— Школа не имеет к вам никаких претензий ни по одному из эпизодов, Хамасаки-сан. — Свин кланяется средним поклоном, а не коротким (я уже научился их отличать). — Но я в любом случае искренне благодарен вам, что вы так быстро подъехали — потому что претензии к вашему ребёнку есть на уровне, как вы говорите, этих самых физических лиц. Родителей, точнее, — он бесстрастно указывает взглядом на Али-старшего.
— У меня нет претензий к Хамасаки! — юрист неподдельно удивляется. — Это же Седьков сделал.
Его взгляд опять целеустремлённо спускается в декольте японки и больше оттуда не выныривает.
— Он не в курсе. — Завуч опускает веки и на секунду задерживает их в таком положении.
"Демонстративное унижение: об отце Рашида — в третьем лице, в единственном числе, без упоминания уважительного аффикса" — молниеносно комментирует Эрнандес, видимо, персонально для меня. — "В отличие от обращения к маме Миру. Хм, нюанс новый, но значимый: раньше Трофимов такого в адрес южан себе не позволял".
"Ага. 🤔 Где-то что-то в джунглях сдохло" — соглашается Мартинес. — "Свин прям демонстративно дистанцировался от южан, прям как никогда раньше. Только что на голову отцу Лысого не нагадил".
"Неудивительно: Трофимов всегда тщательно следит за конъюнктурой" — приходит от моей новой "сестры". — "Он намного лучше других понимает, что эта разборка — не Лысого и Рыжего. И даже не между родителями Лысого с Виктором либо патронажной службой".
"А чья?" — неожиданно для себя успеваю вставить практически без паузы.
Не то чтобы мне был нужен ответ, скорее упражняюсь в переписке.
"Нас и хань же", — в реале Миру пожимает плечами. — "Плюс, судя по сегодняшний хитрожопости Оноды и Саджо, ещё и внутри нас много чего назрело. Но этого мы точно здесь и сейчас обсуждать не будем — я сама не в курсе. Не мой уровень. Мама потом расскажет, если что".
"Битва титанов началась не в его весе" — переводит мне на понятный язык Мартинес. — "Самое тупое, что Трофимов может сделать в этой ситуации — это любым способом поддержать кого-то нетитульного. Так что ты сильно не радуйся — это он не от любви к тебе такой добрый. Он никогда не претендовал на роль игрока: всегда подчёркивал, что является обслугой и только обслугой. Вот, роль отыгрывает".
"Да я и не надей. Он утр сам чест сказ".
— Позвольте вмешаться, — Али-старший церемонно кланяется, не сводя при этом взгляда с сисек Тики Хамасаки.
Смотрится занятно.
Моя опекунша вопросительно поднимает левую бровь, чуть-чуть повернув подбородок в его сторону, словно поощряя говорить.
— У меня нет никаких претензий к вашей дочери. — Фархат непоколебим, уверен в себе, спокоен и твёрд.
На вид.
— А я ни слова и не сказала о дочери. В языке, на котором мы сейчас с вами говорим, слово "ребёнок" не имеет рода. Как и в государственном, любом из, — холодно цедит японка. — Предполагаю, что в вашем родном языке гендер выражен, в отличие от нашего — отсюда и путаница.
Тика обнимает меня за плечо и притягивает к себе:
— Когда я говорила о своём ребёнке, КОНКРЕТНО МИНУТУ НАЗАД, я имела ввиду Седькова Виктора, а не Хамасаки Миру.
"Бгг, я это записала! 😍😝🤣" — кошка Айи поднимается на задние лапы и начинает танцевать какую-то сальсу или бачату. — "Эта рожа есть у меня на видео! Вау! Так, мамане отправила... пусть знает, с чем сейчас столкнётся... С кем".
— Как это возможно? — справедливости ради, неожиданные удары юрист держит почти хорошо.
Его лицо быстро выходит из стадии неуёмного любопытства (в адрес чужого декольте). Он сперва изумляется, затем почти мгновенно становится бесстрастным и спокойным (по крайней мере, внешне).
— Вы же юрист? — японка холодно передёргивает плечами. — Предполагается, что в законодательстве федерации должны ориентироваться как минимум не хуже дилетантов?
