Следующая глава сейчас. Исправляю орфографию 😑

— То, как вы трактуете обстоятельства, иными кругами может быть интерпретировано радикально иным способом.

— С этими гипотетическими иными кругами буду разбираться по мере поступления проблем. Между нами, я могу рассчитывать на ваше джентльменское соглашение?

— Куда я денусь... Вы не представляете, какой объём информации я сейчас провернул за время нашего разговора. У меня на связи ваша опекунша, кстати.

— И-и-и?

— Это была посылка снаружи, моего интереса нет. Вы были правы: исключительно ваша компетенция. Ну, ещё метрополии — но это уже не интересно мне, если с профессиональной точки зрения.

Вот это засада.

А я уже с ним, говоря иносказательно, и денег вместе заработал — и прибыль поделил.

И свою часть уже даже потратил. Мысленно.

— Подождите. — Он действительно общается с кем-то в параллель (наверняка с Тикой, если верить предчувствию). — Есть подтверждение вашей опекунши. Так, еду к вам. Ждите на месте.

Его лицо вдруг меняется и он становится похож на человека, а не на робота-эгоиста.

_______

Там же, через некоторое время

Старой 20й главы больше нет 😑

***

В отличие от большей части времени входы и на этаж Тики, и во все её четыре кабинета на нём оказываются открытыми. На мою биометрию здешние сканеры настроены положительно, но сейчас электронные замки вообще деактивированы и даже доводчики на дверях отключены.

К чему бы это.

— Приветствую. — Быстро прохожу в ту часть офиса, где сквозь частично прозрачные стены вижу Хамасаки-старшую. — Поговорить бы? Срочно, — как могу красноречиво двигаю бровями и с намёком кошусь в сторону выхода.

Поскольку кроме опекунши в помещении в разных углах в креслах находятся ещё и мать Айи, и завуч.

Трофимов, кстати, выглядит наредкость благостно и даже потягивает какой-то крепкий алкоголь из высокого софита (запах чувствую отсюда).

— Вообще-то мы разговаривали, — вроде бы мягко, но на самом деле достаточно твёрдо обозначает Дальхис Эскобар в мою сторону.

Сказать ей, что ли, что тёща всегда тёща? Или лучше промолчать?

Не удерживаюсь в итоге и промолчать не получается:

— Извините, я в данный момент обращаюсь не к вам, а к своей матери. Ещё раз прошу меня извинить, — изображаю средний японский поклон, кланяясь латиноамериканке и разворачиваюсь обратно в сторону опекунши.

Сергеич с любопытством бросает взгляд на меня поверх бокала, но ничего не произносит.

— Это так срочно? — невозмутимо уточняет уже Тика, вопросительно изгибая бровь.

— Более чем. Потому что у меня в багажнике Айиной машины лежит Чень.

— Ваш...?!

— Да, лидер китайцев у нас в школе. Я взял его на горячем, когда он пытался подвесить повторную соплю на Миру. Обещал вернуть его в школу в течение часа, но сделал это ровно затем, чтобы его оттуда свободно вытащить: было много свидетелей. Айя говорит, в худшем сценарии могут вообще инкриминировать похищение.

По мере моего сообщения лицо японки постепенно вытягивается.

— Есть кое-какие нюансы, пока только внутри семьи, — продолжаю сверлить её взглядом. — Но если вы буквально настаиваете, могу рубануть и здесь, при всех.

Интересно, а на самом ли деле хорошо Тика Хамасаки понимает намёки?

По счастью, в следующий момент оказывается, что японке не надо пояснять, какая разновидность "насморка" имелась ввиду применительно к хань (в отличие от остальных присутствующих).

— Ты не ошибаешься?! — мать Миру наконец оживает и перестаёт изображать Снежную Королеву.

— Ловите. — В её интерфейс отправляю пакет, взятый из собственных записей вплоть до того момента, как я бью соученика-азиата по голове. — У меня были сомнения, но ровно до последнего эпизода. Фиксацию осуществлял с подключением сервера вашей компании. — Вообще-то, формально моей, но не суть. — Не очень разобрался, что это за искусственный интеллект в настройках записи был, понял только, что его свидетельство автоматически принимается судом без оговорок. Надеюсь, процедуры смог соблюсти правильно?

