— Я рассчитывал, что мы можем договориться, — министр буквально сверлил взглядом несговорчивого чиновника. — Не стоит игнорировать серьёзных предупреждений. Вы же наверняка отдаёте себе отчёт…? — он не стал продолжать мысль.
Между строк повисла возможность самых разных последствий в будущем: будучи независимыми формально, судьи тем не менее являлись винтиками огромного механизма юстиции.
— Я понимаю, по чьему поручению вы сейчас звоните, — решительно встряхнулся Тоору. — Господин министр, я абсолютно искренне считаю: тот, кто стоит за вашим звонком, надеется удержаться у власти. Поэтому для разговора со мной и отрядили вас. Но это — очень большая ошибка. Причём, ваша общая.
— Что заставляет вас занимать такую жесткую позицию? Вы точно поняли, кто просил МЕНЯ?
— Этот человек — халиф на час. Что уж тут не понять…
— Он находится на своём месте гораздо больше часа, — веско уронил звонящий.
— Не ёрничайте, — поморщился судья, не испытывая абсолютно никаких комплексов от того, что подобным образом обращается к вышестоящему. — Ему осталось находиться на своём, как вы говорите, месте аккуратно этот самый час! День, если быть профессионально точным, ну или пару суток. Ровно до обнародования профильным комитетом парламента вотума недоверия правительству.
— Ответьте на мой вопрос. Всего лишь ответьте на мой вопрос, к какому из двух решений вы склоняетесь. Настоятельно прошу!
— Я не буду отвечать.
— Вы действительно считаете, что можете подобным образом реагировать на моё обращение к вам? — министр глядел на собеседника по-прежнему пронзительным и очень тягучим взглядом. — Вы не понимаете, что сейчас очень многое решается в масштабах страны? В чём причина вашей неразговорчивости?
— Я считаю, что каждый из нас является гражданином страны на своём месте, — достаточно деликатно прокомментировал Мацуи. — И страна только выиграет оттого, что гражданский долг каждого из нас будет исполняться без оглядки на плечо соседа.
— Почему? Ответьте мне на один единственный вопрос: ПОЧЕМУ?! — глава министерства требовательно посмотрел на достаточно рядового сотрудника. — И не делайте вид, что не понимаете, о чём я.
— Как показал опыт департамента полиции Токио, соседи по цеху могут очень сильно ошибаться. Простите, оговорился; коллеги по цеху.
— Это ваше последнее слово?
— Всего доброго, господин министр.
— Тогда и от меня вам напоследок: если ваше решение покажется мне необъективным, а оно наверняка покажется, я подключу все свои возможности для его скорейшего пересмотра.
— Ваше святое конституционное право, — вежливо поклонился Тоору из положения сидя. — Апелляций никто не отменял. Представитель государственного обвинения тоже умеет их писать, если что.
Министр открыл рот, чтобы что-то возразить, но судья уже отключился.
— Хм, — а дальше он весело потёр себя подмышками.
Ещё буквально какую-то неделю назад этот самый разговор выглядел бы совсем иначе, случись он до его знакомства с одним из волейбольных клубов.
По крайней мере, в адрес министра он от себя уж точно ничего подобного не ожидал. Более того: всё ту же неделю назад он бы автоматически исполнил всё, что бы ему ни сказали.
Но знакомство со спортом состоялось. Такое интересное знакомство, особенно после полувека жизни.
Как состоялась и встреча с Юмико, которая на удивление точно соответствовала заочному описанию от Ваки Коюмэ.
Спорить с министром раньше судья бы не стал — по целому ряду причин. Сейчас же, одна отдельно взятая волейболистка перевешивала все эти резоны, вместе взятые (плюс инстинкт самосохранения впридачу).
— А ради чего ещё жить и бороться? — вздохнул Тоору, смахивая в сторону лицо девчонки, вставшее перед глазами благодаря изображению с нейро-концентратора.
Ну и, справедливости ради, планируемое им решение являлось однозначно законным, с его персональной точки зрения. А за законность любому судье периодически сражаться приходится.
***
— … ввиду невозможности полной и объективной оценки всех обстоятельств на текущий момент… принимая во внимание общественный резонанс и социальную неоднозначность… — судья монотонно читал строку за строкой.
