– Стефан отказался нам помогать. Обещал только не мешать.

– Белый лев верен себе, да? – хмыкнул Джефри. – И что его держит в этом «Обществе», если даже нам понятно, что оно ему не нужно? Я уже пять лет в президиуме, а сам знаешь, «Общество чистой силы» всегда имело на него большое влияние, но за это время о нем там почти не вспоминали.

– Думаю, Стефан боится потерять привычную жизнь, – ответил я. – Ему не нужно «Общество», но любые волнения в Тассете нанесут урон его бизнесу, да и о спокойной размеренной жизни можно забыть. Видимо, поэтому он и не желает участвовать в наших делах. Но хоть не мешает, и на том спасибо.

– Да уж, – вздохнул Джефри. – Еще и моя кузина с ним связалась. Я думал, ее ай-тере несколько преувеличивают проблему их отношений, но сегодня, стоило эо Тайрену появиться на пороге, Лалли сразу куда-то с ним исчезла.

– Может, оно и к лучшему? – сказал я.

– Не думаю. Стефан не на нашей стороне, это очевидно. И мне не нравится, что он подобрался к сопротивлению так близко. Если бы он действовал так же активно, как и его отец, мы бы давно от него избавились. Не в обиду вашим семейным узам, как говорится.

– Мне больше интересно, почему ты до сих пор женат на Хайди.

– Удобно. – Джефри пожал плечами. – Мы с ней достигли некоего компромисса. Она не мешает мне и остается в живых. Никаких ай-тере, никакой магии. Просто тихое мирное существование в нашем загородном доме. Все упирается в статус и бизнес. Если Хайди умрет, ее мамаша будет зубами держаться за наследство, мне это невыгодно. Так что пусть живет и здравствует, пока не лезет в мои дела и ведет себя смирно.

– Понимаю.

Хотя на самом деле я не понимал. Узы брака – это не шутка, они не на словах. Неужели Джефри не хочется иметь нормальную семью? Любящую и любимую супругу? Видимо, в его жизни есть место только для борьбы. Что ж, каждый делает свой выбор.

– Пора возвращаться. – Джефри со вздохом опустил окурок в пепельницу и поднялся на ноги. – Праздник должен продолжаться. Нам не стоит слишком часто видеться вне рамок переговоров. Если что, звони сюда, здесь нет посторонних ушей. И если понадобится любая помощь, скажи. Сам знаешь, Тассет та еще клоака.

– Да, мне ли не знать.

Джеф понимающе хмыкнул, и мы снова прошли в кабинет. Хайди смирно сидела на диване. Макса рядом не было. Наверное, он вернулся к Ариэтт и Эдите.

– Тебе лучше, дорогая? – поинтересовался Джеф.

– Да, я прекрасно себя чувствую, – ответила его жена.

– Тогда идем к гостям, они здесь ради нас.

Он протянул Хайди руку, и они первыми вышли в зал. Я следовал за ними. Стоило переступить порог зала, как увидел Ариэтт. Она беседовала с братом. Поискал глазами Эдиту. Она общалась с какими-то дамами. А вот Макса я не увидел. Ушел? Или где-то в саду? Вроде бы ничего плохого не случилось, Эдита бы почувствовала, да и я, наверное, тоже – без Деи уверенности в этом не было.

– Эжен! – Ари обернулась ко мне. – Мы здесь.

Я направился к ним.

– Здравствуйте, господин эо Тайрен, – сказал Стефану.

– Здравствуйте, господин Айлер, – ответил тот. – Вижу, Хайди лучше?

– Да, Макс сказал, это нервы. Кстати, а где он сам?

– В саду, – ответила Ариэтт. – Скоро вернется. Зря мы его не отговорили от этого визита.

– Разве его отговоришь? Может, найти его?

– Дайте парню подумать спокойно, – поморщился Стеф. – Сам вернется.

– И то верно, – вздохнула Ари.

Заиграла музыка, Джеф и Хайди вышли в центр зала. Со стороны они выглядели красивой парой, но я-то знал, что это лишь видимость. Видимость счастья и любви, за которыми пустота.

– Потанцуем? – Я протянул руку Ариэтт.

Супруга вложила свою теплую ладошку в мои пальцы, и мы тоже закружились по залу.

– Все хорошо? – шепотом спросила Ари.

– Да, Джеф с нами.

– Хоть что-то радует. – Супруга отыскала взглядом брата. – И почему Стеф такой упрямый?

– Потому что он эо Тайрен. – Я тихо рассмеялся. – Вы все такие. И ты, и Нэйт, и он.

– Да ладно тебе! – возмутилась Ариэтт.

– Истину говорю.

