Да, неприятно. Дина плакала так горько, что ее стало искренне жаль. Мы с девчонками решили обыскать весь коридор и путь до центрально корпуса, около часа заглядывали под каждую кадку с цветком и каждую дверь.
– А может, его кто-то украл? – выдала соседка Дины Алиса.
– С ума сошла? – фыркнула Лонда. – Куда ты его спрячешь? Мы все на виду.
– Надо обыскать комнаты, – сказала госпожа Киткин. – Сначала ваши, а затем второкурсников и третьекурсников.
«Унизительно!» – подумала я. И это же читалось в глазах подруг. Объявить нас воровками? Несмотря на то что я осталась одна без привычных вещей и возможности их приобрести, все равно никогда бы не взяла чужого. Мы выстроились в коридоре, как преступницы, а госпожа Киткин с Диной заходили в каждую комнату, заглядывали в ящички столов, под матрацы, в шкафы. Вот они вошли в комнату Лонды и Таисии.
– Как будто помои вылили на голову, – шепнула Таисия. – Что за мерзость – копаться в чужом грязном белье.
– И не говори, – ответила я. Было стыдно и мерзко. Затем госпожа Киткин вышла из комнаты девочек и свернула в мою. Защелкали ящики стола, и вдруг раздался голос Дины:
– Вот же он!
Что? Я оторопело моргнула. Откуда в моей комнате мог взяться браслет девушки, с которой мы почти не знакомы? А госпожа Киткин уже вышла в коридор, держа в руках тонкий золотой браслет. Она смотрела на меня, как на воровку!
– Откуда это у вас, Дея? – спросила она.
– Понятия не имею! – воскликнула в ответ. – Я его не брала и туда не прятала.
– Хотите сказать, его кто-то подбросил?
– Именно это я и хочу сказать, госпожа Киткин. Замков на дверях нет. В комнату может войти кто угодно. Но я не брала браслет Дины. Даже в глаза не видела! Клянусь.
– Разбираться буду не я, – покачала та головой. – Ступайте за мной, Дея. Девочки, расходитесь. Дина, пока ваш браслет останется у меня.
Я чувствовала себя отвратительно. Пол коридора горел под ногами. Хотелось кричать, плакать, доказывать свою невиновность, но я молчала, потому что госпожа Киткин все равно мне не поверит. А если так, то к чему пустые слова? Оставалось только идти за моей провожатой. Мы спустились по ступенькам куда-то под землю. Меня ведут в карцер? Хотят закрыть, пока не появится госпожа эо Лайт?
Госпожа Киткин распахнула передо мной дверь и отошла в сторону, а я шагнула в темное помещение. Дверь закрылась, отрезая меня от источника света.
– Что вы делаете? – воскликнула я. – Выпустите меня! Я ни в чем не виновата!
Но удаляющиеся шаги поведали, что меня никто не слышит. Темно и страшно… И оскаленная морда белого льва так и стояла перед глазами. Я опустилась на пол и обхватила колени руками. Кто это сделал? Снова Кэтти? Кто-то из ее подруг? Потому что без нее бы не обошлось.
А время тянулось, как резинка. Казалось, прошло несколько часов прежде, чем снова послышались шаги. К тому моменту мои слезы иссякли. Кто мне поверит? Никто.
Дверь отворилась, зажегся свет, и в комнату вошла госпожа Киткин, а за ней следовали куратор Нэйтон и госпожа эо Лайт. Хайди эо Лайт казалась ненастоящей в тонком белом длинном платье и лисьей накидке. А куратор Нэйтон хмурился. Тоже считает меня преступницей? Что же мне делать?
– Здравствуйте, госпожа эо Лайт, куратор Нэйтон. – Я поднялась на ноги.
– Здравствуйте, Дея, – протяжно заговорила Хайди. – Госпожа Киткин доложила, что вы совершили совсем не благовидный поступок. Признаться честно, я разочарована в вас, Дея. Мы с Нэйтоном возлагаем на вас столь большие надежды, а вы рушите их.
– Я не брала браслет Дины, госпожа эо Лайт, – ответила я. – Его подбросили мне в комнату, сделали так, чтобы госпожа Киткин непременно его нашла.
– Кто же это сделал? – поинтересовалась Хайди, глядя на меня, как на мешок мусора.
– Я не знаю.
– Браслет вы не брали. Кто мог его вам подбросить, не знаете. В любом случае это ваша вина, Дея. Вы были так невнимательны, что допустили это.
Я молчала, потому что уже поняла: правды не добиться. Вряд ли когда-то получится узнать, кто подбросил мне браслет.
