— Но сначала ты свяжешься со всеми чародеями «Стаи», чтобы начать сбор всех наших сил вокруг этого проклятого замка, — прорычал Вальд, сжимая и разжимая кулаки. — Это займет много времени, но если они будут использовать ваши чародейские порталы, справятся быстрее обычного.

— В идеальном мире мы бы смогли продержаться в замке достаточно долго для того, чтобы открыть для них порталы непосредственно внутрь, — улыбнулся Просперо.

— В идеальном мире мы бы смогли справиться с Шепчущими без их помощи, — усмехнулся Фредерик Сольряйн.

Ответом ему стал нестройный хор нервных смешков.

Всем им было страшно.

Очень страшно. Но этот шаг был необходим. По крайней мере, так казалось большинству из них.

18:00, 32 июля 1014 года

Слабый восточный ветер развевал длинные волосы Ришари, обагренные лучами угасающего заката. Она стояла на краю скалистого уступа, самого высокого в зубчатом кольце кратера огромного спящего вулкана, извергавшегося в первый и последний раз больше ста пятидесяти лет назад. Когда-то это был одинокий тихий остров в самом центре Ойкумены Небесных Городов, вершина трех подводных хребтов, соединявших Вердиро, Судо и Дакиэрро — известный как Башня Света, обитель Глашатая. Защитника Десяти Великих Домов. Пока он был жив, Гвардия Хаоса не смела вести открытую войну против них, тысячу лет Фридрих Бронзлевен со своими последователями мог действовать только в тени, страшась встречи с этим человеком. Пока однажды восемь Гвардейцев наконец не отважились выйти против него в открытом бою — и победить. Ришари помнила тот бой, очень хорошо помнила. И видела, что его следы до сих пор хранятся здесь. И будут храниться долго, очень долго. Столетиями. Тысячелетиями. Трехкилометровый кратер вулкана будет стоять между морем и небом до тех пор, пока ветер и волны не сотрут его до основания, а колоссальные корни, прогрызшие гранит и базальт, обвившие собой его склоны, простоят еще дольше, потому что их древесина прочнее любого камня. Только самого дерева, выросшего из земной коры, больше нет — зеленого колосса, дотянувшегося до облаков. Куда же оно исчезло? Почему из скал торчат только обугленные пни?

Ришари сжала пальцами виски и сосредоточилась, вспоминая, что произошло тогда. Потом расслабилась и поправила упавшую на глаза серебристую прядь.

— А, действительно… Это же я. Жалко… Такой пейзаж испортила.

Ее обостренный слух уловил мягкую поступь человека, который, судя по запаху на камнях, жил здесь в полном одиночестве не один десяток лет. Очень знакомый запах.

Ждать пришлось почти полчаса, пока местный отшельник наконец добрался до нее, неторопливо перепрыгивая с камня на камень. Уже в полной темноте — солнце зашло за горизонт, и ночь укрыла мир своим покрывалом, густо усеянном звездами. Она не смотрела на его приближение, ее взгляд был обращен к морю, в сторону Дакиэрро, до которого отсюда было чуть больше сотни километров. И когда отшельник оказался у нее за спиной, произнесла мягким мелодичным голосом:

— Боромир, я думала, что ты по прежнему сидишь в своей землянке в лесах Славии. Решил сменить обстановку?

Высокий чернобородый старик в сером рваном балахоне замер в секундном замешательстве, а потом усмехнулся и ответил, сверкая янтарными глазами:

— А я думал, что Богиня Юга уже не покинет свои владения. Что, девочка, заскучала и решила взглянуть на места своей ратной славы?

Ришари повернулась к отшельнику лицом и обозначила легкий, едва заметный поклон, которого могло бы и не быть вовсе — но он был. Людей, которым она могла оказать подобный знак уважения, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

— Просто захотелось посмотреть на место, с которого все началось. Если бы мы тогда не победили твоего ученика, мир был бы совсем иным. Как думаешь?

— Его бы победили, рано или поздно, — ответил Боромир, усаживаясь на камень и кивая Ришари на такой же, напротив него. — Нельзя назваться сильнейшим в мире — и оставаться таким вечно. Впрочем, семьсот лет — поразительный срок для сопляка, который так и не завершил свое обучение.

