Ранмаро победил.

Тело Виктории зависло в полной невесомости в центре огромной черной сферы, изучающей ее со всех сторон сотнями немигающих багровых глаз. Их взгляд пронзал насквозь кожу и кости, читал ее мысли, чувства, воспоминания, проникал глубоко в подсознание, разворачивая и открывая даже самые потаенные уголки ее «Я» во всем его многообразии и противоречивости. Она не могла утаить от него ровным счетом ничего, и каждая ее попытка противодействия вторжению в разум заканчивалась поражением еще на этапе планирования подобных действий. Шепчущий смешивал ее мысли, обращал против нее собственные чувства и эмоции, вытаскивал наружу самые сильные страхи, полностью подавляя ее волю и мистическую энергию. И Виктория даже не видела его, он скрывался от нее — то ли за пределами сферы, то ли в ее бесконечно глубоких тенях.

Неистребимым было подозрение, что он находился прямо за ее спиной, но девушка не могла пошевелить даже пальцем, не то что повернуться и проверить, так ли это. Она была совершенно беспомощна, опутана паутиной чужой воли, против которой был бессилен меч в ее руке.

Отчаяние и безысходность накрыли ее темной волной, когда глаза перестали воспринимать реальность, безучастно просматривая собственные воспоминания: Шепчущий разматывал ее память, словно бумажный свиток или, скорее, катушку видеопленки, заставляя вместе с ним наблюдать за собственной жизнью в обратной перемотке. Вот она увидела ее бой вместе с Юрикой и Ранмаро в большом зале, вот сцена перед перемещением в замок, вот совещание и планирование операции… Приключения в Судзо… Креслан… Столкновение с Глорией… Эдельбрасс… Вот снова перед глазами Фламби и первая встреча с Юрикой и Дженази… Предшествующие этому безмятежные дни в доме матери, омраченные только недопониманием между ними и необъяснимой тоской по отцу. Ей пришлось заново — не пережить, переживать она не могла, скованная гипнотической силой Шепчущего — увидеть годы, проведенные в школе. Восемь лет, семь лет, шесть, пять… Потом началось время, которое она уже не помнила сама, годы, когда не понимала, что происходит вокруг и почему. Окружающий ее мир был таким огромным, нечетким, и почти весь заполнен родным домом, Ранмаро — и мамой. Валерия держала их обоих на руках, качала, играла, пела колыбельные, рассказывала сказки… Выглядела такой счастливой и любящей. Виктория никогда не помнила ее такой — и если бы не темная воля Шепчущего, уже пыталась бы понять, когда и почему это изменилось. Ее собственная память, собственные чувства подвели, не стали фокусироваться на моменте излома в отношениях между матерью и дочерью. И теперь уже позади остался день, когда Валерия впервые посмотрела на нее чужим холодным взглядом. Или когда в нем впервые начала угасать ее бесконечные тепло и привязанность.

И вот ей снова год. Всего один год, и лежа в колыбели, она слышит гул и грохот за стенами особняка, и видит встревоженные и решительные глаза матери. Слышит плач Ранмаро. И свой собственный плач.

Это был день, когда Ичиро попытался забрать ее и Ранмаро.

Месяцы и дни, которые отделяли тот страшный день от дня ее появления на свет, пролетели совсем незаметно. И она, возможно, стала первым человеком, который вспомнил момент своего собственного рождения. И месяцы, проведенные в материнской утробе.

Теплую, безопасную тьму, в которую извне доносились отголоски звуков огромного, незнакомого, холодного и опасного мира.

Но потом исчезли и они — Виктории стало нечем слышать. Она растворялась, таяла, исчезала… Шепчущий обратил ее время вспять, и еще мгновение — и ее не станет вовсе. Потому что еще не наступил момент ее зачатия.

Она не могла ни испугаться этого, ни смириться. Мысли и чувства исчезли.

Виктории Лэйт не стало.

