Прежде чем сговориться, хозяин дома велел слугам принести сыра и хлеба и жаренное на углях мясо.

— Самое старое вино подайте! — приказал князь, и тут начался пир.

— За здоровье твоего господина! — поднял хозяин рог, вмещавший добрую оку вина.

— Аминь! — ответил постельничий и осушил рог, будто была в нем вода, а не вино.

Слуги тут же наполнили роги, и князь снова поднялся и сказал:

— За твое здоровье, дорогой гость!

И опять они выпили все до капли. И так восемь раз подряд осушал Катаржиу этот рог, пока не почувствовал, что пьянеет. Голову его затуманило, и боярин понял, что еще рог-другой и он уже не сумеет и слова молвить, а дело ведь еще не сделано. С трудом встал из-за стола и вышел во двор.

У колодца была колода с водой. Постельничий окунул туда голову и держал ее в ледяной воде, пока хмель не отпустил его. Тогда он обтер голову платком и вернулся в саклю трезвым.

— Ну, батоно Георгий, даешь нам девушку? — хлопнул ладонью по столу.

Князь хитро улыбнулся.

— Теперь даю тебе ее, брат! Вижу, будет она в надежных руках. Заплатишь, как полагается по старинному закону, калым. Две тысячи золотых монет, тысячу её матери, а братьям и сестрам — дары и чтоб не дешевле шестисот золотых каждый. Ну как? Выдержит карман твой, брат?

— Выдержит.

— Тогда по рукам, и она ваша!

— Хотелось бы пойти к муфтию, чтоб все по закону было. Кто знает, что еще может случиться? — сказал Катаржиу.

— Пойдем, брат, — ответил князь, и они поехали в город в муфтию. Когда все бумаги были написаны, все печати приложены, пустились посланцы воеводы Лупу в обратный путь с невестой, ее служанкой, младшим братом и несколькими черкесами для охраны. Часть пути, пока не покинули пределов Черкессии, их провожали родители и многочисленная родня.

До очаковской крепости караван добрался без каких-либо приключений. Там они остановились, чтоб сменить лошадей и купить провиант. Турок, доставивший им пастраму и вино, как увидал прекрасную Екатерину, на едином дыхании помчался к паше Мехмету, который как раз в то время находился в крепости, и, растянувшись перед ним на земле, глотая слова, стал рассказывать об увиденном чуде:

— О, паша! О, блистательный!.. Стоят под стенами крепости какие-то гяуры... Везут самую замечательную жемчужину, какую глаза мои когда-либо видели. Лицо ее белее лилий, глаза ярче звезд, а губы алей гранатового сока! Везут этот цветок персика своему хозяину... Зачем, скажи, гяуру такое неоценимое сокровище?!

Распаленный словами турка, Мехмет-паша приказал незамедлительно доставить девушку.

Посланные янычары вернули караван с дороги.

— Мы не отдадим девушку! — заартачился постельничий. — Вот у нас бумага, что за нее уплачен калым!

— Идите к паше и оправдайтесь, — сказали янычары. — У нас приказ взять девушку.

Постельничий повернул обоз и все поехали к паше.

Турок, увидав сияющую красоту Екатерины, утратил рассудок.

Постельничий поклонился и сказал:

— Мы ехали своим путем, когда твои люди, о, паша, отобрали у нас невесту нашего господаря. Мы девушку взяли по закону, заплатили калым. Вот грамота.

Паша мельком взглянул на бумагу и ответил:

— Эта девушка останется тут. Мусульманка не может быть женой неверного.

— Просим, прощения, паша, но девушка той же веры, что и жених.

— Врешь, грязный гяур!

— Можешь сам спросить девушку. Больше мне нечего сказать!

— Скажи, свет очей моих, ты разделяешь с ними их неправедную веру?

— И я и весь мой род поклоняемся господу нашему Иисусу Христу! — подтвердила Кати.

— Ты отречешься, дитя мое! — нахмурившись, произнес паша. — Отвести девушку и ее служанку в башню и содержать там, пока она не отречется от ложной веры своей и не примет веру пророка нашего Магомета.

— А нам-то что делать, паша? — в недоумении спросил его Катаржиу.

— А вы можете ехать, куда ехали! Вас никто не держит! — указал на дверь паша.

— Не можем мы, сиятельный паша! Что скажет наш воевода, когда увидит, что приехали без девушки, за которой нас посылали? Как мне тогда оправдаться за деньги, которые я отдал? Вот и рассуди, премудрый, где тогда будет голова моя?

