Через год, когда девочке исполнилось двенадцать, это изменилось. Джессита быстро взрослела, тяжелый труд только закалял и укреплял ее. Фигура стала приобретать очертания настоящей женщины, а покорность во взгляде не всегда могла скрыть за собой стальные интонации сильного и решительного характера. Фуррак заметил это. И однажды приказал снова вернуть девочку в ее каморку.

На следующий день, когда одна из служанок отвесила ей пощечину — просто чтобы сорвать злость — купец в ярости выбил задире передние зубы и приказал выкинуть из своего дома. Потом ласково погладил Джесситу по голове и громко произнес, что теперь так будет с любым, кто посмеет тронуть ее. Его жена услышала эти слова, и на следующий день у него на глазах демонстративно расцарапала девочке щеку. Фуррак смолчал, но поздним вечером весь дом услышал пронзительный женский крик, а утром все увидели перебинтованные пальцы женщины с наложенными шинами.

Джессита была страшно напугана, но целую неделю к ней не прикасались ни слуги, ни дети Фуррака, и работу ей приходилось выпрашивать уже самой, чтобы не чувствовать себя нахлебницей в этом неприветливом доме. А еще она стала замечать их — насмешливые, понимающие взгляды прислуги, и торопливые перешептывания, когда слуги считали, что Джессита не смотрит в их сторону.

И вот, в одну темную ночь, Фуррак пришел в ее каморку. Сел на край ее кровати, и Джессита поняла, что он в одном халате, наброшенном на голое тело. Положил ей руку на плечо, ласково погладил, отодвинул одеяло, шепча ласково и успокаивающе… И она, вспыхнув от ярости и стыда, вонзила в его пальцы свои зубы. Фуррак заорал от боли и неожиданности, с трудом высвободил пальцы, прокушенные до самой кости, и ударом кулака сбросил девочку с кровати. Она потеряла сознание, а когда пришла в себя, уже начало светать. Купца рядом не было.

Джессита не выходила из каморки целые сутки, пока к ней не пришла жена Фуррака. Она сухо приказала следовать за ней, отвела в свою спальню и сказала, что с этого дня девочка будет ее личной служанкой. Уже позже она узнала, что ее спас визит одного из родственников этой женщины, которая сообщила своим родителям о том, как с ней обращается муж. Фуррак был напуган, и не последнюю роль в его поспешной уступке родне своей жены сыграла искалеченная правая рука, которая не могла сомкнуться на рукояти кинжала.

Так прошло два года. Джессита росла, Фуррак не смотрел ей в глаза и лебезил перед женой, срывая злость на слугах. Брат его жены, который купил дом по соседству, на это глаза закрывал, взяв за привычку посещать этот дом каждую неделю. Это были лучшие дни в жизни девочки с тех пор, как она лишилась родителей.

В Праздник Всех Богов зять Фуррака тоже пришел в гости, с щедрыми подарками для всей его семьи, и даже для самой Джесситы. Это был вышитый серебром синий платок, которым он собственноручно укрыл ее темно-русые волосы.

Ужинали все вместе. Фуррак собственноручно подливал вино в бокалы жены и ее брата. И широко улыбался, когда их тела свело судорогой, а глаза медленно стекленели. Его дочери и сыновья были ошеломлены увиденным, и вооруженные слуги, которых купец нанял несколько дней назад, силой увели всех в их комнаты, надежно заперев двери. Еще двое слуг схватили Джесситу и потащили ее на конюшню, на ходу срывая с нее одежду. Ее привязали к столбу и заткнули рот подаренным платком. Фуррак пришел чуть погодя и приказал развести огонь.

Он пытал ее раскаленным прутом, оставляя глубокие ожоги на теле — просто так, чтобы насладиться ее болью. Она пыталась звать на помощь, и в конце концов Фуррак вытащил платок, чтобы слышать ее крики.

Никто не пришел.

Потом он разделся и сказал, что остановится, если Джессита будет покорной. Она согласилась, и Фуррак отвязал ее. Поставил на колени. Он не ожидал, что девушка схватит раскаленный прут и проткнет им его гениталии.

Пронзительный визг, который могла издать разве что свинья во время забоя, заставил слуг купца испуганно вломиться внутрь. Растерянные, они увидели перед собой Фуррака, катающегося по полу с руками, зажатыми между ног, и забившуюся в угол Джесситу, угрожающую им остывающим прутом. Прежде чем они окончательно опомнились, она бросилась к выходу. Только один успел среагировать, и ударом шипастой палки оставил на лице девушки уродливую рваную рану.