Любимая сделала вид, что обиделась, но на самом деле, конечно, это было не так. Да и я сказал правду. Упрямство у них семейное. И с каждым очень трудно договариваться. Зато никто не отступает от своего слова. Поэтому я надеялся, что Стефан не станет нам мешать, раз уж обещал.

Макс

– Тебе нельзя возвращаться в Тассет!

Я слышал эту фразу от всех, кто считал, что может вмешиваться в мою жизнь. От родных и едва знакомых. От Кристин, Генриха, Эжена, Деи, Ариэтт, даже Нэйтона, который обычно не удостаивал меня советами. Когда они отправили отговаривать меня Дилана, я просто рассмеялся ему в лицо. Можно подумать, они открыли большой секрет, а сам я не подозревал, что никогда больше не должен пересекать границу Эвассона. Возможно, так бы и было. Время лечит. Оно постепенно стирает все, что наболело, штрих за штрихом, и в какой-то миг ты понимаешь, что снова можешь дышать. Так было и со мной. Около года после приезда в Эвассон я метался среди улиц и домов, не находя себе места, и только безумное терпение Кристин и Генриха, которые стали для меня почти родителями, позволило мне вернуться к жизни. В какой-то момент я перестал метаться и осознал: это бессмысленно. Все, что я делаю. Бессмысленно и глупо, потому что прошлого меня больше нет. Я стал другим. Этому другому нет необходимости прятать лицо за волосами. Нет смысла отводить взгляд, когда с ним говорят. И уж, конечно, не нужно молчать, когда хочется кричать во весь голос.

Когда я успокоился, выяснилось, что жизнь не прекратилась. Время не перестало бежать от того, что я в нем потерялся. Нет, наоборот. Оно будто ускорилось – и все переменило. Моими друзьями стали люди, которых я считал врагами. Я мог прийти на ужин к Дее и Нэйтону, не опасаясь, что Нэйт спустит меня с лестницы. Обсудить с ними вопросы, касавшиеся моей учебы, а потом и работы. Посмеяться. С Диланом было сложнее, но постепенно я привык и к нему. У него была замечательная семья, и мне нравилось возиться с его детьми. А когда у меня в руках очутился диплом, а у Дилана стало на двух малышей больше, меня стали приглашать в гости куда чаще – хороший доктор нужен всем. Особенно младенцам, которые не могут пожаловаться, что у них болит, а моя сила позволяла это определить. И Дилан перестал глядеть на меня волком. О семье Айлеров и речи не шло – я будто всегда с ними и жил. Эжен вообще оказался отличным парнем, и, когда его родители решили сделать меня официально частью их семьи, он был только «за». Все наладилось, успокоилось, только…

Хайди снилась мне. Упорно, постоянно. Снился ее голос, запах кожи, улыбка. Мне не хватало ее до одури. Я ненавидел ее и желал вновь увидеть. Понимал, что она сломала меня, как надоевшую игрушку, и хотел убедиться в том, что могу посмотреть на нее и не умереть от боли. Временами вроде бы отпускало, но потом все возвращалось снова. Я не любил ее больше, нет. Изначально это была болезненная зависимость, а не любовь, и теперь мне стало это понятно. Особенно когда смотрел на Генриха и Кристин, Эжена и Ари, Нэйтона и Дею. Вот так выглядит любовь. Но в ней не должно быть места унижению, боли, страху.

И все-таки, как врач, я мог сказать: от зависимости нелегко излечиться. Вышибить клин клином у меня не получалось. Пару раз я пытался завязать отношения, но все заканчивалось очень быстро. Видимо, Хайди действительно что-то во мне сломала, и восстановить не получалось. А после снов, в которых мы были вместе, хотелось выть и рвать на себе волосы. Если бы рядом не было моих близких, я бы сошел с ума. Но постепенно и это состояние изменилось. Я не забыл о ней, нет. Но пришло понимание необходимости излечиться. Любой ценой. А еще я пару раз слышал, что Хайди и сама тяжело больна. Возможно, я мог бы… Мог бы излечить и ее. Правда, я не лечил души, только тела. И все же хотел попытаться.

Зачем я поехал с Эженом в Тассет? Все просто. Мне нужно расставить точки, чтобы жить дальше. Многоточия – это глупо и больно. Я был готов к тому, что Эжен откажется от моей компании. Когда собирались ехать Дея и Нэйт, даже не заикался, что хочу сопровождать их, ведь заранее знал ответ. Нет. Ни Дея, ни Нэйт никогда не разрешили бы мне пересечь границу Тассета и Эвассона. А Эжен разрешил. Он понимал, зачем мне это нужно. Он всегда слишком много понимал. Просил только не делать глупостей, и я не собирался их делать.