А потом тьму рассекла яркая вспышка света, и цвета и звуки обрушились на нее со всех сторон, яркие и оглушительные. Она оказалась в высоких синих небесах, много выше белых облаков, под темнеющим куполом ближнего космоса, на котором уже можно было рассмотреть искорки далеких звезд, и ощущала всем своим телом неудержимый, стремительный полет. Неслась, ломилась вперед сквозь плотную, словно бетон, стену воздуха, на невероятной скорости — настолько огромной, что глаз замечал движение крохотных деталей рельефа внизу, которыми были реки и озера, горы и долины… Крохотные при взгляде с такой огромной высоты — и не такие уже и большие, если бы она находилась совсем близко от них. Потому что Виктория сама ощущала себя невероятно большой, огромной, колоссальной. Гигантское змеевидное тело, покрытое сияющей серебристой шерстью, на лету сплетающееся и извивающееся гибкой, словно невесомой лентой из тончайшего шелка; огромная, увенчанная изогнутыми рогами голова с длинной клыкастой пастью, которой можно запросто перекусить корабль; восемь лап, вооруженных чудовищными когтями, способными за доли секунды до неузнаваемости менять рельеф.

Она была Кирином. Изначальным.

Многие, многие тысячи лет назад.

Четыре глаза видели зарево масштабного сражения, сотрясающего пространство за горизонтом; четыре уха ясно различали звуки битвы, отголоски которой доносились до слуха каждого живого существа Тейзои. Кирин спешил на помощь братьям и сестрам, столкнувшимся с сильнейшим из Неназываемых — Гидрой, многоглавым бессмертным чудовищем.

Он прибыл вовремя: Гидра глубоко вонзил свои ядовитые клыки в тело Шуб-Нагаи, Хранительницы Земли, ее колоссальное тело истекало кровью, а колонноподобные ноги с несокрушимыми копытами едва держали тело над поверхностью океана. Многочисленные рога клонились все ниже, уже ничем не угрожая телу Гидры. Страж Неба, Убийца Гигантов и Эйнхелия оставляли на теле Неназываемого глубокие раны, отсекали и дробили его головы, но их усилия были тщетны, и Гидра все сильнее наседал на Шуб-Нагаю, заползая на ее спину, обвиваясь вокруг ее тела, рогов и ног своими шеями и хвостами.

Разогнавшись, Кирин врезался в черное тело Неназываемого, вкладывая в удар не только энергию своего тела, но и принесенный с собой ураган — ветер, отрывающий от морского дна толщу вод, и молнии, прожигающие дыры в скалах. Планета содрогнулась, и Гидру сбросило с Шуб-Нагаи, уронив в океан. Он вздыбился волнами, которые погнало прочь от места сражения, обещая обрушить их уже и на без того истерзанные и опустошенные берега материков. Малочисленным племенам людей никогда не заселить побережья, пока Изначальные и Неназываемые сражаются за Тейзою.

У Гидры не было конечностей, и перевалившись с боку на бок, он вновь поднял свои головы над поверхностью океана, издавая ужасающий рев. Его звук подавлял мистическую энергию, но этого было недостаточно, чтобы ослабить Изначальных. Впрочем, Гидра и не собирался добиваться такого эффекта — он просто выплескивал на них свою ярость. И начал расти. Становиться все больше.

Израненная Шуб-Нагая не могла увеличиться соразмерно Неназываемому — ей нужно было тратить мистическую энергию на регенерацию. Страж Неба, Убийца Гигантов и Эйнхелия копили силы для нового удара, и Кирин был единственным, кто мог остановить сейчас рост Гидры. Увеличившись в десять раз, он связал Неназываемого собственным гибким телом, вонзил в него клыки и обрушил на его толстую шкуру ливень из молний, выигрывая время. Гидра сомкнул челюсти на его серебряном теле, из-под клыков ударили фонтаны алой крови, но издав яростный рык, Кирин затянул узел еще туже, и черные яд и кровь потекли из десятков пастей чудовища.

Но для победы этого было недостаточно. Пяти Изначальных было недостаточно, чтобы победить Гидру.

Яркая золотая вспышка — и на поле боя возник Рыцарь Света, ослепительно яркий. Рядом с ним раскрылась дыра в пространстве — и из нее вылетел Золотой Феникс, с Хранителем Ключей на спине. Следом возник из ниоткуда Ткач Измерений. Кирин услышал приближение Алого Зверя, Мага, Черной Ведьмы и Отшельника… Братья и сестры спешили на помощь.

И на помощь Гидре спешили другие Неназываемые.