- Да.

- Ну вот. Вчера наши с тобой интересы просто совпали первый раз за все время, а за свои интересы я всегда стою горой, - он безмятежно улыбается. - Так что слушай старших: держи свои благодарности при себе. Окей?

- Неожиданно. - Начинаю говорить словами Хамасаки-младшей. - Вы - самый интересный экземпляр педагога, наставника и учителя, которого я только видел.

- Пф-ф-ф, а лет тебе сколько? - от него, кажется, можно заряжать батарейки позитива. - Скажу больше. У нас с тамошним завучем свои отношения и своя рейтинговая шкала. Не такая, как у вас, учеников, но... Я даже рад, что ты ему соли за шиворот насыпал. - Трофимов звонко хлопает обеими ладонями по крышке стола. - От меня тебе встречная благодарность за это! Вопрос снят?

- Раз такой разговор, вот прямо сейчас захотелось спросить. Сегодня еще один первый раз за все наше с вами время вы не стали вызывать охрану к воротам и наезжать на меня за Лысого. В этом есть какая-то система? Кстати, говорят, я и ему глаз выбил, он без сознания валяется. Ваше нынешнее олимпийское спокойствие как-то связано со вчерашним?

- Да и нет, - равнодушно пожимает плечами завуч. - У меня в уведомлениях от электронного правительства висит новое сообщение. Моей цифровой подписью оно не открывается, вернее, срабатывает только наполовину: требуется подтверждение от тебя. Я поэтому хотел тебя видеть.

- Кажется, предполагаю, что там. - А ведь прямо он не ответил.

- Я тоже догадываюсь, что там. - Светило педагогики красноречиво сверлит меня взглядом. - Плюс не нужно много ума, чтобы сопоставить сам факт нераскрывающегося сегодня уведомления с твоим отъездом в суд в сопровождении полиции и представительницы семьи Хамасаки вчера. Причем не с младшей и бесправной, а вовсе даже наоборот, - он весело гогочет, словно удачно пошутил. - С ее маменькой.

- Что мне сделать, чтобы ваше уведомление открылось?

- Вот сюда подтверди биометрией.

Встаю и мажу большим пальцем по сканеру на его столе.

Трофимов пробегает взглядом сверху вниз по голограмме с официальным гербом в самом верху:

- Ну вот. - Он впервые на моей памяти выглядит НАСТОЛЬКО умиротворенным и удовлетворенным. - Слава яичкам, - он так и говорит, весело ухмыляясь. - Еще минус одна головная боль.

Только что не сверкая, завуч протягивает мне через стол ладонь для рукопожатия:

- Поздравляю! Это, кстати, в том числе - ответ на твой вопрос по Али.

- На какой? - под влиянием его метаморфозы я не успеваю мозгами за его мыслями.

И словами. И действиями.

- На невысказаный! - веселится Свин. - Раньше твои проблемы с Рашидом были моими. А сейчас ты формально чуть ли не выше него в иерархии стал.

- Серьезно?

- Более чем. У него, в отличие от тебя, нет титульного опекуна с ТАКИМ рейтингом. - Поднятый вверх указательный палец, видимо, должен символизировать значимость акцента.

- Вы - самый необычный учитель из всех, которых я когда-либо видел за свою жизнь. Я это уже говорил только что. - А ведь чистая правда.

- Седьков, а хочешь, я тебе тоже первый раз за все время кое-что откровенно скажу? - он вдруг переходит на русский.

- Буду благодарен, - киваю. - Наверное. Что именно?

- Знаешь, какой основной секрет успешности педагога?

- Понятия не имею - никогда не выступал в вашей роли.

- А если пофантазировать? Ну же, Седьков! Ты столько раз демонстрировал незашоренность мышления!

Ничего себе, просто какое-то утро откровений.

- У тебя же всегда свое мнение! - весело продолжает Трофимов таким тоном, словно общается со своим давним приятелем. - Ты же никогда не пользуешься чужими оценками! Последнее время так точно.

- А это к чему? Сенсей, я не до конца успеваю за полетом вашей мысли - больно уж для меня стремительно.

