— Замолчи, дудука, не реви! Дам тебе платья, какие захочешь! Григоре! — крикнул он слугу. — Принеси одежду из сундука госпожи Лизы!

Слуга вернулся с ворохом платьев, сарафанов, кунтушей, оставшихся после смерти логофетовой жены.

— Выбирай себе по вкусу, — сказал логофет.

Девушка в ярости отвернулась от него. Перебрала брошенную на постель одежду и выбрала бархатное платье, расшитое золотой нитью и на рукавах отделанное куньим мехом.

— Выйди, мне переодеться надо! — приказала она логофету, который стоял несколько смущенный. Когда же он вернулся и увидал ее в богатом наряде, то стал удивленно покручивать ус. Девчушка была совсем недурна собой.

— А платье тебе к лицу! — ухмыльнулся он.

— Нечего зубы мне заговаривать! — цыкнула на него девушка. — Вели меня в город отвезти.

— Пойдешь жаловаться воеводе?

— И пойду! Не быть мне опозоренной!

Логофет вполне отдавал себе отчет в том, чем все это может для него обернуться. Воевода, конечно, захочет показать боярам, что выше всего ставит свои новые законы и уж найдет для него наказание, тем более, что девчонка-то боярского рода. Нужно так все устроить, чтобы без пятнышка выбраться из этой бочки с дегтем.

— Давай, барышня, уладим дело миром, — заговорил он сладким голосом.

Сафтика не ответила. Она как раз примеряла подбитый соболем кунтуш. Такой одежды она и во сне не видала. Единственный атласный сарафан был у нее и то логофет порвал.

— Говорю, — было бы лучше, если люди ничего б не узнали, — продолжал логофет. — Потому как ни мне это чести не делает, ни тебе пользы никакой.

Девушка продолжала притворяться, что не слушает.

— Так давай по-хорошему, дудука?

Сафтика на мгновенье прикинула в уме что к чему, потом деловито спросила:

— А как договариваться будем?

— Ну, как! Жениться я, конечно, не женюсь, но обеспечу тебя хорошо. Даю имение Рэкэчуне с четырьмя селами и залежной землей и к тому же десятину леса.

— И по-твоему этого достаточно, чтобы выйти сухим из воды? — сказала девушка, которая, оказывается, была отнюдь не простушкой.

— Тебе мало? Тогда дам еще вотчину в Негрештах, так и быть! С таким приданым тебя возьмет любой боярский сын!

Боярышня передернула плечами.

— Ну как, согласна?

— Согласна, ежели тут же, на глазах, дарственную сделаешь.

— Сделаю, сделаю! Но и ты поклянись на евангелии, что скажешь воеводе, будто все по согласию произошло.

— Ладно!

— Григоре! — позвал он слугу. — Принеси хорошей бумаги и чернил!

Логофет сел за стол и спросил ее:

— Как тебя, барышня, зовут? Я и имени твоего не знаю.

— А разве ты меня спрашивал? — зло зыркнула на него девушка.

— Не гневайся, мы ведь помирились...

— Сафтика Боу зовут меня. И хорошенько запомни это имя!

— Запомню, барышня, как не запомнить, когда ты мне так дорого обошлась.

Едва логофет успел написать дарственную, а Сафтика поклясться на евангелии, что скажет господарю, будто по доброй воле поехала к логофету, как прискакал гонец и передал приказание господаря.

— Зовет нас воевода на суд, — сказал логофет. — Ты теперь знаешь, что говорить надо?

— Не беспокойся, — ухмыльнулась девушка, складывая вчетверо дарственную и пряча ее на груди. — Скажу все, как условились.

— Ну и хорошо! — повеселел логофет, и они вместе уселись в карету. Всю дорогу глядели в разные окошки, не обмениваясь ни единым словом. Он досадовал на то, что черт-те за что отдал два имения, а барышня думала, как бы сыграть с ним такую шутку, чтоб он был рад-радехонек отдать все имущество и сверх того взять ее в жены.

Прежде чем войти в тронный зал, логофет обернулся к боярышне и напомнил:

— Значит, уговорились? Все по доброй воле!

— По доброй, по доброй! — хитро поглядела на него девушка.

Только логофет переступил порог престольного зала, потерпевший боярин, как укушенный, вскочил с кресла.

— Вот он, нечестивец, твоя светлость! Он украл мою дочь!