Она активирует голограмму электронного правительства, от которой через секунду отделяется разноцветный кубик. Затем файл плывёт к Али-старшему.
— Это невозможно! — ознакомившись с содержимым, отец Лысого, похоже, застывает на стадии отрицания.
— В этом мире возможно намного больше, чем мы с вами можем вообразить, — замечаю спокойно со своего места.
Рука опекунши так и лежит на моём плече. Повинуясь непонятному интуитивному порыву, кладу свою правую ладонь ей на талию.
Блин. Проклятый пубертат. Ей сорок шесть! Внешний вид — не более чем камуфляж!
А на ощупь тело Тики оказывается неожиданно спортивным и упругим. Неужели реально двадцать пять биологических? А ведь похоже. Прямо неотличимо.
Чёрт побери. Ещё и в такой момент... проклятая эрекция.
И ведь руку лихорадочно не отдёрнешь — будет смазан весь эффект, рассчитанный на южанина. Какой именно — и сам не понимаю мозгами, но чувствую жопой (тот случай, когда интуиция просто орёт, что всё правильно — а логика не поспевает даже с учетом работающего концентратора. Хреново быть натуралом).
"Рыжий! 😡 Я всё вижу! 😡 И остальные тоже видят! 😡 Не вздумай сейчас свой обычный фокус выкинуть! 😡😡😡" — сообщение от Миру приходит в чат большим и красным.
"Какой фокус?! 😍" — живо заинтересовывается Мартинес.
"Да. Ты о чём? 🤨" — панда Эрнандес переступает с левой передней лапы на правую.
"Не вздумай сейчас свою пятерню моей маме на задницу опускать! 😨 Как ты всегда это с ними делаешь! 😨" — кажется, Хамасаки-младшая имеет ввиду латиноамериканок.
"И в мысл не им" — отвечаю абсолютно искренне. — "Ей 46".
На самом деле причины намного серьёзнее и глубже, но "сестру", кажется, надо срочно успокаивать — а длинные петиции, в отличие от девчонок, я пока не освоил.
Просто не успею всего написать.
Айя, кстати, была права: даже с моим зрением ошарашенное лицо отца Лысого действует на мою душу лучше бальзама.
"Ага. То-то у тебя тестостерон ☝☝☝😜 подпрыгнул". — Мартинес, похоже, решила потроллить Миру.
Обращается вроде как ко мне — но очень технично поддевает японку.
"Эт не то, чт вы подум", — твёрдо выдаю в чат. — "Так надо!".
Латиноамериканки на ровном месте начинают хрюкать, словно их кто-то щекочет под одеждой в четыре руки.
Миру возмущённо краснеет и явно сдерживается, чтобы ничего не сказать вслух. Потом подходит к нам с Тикой и зачем-то решительно вклинивается между нами.
— Планируете оспорить решение электронного правительства? — интересуется тем временем Хамасаки-старшая. — Я именно оттого и приехала. У меня были подозрения, что свои права и обязанности в роли официальной опекунши лучше подтверждать лично. Господин Али, я вижу, у вас всё работает, как надо...
"Она сейчас о нейропрофиле" — поясняет панда Эрнандес для меня.
— ... поедем по поводу вашего глаза в суд? Или разберёмся здесь, на месте? — Тика через плечо дочери дотягивается до меня. — Между собой?
Её пальцы, несмотря на нервничающую между нами дочь, выбивают арпеджио по моей лопатке.
— Я понял. Мне это очень не нравится, — юрист сверлит мою опекуншу пронзительным взглядом. — Но я вас понял... Благодарю за этот великолепный урок. — Он кланяется глубже, чем даже завуч. — Однако прошу понять правильно: то, что мы оказались по разные стороны баррикад, никак не влияет на моё личное отношение к людям.
"Вот же старый козёл! 👿" — злится Миру. — "Это он при живом папе к маме яйца подкатывает! Вот же скотина! Причём технично! 🤬 Не подкопаешься".
"Твоя мама чихать на него хотела" — равнодушно замечает кошка Мартинес. — "Видно же со стороны".
— Господин Трофимов. — Отец Лысого поворачивается к великому педагогу. — Я благодарю вас за содействие, но вынужден с огорчением уведомить. К сожалению, на территории вашего заведения мои претензии ещё не окончены.