- Ну у тебя критический тип мышления. Ты на веру можешь принять что-либо только от того, к кому твой индекс доверия - как к родной маме.

М-да, знал бы он насчет родной мамы.

Но в целом удивил: я и понятия не имел, что он настолько вникает в детали наших характеров. Или, может быть, на этой работе иначе не усидишь?

- Чего мнешься? - Трофимов выглядит счастливым обладателем миллионного выигрыша в лотерею.

- Боюсь ответить вам откровенно, чтобы вас не обидеть. На моей памяти, во время беседы с вами это - первый раз, чтобы лично у меня позитив эмоций перевесил все остальное.

- А-га-га-гааа, уфф... Валяй, не стесняйся. Чаю, кстати, хочешь? С печенькой?

- Э-э-э?

Конец 2 части.

И что ему в этом месте сказать?

— Я придержу снижение рейтинга за твоё опоздание на урок. — Его взгляд буквально на долю секунды становится лениво-усталым. — Один раз, в порядке исключения, можешь расслабиться.

Вероятнее всего я выгляжу "занятным", говоря словами Мартинес.

Не дожидаясь моего ответа, он наклоняется к тумбочке и открывает дверцу. За ней обнаруживается электрический чайник, который закипает буквально через четверть минуты. По истечении совсем небольшого времени мне и правда отправляют скользить через стол чашку с чаем. Плюс печеньки — эти на отдельном блюдце.

Интересно, он что, где-то барменом работал?!

— А-га-га-га-га, специальное расширение! Могу почти любую посуду запускать так, не переворачивая. — Трофимов, похоже, даже не напрягается, чтобы считать реакцию собеседника.

Или это его многолетний педагогический опыт? Что ни говори, заруливать заведением с не одной тысячей человек — поневоле напрактикуешься. Особенно если это сплошь и рядом подростки из непростых семей, да каждый — с собственным отдельным мнением и бюджетом средней руки менеджера столицы. Из не самой последней корпорации.

— Перед тем, как мы с вами начнём обсуждать ваши педагогические достижения с моей точки зрения, нам есть смысл сперва согласовать термины. А то под одним и тем же словом можем понимать разные вещи.

— Сечёшь! — пласты жира под костюмом колышутся от смеха. — Но лучше поясни мысль.

— То, что является успехом педагога в моём понимании, может не совпадать с вашим видением.

— С моим видением чего?

— Того, что вообще есть успех. Может, вы меньше чем на кресло министра несогласны? А до результатов учеников вам и дела нет? Я буду считать, что вы лузер — а вы сами будете довольны четвертью миллиона на счёте.

— Именно. — Он перестаёт веселиться настолько бурно. — А что есть мой успех с моей же точки зрения, по-твоему? Чего я хочу, как ты думаешь?

— Денег и спокойствия, — пожимаю плечами. — Лишь бы вас поменьше теребили и желательно чтоб ваш личный доход не давал вам повода чувствовать себя ущемлённым, когда дети миллионеров на ваших глазах легко тратят свои миллионы у вас под носом.

— А ты не стремишься к хрупкому покою в отношениях с вышестоящими, — завуч снова начинает активно радоваться жизни. — Такой же любитель резать правду-матку, как и твой отец?

— Врядли. Знаете, то, какой я сегодня, менее всего результат его участия во мне, как родителя. — С поправкой на расширения достоверности, лучше говорить правду.

Именно такие окольные вопросы, пожалуй, в долгосрочной перспективе представляют наибольшую опасность, особенно с учётом неизвестного, но явно многолетнего педагогического багажа Свина — учителя могут видеть людей насквозь, наверное, не хуже полицейских (как бы кто к ним ни относился по вполне объективным личным причинам).

— Может быть, мне стоило бы сказать что-то другое, но я стараюсь никогда не врать. Вам в частности.

— А ты правильно сейчас сказал, — завуч расслабленно скользит по мне взглядом. — Только же это не всё. Есть один нюанс, который вы никогда не учитываете. — Он кивает на мой стул. — С вашей стороны стола, с ученической.