— Эй! — Рейко тихонько щелкнула ногтем указательного пальца по запястью школьницы.
Цубаса ойкнула и разжала руку: на тыльной стороне ладони модели остались следы её ногтей.
— Извини. Машинально, — старшеклассница попыталась усилием воли переключить мысли с панического ожидания хотя бы даже и на мимолетный разговор с актрисой.
— … оставить Асаду Масахиро под стражей! — Судья оторвался от бумаг и поднял глаза.
— Бл*дь, — почти равнодушно вздохнул Маса в полной тишине.
Из-за встроенных микрофонов слово прозвучало на весь зал.
— … С возможностью выхода под залог в сумме восемьдесят миллионов иен! — после паузы продолжил оглашения решения чиновник.
— Уф-ф! — выдохнула сидящая слева Коюмэ.
— Немало, — тут же тихо вставил Рюсэй. — Но в рамках. Через два часа выйдет, обещаю.
Тут и там по залу начал раздаваться ропот.
— Я НЕ ОКОНЧИЛ! — судья повысил голос и стукнул молотком в тарелку. — Залог может быть внесён исключительно государственной организацией! Поскольку уполномоченный орган за кодом шесть-ноль-ноль-семнадцать подобное поручение уже оформил, Масахиро Асада является освобождённым под залог до следующего судебного заседания!
Маса, не дожидаясь повторного удара судейского молотка по тарелке, перепрыгнул через разделительный барьер и направился в их сторону.
— Хорошо, наручники сняли раньше, — пробормотала себе под нос красноволосая, украдкой смахивая что-то из уголка глаза.
— МАСАХИРО АСАДА! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕСЬ НА СВОЁ МЕСТО! — прозвучал требовательный голос судьи. — Я ЕЩЁ НЕ ЗАКОНЧИЛ!
Под редкие смешки и вздохи зрителей светловолосый шёпотом выругался и полез обратно через разделительный барьер.
— Интересно, что это был за код организации? — прошептала пиар-менеджер на ухо маркетологу.
— Понятия не имею, — отмахнулся Рюсэй, глаза наблюдая за судейским столом развитием событий.
Маса занял своё место.
В зале стоял лёгкий гул.
— Министерство обороны, — хмуро проворчала Цубаса. — Ноль-семнадцать — это кто-то в министерстве обороны. Я даже знаю, кто.
Взрослые посмотрели на девочку задумчиво и вопросительное одновременно.
***
Телефонный разговор двух неустановленных абонентов. Беседа ведётся по-китайски.
— Нет. Мы никак не можем повлиять на решение суда.
— Сяо, я не спрашиваю вас, что вы можете. Я вам говорю, что нужно сделать.
— Зачем произносить имена вслух? — один из собеседников явно недовольно морщится, это слышно по интонации.
— Говорим через наш спутник. Не думаю, что стоит опасаться.
— Я в здании местного суда. Тут могут быть свои системы контроля.
— Пожалуйста, не переключайте меня на второстепенные детали! Ваша безопасность сейчас явно не является приоритетом! Вы хорошо услышали, что от нас требуется?!
— Да. — Сяо скрипит зубами. — В таком случае заявляю вам официально: я буду жаловаться на ваш неправомерный приказ руководству департамента. Вы сейчас командуете без учета текущей обстановки.
— Хорошо. Хотите официально? Давайте. Примите пакет. Подтвердите получение…
_______
Через минуту.
— … Сяо, вас понятно моё требование?
— Да. Но оно находится за рамками моей текущей компетенции.
— Вы пришли в организацию, чтобы рассказывать, как вам тяжело? Или чтобы работать?
— У меня нет технической возможности управлять судом Японии. Наши общие командированные по линии Канала знакомые допустили тут слишком много оплошностей.
— Всё настолько серьёзно? — кажется, голос одного из беседующих смягчается.
— Да. Говоря категориями местного суда, комбинация из чистосердечное признание и неопровержимых свидетельских показаний.
— Что в итоге?
— Итога нет. Процесс над нашим общим знакомым блондином плавно перешёл в процесс над Царём. Вы понимаете, о ком я?