Она смогла сбежать. И опомнилась только в другом районе города, в квартале «красных фонарей». Обнаженная, в ожогах и с кровоточащей раной на лице, она обессиленная свалилась у порога одного из заведений, которое, как и все остальные в этот день, было закрыто. Но через час ее нашли — одна из проституток вышла подышать свежим воздухом.

Она провела в этом заведении четыре года. Работать, как остальные девушки, не могла из-за шрамов, да и ненависть к мужчинам не позволила бы ей лечь в постель, найдись среди клиентов обладатель необычных пристрастий, поэтому отрабатывала пищу и кров как и прежде в доме Фуррака — простой служанкой, только теперь ее лицо было скрыто ото всех синим платком с серебряной вышивкой.

В свободное от работы время она училась — подсматривала за тем, как девушки учатся петь и танцевать, держать себя в обществе, изучают поэзию. Одна из них, Лаока, обучила ее грамоте, и дала несколько уроков игры на гитаре. Джессита оказалась способной ученицей, и через пару месяцев удивила свою учительницу песней своего собственного сочинения. Пораженная ее талантом Лаока сообщила об этом мадам, и та решила, что Джессита способна развлекать клиентов. Она выросла гибкой, подвижной, с изумительной фигурой, которая была видна даже сквозь закрытое платье, и пусть отметины на теле были способны отбить желание у любого мужчины, ее голос очаровывал, слова песен затрагивали самые потаенные струны души.

Так Джессита стала выступать на сцене борделя. Через полгода Лаока заболела и больше не могла работать, поэтому хозяйка избавилась от нее. Девушка осталась одна, без подруги. Она развлекала клиентов перед тем, как они поднимались наверх, с купленными на ночь девушками. Иногда поднималась вместе с ними, и пела под стоны страсти. В такие минуты ее ясный глубокий взгляд был совершенно пустым.

Так не могло продолжаться долго, и однажды пришел клиент, который захотел ее, несмотря на все предостережения и уговоры других девушек. Он посулил огромные деньги — и хозяйка согласилась. Джесситу отдали ему.

Она сопротивлялась, словно дикая кошка, и выбила мужчине глаз. Но он был совсем не таким, как Фуррак, и в ярости избил ее до полусмерти, ломая руки и ребра, а под конец, совсем обезумев, выбросил ее из окна. Она упала на каменную мостовую, и отчетливо услышала, как треснул ее позвоночник. Изломанная, изувеченная, она больше не чувствовала ног, а ее палач, спустившись к ней, приказал слугам погрузить ее на телегу и выбросить за городом.

Так они и поступили. Джессита оказалась в придорожной канаве, рядом со свалкой, пристанищем ворон и диких собак. Она чувствовала приближение смерти, жизнь покидала ее тело капля за каплей, медленно и неотвратимо — как бы сильно она не цеплялась за нее. Она не хотела умирать, но дикие собаки уже окружили ее со всех сторон, и девушка понимала, что они не станут ждать, пока она окончательно покинет этот мир. Ярость, ненависть, беспомощность, отчаяние — только они остались вместе с ней, и она пыталась использовать эти чувства, старалась пошевелиться и хоть как-то дать отпор, чтобы не уходить вот так… Но все было бессмысленно.

Она уже слышала смрадное дыхание падальщиков, когда тело одного из них пронзил ледяной клинок. А следом за ним еще дюжина истребила всю стаю, и больше никто не угрожал Джессите, подарив ей шанс уйти мирно.

Ясное синее небо уже меркло в ее глазах, когда она увидела его над собой — молодого парня с темно-фиолетовыми глазами и серебристо-седыми волосами. Он поднял ее на руки и отнес в сторону, подальше от трупов собак. Аккуратно положил на землю, постелив перед этим свой плащ, обнажил лезвие меча и разрезал им сначала ее, а потом свою ладонь. Приложил свою рану к ее ране, и Джессита ощутила где-то глубоко в внутри себя, что их кровь смешивается. Меняет ее. Волна ледяного пламени обожгла ее изнутри, пронизывая очищающей болью каждую клеточку тела, делая его легким — и восхитительно живым.