— Выбирай слова, боярин! — ледяным тоном произнес логофет. — Я ведь тоже боярин, а не разбойник с большой дороги. Прежде чем поднимать такую шумиху, не проще ли было бы спросить свою дочь, часом не произошло ли так, как она сама пожелала!

— Уловка, твоя милость, ложь, — завопил несчастный отец, хватаясь за голову. — Одна у меня дочка и я глаз с нее не спускал. Обман это!

— Какая уловка, сударь? Какой обман? — грозно сдвинул брови логофет. — Вот она, боярышня, пускай сама скажет, правду я говорю или нет.

— Подойди ближе, боярышня! — подозвал ее Василе-воевода.

Дудука Сафтика, вся зардевшись, как роза, опустив шелковые ресницы, подошла, чуть покачивая бедрами, и преклонила перед ним колена.

— Говори без страха! — наклонился к ней господарь. — По своей воле или против нее ты поехала к логофету?

Девушка обожгла его взглядом блестящих черных глаз и прошептала:

— По своей, твоя милость!

— О, небо! Что слышат мои уши!

Боярин Думитраке, как подкошенный, рухнул в кресло, прикрыл лицо ладонями и затрясся в беззвучном плаче.

— Но как это ты, боярышня, так легко согласилась уехать с чужим мужчиной? — допытывался воевода, чуя нечистое.

— Не чужой мне логофет Штефан. Вот уж год, как мы с ним находимся в тайной любовной связи, — ответила барышня и щеки ее еще пуще зарделись.

Не подозревая ловушки, логофет облегченно вздохнул. «Выбралась-таки, девчонка, из затруднения! — подумал он. — Неглупая, оказывается!»

— Не единожды Штефан просил меня выйти за него, — неожиданно сказала девушка.

Чаурул удивленно вскинул брови. Шутка принимала дурной оборот.

— Просил, — продолжала Сафтика, — но я раздумывала. Молода я, а он уже в годах и вдов, к тому же. Окромя того, и батюшка не от дал бы меня за человека пожилого, будь он трижды логофет.

Чаурул в полной растерянности только пыхтел и переступал с ноги на ногу. Он смутно понимал, что девчушка набрасывает на него аркан и затягивает петлю. А Сафтика продолжала бойким голосом:

— И вот сговорились мы с логофетом, чтобы он украл меня, тогда отцу моему деваться будет некуда, и он отдаст меня...

— Государь! — попытался вставить слово логофет. — Было, но не совсем так...

— Помолчи, хитрец! — остановил его улыбающийся воевода. — Знаю я тебя! Лишь вчера говорил, что никто не мил, а сегодня — на тебе! Не только узнаю, но и вижу, кто тебе по душе.

— И поскольку твоя светлость все наши тайны уже узнал, — продолжала обворожительно улыбаться Сафтика, — покорнейше просим тебя быть нашим посаженым отцом.

— Буду, Сафтика, обязательно буду! А ты, жупын Боу, благослови-ка молодых в моем присутствии.

Боярин стоял, вконец ошарашенный. Чего-чего, а такого поворота он не ожидал. Барышня же Сафтика взяла полностью утратившего дар речи логофета под руку, подвела к отцу и, ткнув локтем в бок, властным шопотом произнесла:

— На колени!

Логофет рухнул, как оглушенный, и бессмысленным взглядом уперся в залатанные сапоги боярина Боу, который не переставал бормотать:

— Откуда мне было знать! Откуда!

Когда же логофет получил родительское благословение, положившее конец его вольной жизни, воевода сказал:

— А теперь идите и милуйтесь.

Обрученные выскочили из престольного зала с такой поспешностью, будто за ними гнались турки. Во дворе логофет, бросив на Сафтику разъяренный взгляд, буркнул:

— Погоди, дудука, хороших дней тебе со мной не видать!

— Какой мерой дашь, такой тебе и воздастся, — показала ему язык Сафтика и прыгнула в скрипучий рыдван славного боярина Боу. Уселся в свою карету и Штефан Чаурул. Кони рванули, и они разъехались в разные стороны, чтобы через две недели под колокольный благовест выйти из церкви, связанными брачными узами.

Свадьбу справили в том самом имении Рэкэчуне, которое логофет отписал Сафтике в дарственной, когда еще надеялся на благополучные последствия его пьяной выходки.