— Поступай, как знаешь, а девушка останется тут, — упрямо ответил паша и сделал знак слугам выставить его за дверь.

Вконец расстроенный постельничий ушел. Он тут же написал письмо воеводе и отправил его с конным нарочным.

— Я со всем обозом останусь у крепости, пока не получу ответа от воеводы, — сказал он гонцу.

Тем временем, паша призвал ходжу, показал ему кошелек с золотыми и сказал:

— Этот кошелек я отдам в твои руки, если тебе удастся сделать из гяурской юницы, что заключена в башне, добрую мусульманку.

— Постараюсь во славу аллаха! — ответил ходжа, с жадностью глядя на кошелек.

В тот же день пришел ходжа к плененной Екатерине и принес с собой коран. Раскрыв книгу он принялся читать нараспев. Девушка глядела на него сквозь ресницы и зевала от скуки.

— Дитя мое, — сказал ходжа, — откажись от лживой своей веры и приди в стадо правоверных! И ежели примешь ты истинную веру, то соединишься с твоим властелином Мехмет-пашой, да оградит его аллах от всех бед, и будешь жить счастливо вплоть до скончания дней твоих! Будешь есть самый нежный плов и самые вкусные катайфы, будешь пить самые ароматные соки и купаться в розовой воде! Рабыни будут играть тебе на свирелях и ублажать своими танцами. Оставляю тебе эту святую книгу. Читай ее и молись аллаху, дабы милость его раскрыла тебе очи.

Но сколько ни пытался ходжа загнать заблудшую овечку в стадо аллаха, она никак не давалась в руки. День за днем, неделю за неделей приходил к ней турок и спрашивал:

— Молилась ли ты нынешним утром аллаху?

— Нет, не молилась, ходжа, — отвечала Екатерина.

— Не делала намаза? — уже вопил ходжа.

— Не делала... Я так сладко спала утром...

— Ахлах покарает тебя! Страшись его гнева! Он испепелит тебя!

Девушка притворялась испуганной и залезала под кровать, а ходжа ходил вокруг и кричал:

— Вылезай оттуда, негодница! Вылезай и читай молитву!

А Екатерина сидела тихо, как мышонок, и отвечала:

— Боюсь, ходжа!

— Кого ты боишься?

— Аллаха! Ты сказал, что он испепелит меня.

— О, Магомет, о, аллах! — хватался за голову ходжа, не зная, что ему делать. — Ты просидишь в этой башне до самой смерти! — вопил он. — Здесь ты сгинешь, если не примешь истинную веру.

Как-то раз после ухода ходжи Екатерина вылезла из-под кровати и подошла к зарешеченному окну. В ее полных слез глазах отразился клочок синего крымского неба. Вот уже месяц, как она заперта в этой башне, и никто не приходит освободить ее. Может, прав этот глупый ходжа, что она так и умрет в темнице?

Няня, видя слезы, текущие по ее щекам, всплеснула руками:

— Что видят мои глаза! Моя красавица плачет!

— Плачу, мамушка, — всхлипывая, проговорила Екатерина, — потому что по горло сыта этим дурацким ходжой, который все уши прожужжал мне своим аллахом! Глаза б мои не видели его!

— Не печалься, дитя мое! Избавлю тебя от этого червяка! Слушай, что я скажу: возьми вот эту копченую свининку и как только услышишь, что турок идет, тут же начинай есть.

Екатерина поступила так, как советовала няня. Увидав, как она ест запрещенное кораном свиное мясо, ходжа застыл.

— Выплюнь! — завопил он вне себя от ужаса. — Выплюнь эту гадость и помой рот! Три дня поститься будешь! О, аллах!

— Зачем выплевывать? — спросила Екатерина. — Окорок такой вкусный! Поросенок был упитанным, мясо прямо-таки тает во рту. Попробуй и ты кусочек, ходжа!

Ходжа стал размахивать руками и орать, как умалишенный:

— Сгинь, сгинь, нечисть!..

Но девушка начала преследовать его, бегая за ним по комнате с куском окорока в руке. Вконец загнанный старый ходжа, как слепой, нащупал дверь и побежал вниз по лестнице. Споткнувшись, он перекувыркнулся через голову и, охая и стеная, ощупывая бока, потеряв тюрбан, побежал к паше.