— А-а-а, в этом смысле, — такая мысль мне в голову не приходила (по причине отсутствия опыта).

Рядом с его рукой кладу свою:

— Хотя и всё равно не до конца понятно, зачем тебе это нужно.

— Я успел первым? К тебе до меня никто не приходил? — сейчас невозмутимым он не выглядит.

— Были двое китайцев. Консул и ещё кто-то.

— Что ты им ответил? Что они предлагали? — молниеносно реагирует здоровяк.

— Сёгун, давай по правилам, — смеюсь. — Сам же предложил! Один вопрос от тебя — один вопрос от меня.

— Да это всё один вопрос и есть, сейчас поймёшь. Так что ты китайцам сказал?!

— Ничего.

— Совсем ничего? — он требовательно смотрит мне в глаза, не мигая.

— Я к ним даже выходить не стал, — снова пожимаю плечами. — Это вообще какая-то дикость. Начать с того, что сюда не пустили ни моего адвоката, ни мать, ни мою пиар-менеджера.

— Пиар-менеджер тут каким местом?! — бывший спортсмен искренне удивляется, загибая при этом палец на память. — По остальным пунктам пока понятно.

— А у неё на руках доверенность моего законного представителя. Если мать в больнице либо с сестрой, то из взрослых остаётся только Вака, — поясняю не ахти какой секрет. — Кто может меня представлять перед лицом юстиции.

— А-а-а, дошло. — Сёгун расслабляется. — Можешь успокоиться, я не думаю, что их не пустили. Если даже меня сюда пустили с половины пинка! Скорее всего, они ещё просто не доехали из тюрьмы: о твоём местонахождении только часа полтора назад объявили. По тебе нет ограничений на твои посещения.

— Что за другая тюрьма? — ему удаётся снова меня озадачить.

— А где ты, по-твоему, находишься?! — веселится толстяк.

— Думал, именно там, откуда, говоришь ты, ещё не доехали родственники. В той самой тюрьме. Поскольку суда ещё не было, то… — называю заведение, где содержится до приговора опасный элемент.

Что-то типа следственного изолятора.

— Не-а, — он весело качает головой. — Ты сейчас в подвале архива парламента.

— Так вот почему камера без санузла… Но место неожиданное.

— Угу. Ладно, сейчас начну отвечать на твои вопросы, но ты ещё кое-что скажи перед этим. Почему ты такой спокойный? Ну реально?

— Время работает на меня. Смотри, с площади увезли сюда без сознания, так? Медицинская помощь не оказывалась…

— Откуда знаешь??? Если был без сознания???

— Таблетка, — хлопаю себя по животу. — Она пишет, даже когда меня нет.

— А-а.

— По закону, меня могут держать не более трёх часов. Затем либо отпускать на все четыре, либо — срочное заседание суда по мере пресечения. Сама мера должна быть вынесена не позднее тех самых трех календарных часов с момента задержания.

— И? — он словно аудитор, придирчиво сличающий план с фактом.

— Ну я здесь уже много больше. Если считать дорогу с площади, то почти десять часов. Говоря прагматично, происходит что-то экстраординарное. Теперь надо или убить меня, чтобы рта не раскрывал — вместе с роднёй и близкими; или…

— Всё так, — Сё подбирается, старея на глазах лет на десять. — Теперь мои ответы на твои вопросы.

— А ничего, что я их ещё не задал?

— Чтоб задать точный вопрос, нужно знать часть ответа. А ты здесь в вакууме половину суток; стало быть, новостей не знаешь, — простенько поясняет он. — Если даже твои не сориентировались и до последнего момента требовали встречи с тобой по адресу того самого заведения, что ты назвал.

— А ты сюда как успел? Ты меня больше родни, что ли, любишь?

— А я не в метро ехал, — веско роняет бывший борец, продолжая сверлить меня взглядом.

— Мои тоже вряд ли автобусами перемещаются.

— Вертолёт. Я уже десять часов перемещаюсь по Токио исключительно съёмочным вертолётом Хейдуги.

— Ух ты. Впечатлил. Как сориентировался?

