ним дорогу. Хотя алименты платил исправно.

Юля не винила его. Если бы она могла, то сама бы сбежала. Только куда? Родители матери умерли, бабушка со стороны отца тяжело болеет. Вот и осталась девочка одна в этом мире. Жила, сама не понимая, ради чего.

Многие ее сверстницы мечтали стать богатыми, знаменитыми, успешно выйти замуж. Юля была более приземленной. Она мечтала, что закончит девятый класс и тут же поступит в колледж. Любой, главное, чтобы предоставляли общежитие.