Впрочем, экстерьер тоже внушает, чего уж.

Кстати, судя по виду, замуж она вышла очень рано, поскольку больше тридцати с мелкими копейками на вид не дашь. И то, сказать, что ей за тридцать — это уже с поправкой, что я знаю о её дочери.

А общий язык насчёт лечения Миру мы с ней сразу нашли, в отличие от прочих присутствовавших. В принципе, это она в итоге забутсала мужа и убедила дочь.

Делаю, что она просит: мало ли, какие секреты им сейчас приходится охранять. Может, за этим стоит что-то большее, чем просто комфорт во время разговора.

В следующий момент передо мной возникает её голограмма. Как понимаю, аналогичным образом она себе организовала и мою — уж её-то имплант и концентратор наверняка позволяют.

— Ты ещё в пути? — виртуальная Тика Хамасаки вертит головой по сторонам в моём не самом премиальном районе. — Поднимайся домой и перезвони мне оттуда, пожалуйста. Давай не будем разговаривать с улицы? Если ты не против.

— Можно подумать, у меня есть выбор в этой ситуации.

Она сдержанно улыбается и задерживает веки в опущенном положении.

— Как себя чувствует твоя мама? — мать Миру, не чинясь, берёт быка за рога, когда я перезваниваю ей из квартиры через минуту. — И как ты себя чувствуешь? Как настроение, кстати?

Такое впечатление, что её виртуальное изображение может сверлить взглядом ничуть не хуже, чем живой человек в попытках изучить реакцию собеседника.

— Тика-сан, я вам очень благодарен за интерес к своей скромной персоне. Но мне искренне неловко, поскольку не понимаю, чем он вызван.

— Не нагнетай драматичности, — беззаботно отмахивается женщина. — Лучше бы отвечал на вопросы.

Её добродушная улыбка никак не вяжется с тем текстом, который она говорит.

— Не сочтите за невежливость. Я не уверен, что могу обсуждать внутренние дела своей семьи с кем-то извне без разрешения старших. — Ну а что здесь ещё сказать.

Этих самых мифических старших, кстати, в обозримом будущем не предвидится: я разобрался с удалённым доступом к телеметрии матери Седькова, ничего хорошего.

— Разумно, — вздыхает она. — Если бы тебе ещё было кого спрашивать… Давай тогда сделаем так: я сейчас расскажу тебе, что думает мать твоей одноклассницы кое о чём? А вопросы задам потом.

— У меня есть выбор в этой ситуации? — слабо улыбаюсь. — С вашего разрешения, доем обед параллельно с разговором? Мои извинения, даже живот болит.

— Без проблем, конечно. Блин, а мы тебя и не покормили. Ёлки.

От неё буквально веет позитивным и приятным. В отличие от супруга, она располагает к себе. Хм.

У них было не до того, а сейчас просто приятно разговаривать.

— Итак, Седьков Виктор. Эмигрант без гражданства, федеральное удостоверение лица без гражданства номер… социальный номер… номер медицинского страхования… — она перечисляет мои идентификаторы, намекая, что в государственных базах от их семьи секретов немного. — До последнего времени — ничем не примечательный персонаж. М-м-м, скорее даже проблемный: не во всех школьных ситуациях получалось оградить себя от, э-э, чужих инициатив. Но всё резко изменилось сегодня: личность оказалась с неожиданным стержнем. Кстати, — она доверительно наклоняется вперед, выпрямляясь уже с яблоком в руке, от которого тут же с хрустом откусывает, запивая чем-то из бокала. — Если бы не полное отсутствие у тебя родни, впору было бы заподозрить какую-нибудь хитрую комбинацию по внедрению.

— По внедрению в школу? — скептически морщусь с котлетой во рту.

— В ЭТУ школу, — двигает бровями она. — Идём дальше. Благодаря этому странноватому парню моя дочь сегодня побеждает в одном существенном для неё пари, причём на ровном месте. Потом неожиданно заявляется на кибер чемпионат и несколько раз тычет носом в, м-м-м, ты понял куда, китайцев.

— Занятно.

Сказать, что ли, что тандема не будет?