Тика несколько раз подряд прокручивает видео в своём внутреннем пространстве, не голограммой.

Дальхис, нахмурившись, раздражённо смотрит на меня, то и дело удерживая себя от того, чтобы что-нибудь сказать.

Трофимов, лучезарно улыбаясь и прикрыв глаза, делает один за одним глотки из высокого стакана.

— Птичку в настройках напротив вашего искина поставил верно? — спрашиваю для очистки совести.

"Принёс вам на проверку", — добавляю в личном чате, поскольку здешняя беседа на троих и текущая реакция японки в сумме подсказывают, что с обнародованием подробностей лучше бы не торопиться.

Хотя вроде все свои.

"Я думаю", — приходит в ответ. — "Момент".

Можно было бы написать всё в закрытый чат, но издалека у меня не вышло бы. А подойти вплотную, чтобы при двух присутствующих откровенно тихариться и говорить с опекуншей в закрытом канале — ну, не знаю, насколько это приемлемо.

Не отважился, в большей степени из-за Дальхис.

Вижу, как мышление японки ускоряется под влиянием расширения, а моя запись крутится на автоповторе ещё несколько раз.

— Ты прав, нам действительно нужно поговорить вдвоём. — Мать Миру (хм, и не только Миру, но на большее язык почему-то тормозит) решительно поднимается со своего места.

Она проходит пару шагов, на автомате касается моего лба губами, бросает ладонь мне на плечо и сообщает стальным:

— Виктор прав. Мои извинения, вынуждена прерваться. — Меня подталкивают к дверям в коридор. — Пошли.

Далеко, впрочем, не уходим: шагаем мимо пары комнат и заходим в третью, замки которой тут же срабатывают за спиной, как надо.

— Я не ожидала. — Тика проходит к подоконнику и решительно усаживается на него, после чего отворачивается в окно. — Я не лезла в твои дела, ничего тебе не указывала и даже не пыталась тобой руководить. В том числе в HamQualCon, когда ты отключил прокурора от обслуживания.

— Я оценил, спасибо большое. Большей свободы действий не видел даже от родных родителей, к-хм.

Судя по тому, как она дёргается от последних слов, я сейчас брякнул что-то не то. И дело явно не в тавтологии.

— Извините, не хотел вас обидеть. — Решительно подхожу и обнимаю её за плечи.

— У меня сейчас пару минут будут неадекват и истерика, — сообщает Хамасаки-мать глухо.

А в следующую секунду она начинает навзрыд реветь в два ручья, вздрагивая и сотрясаясь, время от времени прижимаясь ко мне спиной.

Бля. И чё с этим делать? У девчонок тоже не спросишь — не тот момент. Должны же быть какие-то понятия личного пространства, наверное.

Её реакция плюс-минус понятна и где-то даже предсказуема, но до чего же она невовремя.

Ч-ч-чёрт, что же делать, что же делать.

— Так-с. — Виктор увеличил через концентратор мощность сигнала в синапсах, усиливая таким образом себе мышцы.

Он вдруг поднял её в воздух и, слегка напрягаясь, отнёс к ближайшему стулу:

— Две минуты. Ревите, пока не успокоитесь, потом продолжим. Сто двадцать секунд я засёк.

— Ты потрясающе обходителен, — съязвила она между всхлипами.

— Можете, пока тратим время, объяснить, сейчас-то что? Всё же закончилось относительно нормально, козыри в наших руках.

— То, что ты принёс, могло убить Миру. Могло убить и тебя. У меня больше нет детей, других, пока что! — Тика опять не удержалась от язвительности. — Я, конечно, понимаю природу твоей невозмутимости, но объяснять ничего не буду: сам поймёшь, когда свои дети появятся...

— Сморкайтесь! — порыскав по сторонам, он без затей оторвал от направляющих реек хлопковую ширму, скрывавшую в этой комнате мини-бар в нише с бутылкой саке и парой маленьких глиняных рюмочек. — Ё-ё-ё, и здесь у вас бухло. Какая-то нездоровая атмосфера, э.