— Совпадение. Там лицензия на полёты над городом — на год вперёд. Во всех значимых местах посадочные площадки на крыше — дублированные, — отмахивается он. — Но у твоих просто нет киностудии. Соответственно, нет и действующей лицензии на полёты над городом. Допустим, на сам вертолёт твоя компания, очень может статься, и накашляла бы. Даже за час. Но вот разрешения летать…

— Понял. Спасибо. На какие мои незаданные вопросы ты хотел отвечать?

— Вначале сводка, — он качает головой. — Знаешь, почему тебя столько не выпускают? И удерживают в вакууме?

— Откуда бы?

— Потому что всем сейчас не до тебя. — Он выдерживает паузу.

— Занятно. Как это может быть? Резонанс резко потух?

— Нет. Просто сейчас не до всех вас: вместе с тобой здесь же, по разным помещениям видимо, тут находятся и кое-кто из китайцев восьмёрки, и даже та патрульная, которой ты руку сломал.

— А её-то за что?!

— Не "за что", а "почему". Потому, что идёт заседание парламента. Экстренное, внеочередное. Отгадай, какой комитет председательствует?

— Да я в парламентских комитетах понимаю так же, как ты — в турецком языке.

— Для справки: заседают за закрытыми дверями вот уже часов шесть. Оценил, как быстро собрались? — он словно не замечает моего ответа.

— Ну всё, всё. Считаем, что этот вопрос я задал: что за заседание парламента и какой комитет рулит?

— Комитет по вопросам обороны и национальной безопасности. А заседание посвящено…

— …Трешу под моим домом?

— Можно и так сказать, — подумав секунду, он кивает. — Там на самом деле больше двух десятков вопросов в срочной повестке встало. От кадровой комплектации контртеррористических подразделений, типа восьмого токийского бюро, и до глубокой ревизии законодательства.

— На какую тему ревизия?

— Соответствие последних поправок, года за три. Конституционным правам граждан страны.

Какое-то время сидим молча.

— Ты не удивлён? — Сёгун не выдерживает первым.

— Оно ведь к этому и шло, — опять двигаю плечом. — Тебе же ещё отец говорил.

— Да. Но я не думал, что так стремительно завертится.

— Гражданское общество — штука такая. Как ревнивая жена, которая сильнее тебя физически. До поры до времени всё спокойно, но если разозлить — сам понимаешь. Ты каким-то образом пытаешься предугадать грядущие изменения? Считаешь, что я больше тебы знаю?

— Примерно. На этом диком кипише можно как очень высоко взлететь, так и очень глубоко упасть. Пример вот прямо сейчас: лично твои конституционные права уже почти половину суток свистят в окошко. Если к тебе даже врача не пустили. Ну что, ты всё так же спокоен?

— Я же оценил в своё время обстановку и сделал свою ставку, — опять плечо. Да что такое. — У меня, в отличие от всех остальных в муниципалитете, есть своя партия. Хреновенькая, юная — но единственная, которая это всё предсказывала ещё на той неделе. Открыто, во все рупоры. Готовлюсь стричь купоны.

— С такой стороны, да, — вздыхает толстяк. — Это, кстати, вторая причина переполоха: почему какой-то мальчишка и смешная местечковая организация в курсе? И в рамках муниципалитета ханьцев отбили практически законно? А большие дяди в правительстве и парламенте околачивают груши?

— Что, сейчас везде крутят нашу предвыборную программу? — улыбаюсь потому, что кое о чём догадался. — Из разряда "А мы предупреждали!"?

— Да. Ваш пиар нанял аутсорс, бюджеты солидные. Основная фабула: все беспорядки — из-за восьмёрки, в зачинщиках — фактически одни китайцы. Причём соседи по региону, окопавшись в антитеррористическом подразделении, выступили совместно с криминальным элементом.

— Пошли против японцев в Японии, — подхватываю. — Оно всё стремительно вылезло на свет…

— … и сразу у трёх партии правящей коалиции тут же возник вопрос: а кто в кабмине дал зелёный свет присутствию китайцев в таком объёме?! И, по сути, стал причиной замеса? — Сё как будто играет со мной в пинг-понг или шахматы, ожидая моего следующего хода.

— Министерские без боя не сдадутся, — предполагаю на основании опыта предыдущей жизни.

Японцы хоть по менталитету и другие, но чиновники, мне кажется, везде одинаковые.