– Госпожа эо Лайт, я считаю, это дело надо расследовать, – вмешался куратор Нэйтон.
– Если бы мне было интересно твое мнение, золотко, – фамильярно сказала хозяйка колледжа, – я бы спросила. А пока закрой рот.
Куратор отвел взгляд. Если уж с ним разговаривают таким тоном, то мне и вовсе не на что надеяться.
– Назначь ей наказание. Сам, – приказала Хайди, указывая на меня. – Это ведь твоя подопечная.
– Неделя карцера, – без запинки ответил куратор Нэйтон.
– И все? – Госпожа эо Лайт откровенно издевалась. – По-твоему, это достаточная плата за кражу? Вижу, колледж плохо влияет на тебя, Нэйт.
– Это не так.
– Перечить начал, – картинно вздохнула Хайди, не стесняясь ни меня, ни госпожи Киткин. – Итак, неделя карцера и…
– Десять ударов палкой по рукам.
– Выполняй.
Я уставилась на куратора Нэйтона. Он будет меня бить? Он? На глаза навернулись слезы.
– Это несправедливо! – сорвалась на крик. – Я не воровка! Допросите всех, кто-то должен был видеть и знать, а я ничего не сделала!
– Закрой рот, – отчеканила Хайди. – Нэйт, я жду. У нас с тобой сегодня много дел. Не трать мое время.
Куратор Нэйтон вышел, а вернулся с длинной тонкой палкой, больше напоминающей лозу.
– Вытяните руки вперед, Дея, – приказал мне.
Я послушалась. Нет, не буду больше плакать и унижаться. И оправдываться не стану. Главное, что сама знаю: я не виновата. Запястья обожгло болью. От каждого удара оставались багровые полосы, но я запретила себе кричать. Только с силой кусала губы, и во рту поселился привкус крови. Изверги! Ненавижу! Обоих! Наконец последний удар опустился на руки.
– До завтрашнего вечера вы останетесь без пищи и воды, – напоследок сообщил куратор Нэйтон. – Затем вас будут кормить раз в день. Увидимся через неделю.
И пошел к двери, холодный и беспощадный. Госпожа эо Лайт последовала за ним, а госпожа Киткин закрыла дверь, и свет снова погас. Я опустилась на пол. Здесь не было лежанки или хотя бы груды сена, чтобы прилечь. Только холодный каменный пол, на котором нельзя удобно свернуться. Руки болели, горели огнем. Я баюкала их и сглатывала злые слезы. Неделю в карцере? И хорошо. Никого не видеть. Побыть одной, пусть даже в страшном темном подвале.
Но тьма оказалась неоднородной, и вскоре я могла различить стены – там тьма была гуще, дыру в полу, прикрытую крышкой. Где-то капала вода, и сразу захотелось пить, вот только стены были сухими на ощупь.
Что-то зашелестело. Крысы? Я едва не подскочила, тихонько заскулила, но приказала себе молчать. Я усвоила урок. В колледже эо Лайт, как и у ди Хомфри, каждый сам за себя. Не имеет значения, прав ты или нет. Не имеет значения, совершил ли ты какой-то проступок. Тебя могут назначить виновным в любой момент. Что ж, объяснили доходчиво.
Кажется, я все-таки уснула, а когда проснулась, пить хотелось только сильнее. Сутки. Когда они закончатся? Сколько я проспала? Тишина. Только стук капель воды и скрежет коготков невидимой крысы. Я перестала сомневаться, что здесь есть крысы. Разве они худшая компания? От крыс понятно, чего ожидать. А вот от людей…
Я тихонько рассмеялась. Наверное, так и сходят с ума: постепенно, после какой-нибудь мелочи или глупой обиды.
Встала, походила по комнате. Снова села, прижавшись спиной к стене. Руки болели, голова кружилась, мир казался не черным, а алым. Сколько еще?
Снова свернулась клубком и закрыла глаза. То и дело проваливалась в сон, а затем возвращалась в реальный мир – и снова провалилась. Наверное, бредила. Казалось, что у меня жар, но кому какое дело? Даже если буду кричать, никто не придет и не протянет руку помощи. Никого нет.
Дверь отворилась, по полу проехал железный поднос, и дверь снова закрылась, однако я успела разглядеть стакан воды и тарелку каши. С жадностью попила, оставив меньше половины стакана, чтобы запить кашу, затем съела все до последней крошки и допила воду. Конечно, скоро снова захочется пить. А может, и есть, потому что до этого чувства голода не было, но сейчас я растянулась на полу. Накатила апатия. Внутри меня что-то менялось, и в этом горниле рождалась новая я.