— А потом, когда с ней случается достаточно серьёзная неприятность, этот парень приносится в наш дом, не оглядываясь ни на что. И принимает весьма деятельное участие в обсуждении, что делать дальше. Кстати, в итоге медицинская коррекция совпала с его пожеланиями. — Она весело хрустит яблоком. — Сейчас опасности для Миру нет.

— Меня тупо унесли в микроавтобус. Потом доставили к вам без особой альтернативы, это не совсем "принёсся, несмотря ни на что".

— Ты мог поднять шум. Мог очень разными способами выразить протест, если бы захотел. Отсутствие возражения — тоже позиция, — не соглашается она.

— На том этапе решил не воевать с вашими в салоне авансом, пока не разберусь, что к чему. Ну и — везли же всё равно к вашей дочери, чего было упираться…

— Именно, — Тика со значением кивает. — Виктор, я мать. Только идиот не заметит, какими глазами ты смотришь на Миру! Ну и мой супруг с этим идиотом вместе, правда, м-да.

— Вы даже не представляете, насколько это не имеет значения. Как оказалось. И к чему это всё сказано?

— Погоди, не несись вперёд. У тебя есть что добавить? Или поправить?

— Нет, вы умная. Я теперь понимаю, в кого пошла Хамасаки-младшая.

— Увы, здесь не всё так просто. Умеешь читать между строк? Лови: наш папа тоже вносит свою лепту в воспитание; и если бы ещё всегда, куда надо… Ладно. Ты примешь мои извинения, если я скажу, что у меня перед носом твой анализ крови? Без твоего разрешения, оговоримся сразу.

— Да пожалуйста, — в этом месте задумываюсь.

Подумаешь, тоже мне секрет.

— Ха, а я не исключала, что ты встанешь на дыбы: качнули через твой браслет.

— Зачем на дыбы? Вы добрая, видно же. Анализ и анализ. Неясно, нахрена он вам нужен.

— По нему чётко видно, что ты голодаешь. Но продолжай, — она ухмыляется половиной лица, украдкой косясь в сторону. — Ты наверняка хотел что-то добавить.

— Мне кажется, вы не менее сильная личность, чем ваш супруг. Но, в отличие от него, вы здорово добрее от природы.

— Ой, далеко не со всеми, поверь! Теперь касательно Миру. Ты же не думаешь, что неглупая мать (это твоя оценка в мой адрес, не моя) не оценит, как парень-натурал голой грудью бросается защищать её дочь? Не считаясь ни с какими последствиями для себя лично?

— Вы это о чём?

— Момент, когда ты рванул наперерез Ченю. Перед тем, как вы с Миру пошли в беседку первый раз.

— А-а-а… Получается, у вас всё под контролем? — делаю выводы из услышанного. — Интересно, это у всех родителей так?

— Тс-с, никому не говори, — подмигивает она. — Да, технические возможности наблюдать существуют почти у всех, просто под микроскопом жизнь детей никто не рассматривает. Меня сегодня чисто судьба заставила, — она вздыхает.

Лицо из весёлого становится грустным.

— Когда искали, что случилось с Миру?

— Скорее, кто; насчёт "что" сомнений нет с самого начала. А теперь мой вопрос тебе, как взрослому человеку: ты бы на моём месте как отнёсся к такому парню?

— Боюсь, наше с вами мнение в этом случае не имеет никакого значения. Вы же в курсе моего последнего разговора с вашей дочерью?

— Конечно. Она сейчас спит, медикаментозный сон; всю её переписку я прочла. В том числе, с тобой.

— Ну вот. Знаете, отчего-то было приятно поговорить с вами. — Искренне говорю, что чувствую.

Может быть, дело в том, что текущий организм — местами ещё ребёнок, как бы там ни было. И простое человеческое слово для него может иметь гораздо большее значение, чем, например, для меня.

— На то и расчёт, — открыто улыбается старшая Хамасаки. — Вот ещё что, это важно. Моя дочь пока недостаточно умна. Её отец имеет на неё гораздо большее влияние, чем мне того хотелось бы, а я не со всеми пунктами его воспитания согласна. В принципе, мы с Хидэоми регулярно боремся за влияние на дочь. — Она со значением смотрит в мою переносицу.

— Вам не страшно говорить такие вещи мне?

— А ты думаешь, я не научилась разбираться в людях? И не знаю, кому и что стоит говорить? — сейчас она улыбается как-то совсем уж снисходительно.