— А если бы завершил, мы бы справились с ним тогда? — с интересом спросила Ришари.

— Если бы Радим доучился до конца, то ни за что не стал бы тем глупым Глашатаем, на котором держался новый мир, — с печалью ответил Боромир. — Мир стали, пластика и бетона пал, Первым Домам судьбой был дан шанс вернуть себе свое — но этот юнец взбунтовался и все порушил. Все надежды на возвращение старых добрых времен… Младые не вняли уроку и назвали себя Великими, хотя им ясно дали понять, к чему привели столетия их правления. Застроили весь мир башнями и куполами, их обратили в пыль — так они в небе обосновались. Теперь их и оттуда скинули. Поделом соплякам, — отшельник потряс кулаком, опомнился и низко поклонился Ришари. — Но за это уже вам, Гвардейцам, спасибо. Утешили старика. Тысячу лет ждал, пока их образумят, а потом ещедве… Теперь поспокойней стало. Удел Младых отныне — Железная Земля, но там за ними Отори и Тоттенгрибер следят, под надзором других Первых они не забалуют. Теперь только ярмиры сердце старческое беспокоят, скоро много их проснется, очень много. Снова земля загорит, и небо разверзнется…

— К слову об Отори… — Ришари изобразила смущенную улыбку и выбила на черных ножнах меча торопливую дробь. — Я отправлюсь в Дакиэрро и серьезно поговорю с Сигурдом. Скорее всего, так же серьезно, как с Радимом. У меня с ним личные счеты…

— Пятьдесят лет у тебя с ним личные счеты, а поговорить с ним ты только сейчас собралась? — строго спросил отшельник. — Уж не потому ли, что Дженази вернулся? От брата бежишь?

— Не перед тобой мне отчитываться, старик, — резко ответила Ришари, сверкая разрядами молний в волосах. Воздух затрещал, резко потянуло озоном.

Кожа Боромира потемнела, густые черные волосы стали еще длиннее, вздыбились черной гривой, изо рта полезли острые черные клыки. Он стал выше ростом и шире в плечах, мускулы на руках и груди раздуло до треска в ветхих лохмотьях.

— Ты мне не грози, девчонка, не такие меня пугать пытались! Коль трепки хочешь, я тебе ее быстро устрою! Не посмотрю, что г'ата!

— А следовало бы, — прорычала Ришари, сверкая короной из молний. — Еще раз в мою сторону оскалишься — и не посмотрю, что ты старейший из живущих, у меня после семидесяти почтения к старикам поубавилось. Особенно к таким, у которых в бороде ни одного седого волоска.

Трансформация Боромира завершилась, и теперь ей приходилось смотреть на него снизу вверх, задрав подбородок. Обнажать таким образом горло перед противником, находясь при этом на расстоянии его вытянутой руки, вооруженной острыми когтями, было глупо, но Ришари была абсолютно уверена в том, что быстрее его. Ну а если каким-то неведомым чудом Боромир все же опередит ее — что же, не страшно. В конце концов, ей самой любопытно увидеть удар, способный убить ее на месте. Даже если это будет последнее, что она увидит в своей жизни.

Старик вырос почти в полтора раза, превратившись в угольно-черного великана с переразвитой мускулатурой. Чудовищные мышцы бугрились под толстой кожей выпуклыми валунами, вились толстыми стальными змеями и казались чем-то совершенно несокрушимым; ветхие лохмотья, только что висевшие на нем плащом-палаткой, стали в обтяжку и угрожающе затрещали, обещая разойтись по швам. Белгорро рядом с ним мог бы показаться немощным анорексиком, и, собственно, показался Ришари таким, когда ей посчастливилось стать свидетельницей их поединка много лет назад. Тогда она и узнала о его невероятных физических способностях, источником которых была мистическая способность его рода — представителей Первого Дома Бутус. Известная под названием «Черный Зверь», она была едва ли не единственной в своем роде, позволявшей вот так трансформировать тело своего владельца, и ее было очень легко спутать со способностями людей, пробудивших в себе силы Неназываемых. Но никто из их числа не мог быть чародеем, а Боромир им был — как и большинство представителей Первых Домов.