— Так вот… — продолжает Маша. — Ты совершенно права, если так думаешь… Но у меня нет выбора. А вот у тебя он есть. Я повторюсь… Ты можешь сейчас же пойти к Кириллу и рассказать ему правду. Это вариант погубит меня, но я не стану тебя останавливать. Если твой выбор будет таким, значит так тому и быть.

И тем не менее, я всё же осмелюсь напомнить тебе про второй вариант. А именно, ты можешь взять мой паспорт и просто исчезнуть. Мы будем жить дальше. И наши жизни никогда не пересекутся, как не пересекались до сих пор. Наши знакомые будут звать тебя Машей, а меня Дашей, и только мы будем знать наши настоящие имена. И это будет нашей с тобой тайной. Навсегда. Что скажешь, сестрёнка?

Ответ находится не сразу, и я молча хлопаю глазами, подбирая "правильные" слова.

Всё, что происходит сейчас, вообще реально? А?

А моя сестричка между тем не дремлет и не молчит.

— Дашунь, для тебя же ничего не изменится! — нажимает Маша. — Давай посмотрим правде в глаза. Вы с Кириллом уже давно чужие друг другу люди. Да у вас даже секса нормального не было! Думаешь, я не знаю? То, что было у меня с ним, это и есть для него первое и настоящее! Я уверена, ты бы не стала делать и половины из того, что делала с Кириллом я!

Зато я видела, как ты целовалась с Анатолием. Так целются только влюблённые! Вы любите друг друга! И не смей отрицать! Между вами бьют такие искры, что, боюсь, когда-нибудь вы спалите дом! Так и будьте вместе! Он отличный парень! Правда!

— Всё, хватит! — прерываю я её бессмысленную тираду. — Ты сказала, у меня два варианта?

— Ну, да…

— Что ж, отлично… Я готова озвучить свой выбор…

— Я хочу, чтобы ты немедленно вернула мне мои документы. А это забери… — возвращаю Маше её паспорт.

Та глядит то на меня, то на бардовую книжечку в своих руках и растерянно хлопает глазами:

— У меня его нет здесь… Он там, у Пановых…

А затем меняется в лице.

— Постой, это что значит? Ты решила всё рассказать Кириллу? — хмурит брови. — Ты решила сдать меня? Да?

Её голос дрожит, будто она вот-вот заплачет.

Ни за что в это не поверю.

Нарочно ничего не отвечаю, а только нервно притопываю, демонстрируя нетерпение.

Маша покрывается пунцовыми пятнами.

Ещё бы! Наверняка она рассчитывала, что я буду действовать по её указке.

— Ты же не серьёзно… Правда? — улыбается, полагая, что я её разыгрываю.

Но я строго повторяю:

— Верни. Мне. Мой. Паспорт.

Маша, наконец, понимает, что я не шучу, и взрывается:

— Значит, всё-таки сдашь меня?! Значит, всё расскажешь?! — нервно выдыхает. — Ну, спасибо тебе, сестричка! Я думала, мы сумеем договориться! Рассчитывала на твоё понимание! — нарочно держится за живот, намекая на младенца. — А ты сухая, бессердечная, бездушная… Ты…

"Подбирает ещё какое-нибудь подходящее словечко. Что-нибудь такое едкое, чтобы ущипнуть больнее! — думается мне. — Ну, давай, удиви меня!"

— Ты… — Маша сощуривается и устремляет в меня… нет, не взгляд, а скорее стрелу, пропитанную ядом. Чёрт возьми, я даже не подозревала, что глаза, похожие на мои, могут быть такими злыми. — Так тебе и надо! Поняла?

Если честно, я в замешательстве.

О чём она говорит?

— Я рада, что Полянский нас перепутал! — заявляет Маша. — Рада тому, что он сделал с тобой! И будь у меня возможность, я бы ещё раз всё это провернула! Ясно? Только теперь я бы не стала подвозить тебя до города. Теперь ты шла бы сама! Как бродачая псина! Пешком! Босиком! Как угодно! Поняла?!

Да всё я поняла…

Поняла, что Маша напугана грядущим разоблачением и от страха не понимает, что говорит. Она хочет напоследок укусить меня как можно больнее. Потому что ничего другого ей не остаётся. Она больше не может контролировать ситуацию. Теперь её судьба полностью зависит от меня. Вот она и мечет в мою сторону копья и стрелы.

— Паспорт мне верни! — рявкаю я, игнорируя её колючие слова.

И Маша сдаётся.

— Да и подавись! — гневно выплёвывает она. — Я раньше без него обходилась и теперь обойдусь! Но учти, если ты расскажешь Кириллу правду, тогда и я молчать не стану. Я всем расскажу, что случилось с Полянским на самом деле! Расскажу, что это был вовсе не несчастный случай! Расскажу, что на самом деле его убил твой приятель! Карасёв Анатолий Владимирович! Кстати, как тебе целоваться с убийцей? Понравилось? — опять этот взгляд, бьющий в самое сердце.

Моя сестра меня не щадит. Её слова — сплошная желчь. Я бы ещё стерпела, если бы Маша поливала грязью только меня, но сейчас она нагло лжёт про моего друга. Поэтому я не могу молчать.

— Карасёв — не убийца! — осекаю сестру. — Это был несчастный случай! Толик рассказал мне, как всё случилось! Полянский был пьян и сам влез на подоконник!

— Да уж… Я слышала, какой чуши он тебе наплёл! "Бу!" — кривляется, передразнивая Толика. — Это ж надо было такое придумать! Я чуть не лопнула со смеха, клянусь!

На что, чёрт возьми, она намекает?

— Ты что, хочешь сказать, что Карасёв мне солгал? — спрашиваю я у Маши, которая всё ещё давится злыми смешками.

— Конечно! Ещё как! — отвечает она.

— Но зачем? — проглатываю подступающий к горлу ком.

— Не знаю, — сестра дёргает плечиком, — наверно, боялся, что от правды ты грохнешься в обморок! — Маша строго смотрит на меня. — Блин, да на тебе даже сейчас лица нет! А тогда вообще сидела вся бледно-зелёная, дрожала, дышала через раз. Вот он и решил не добивать тебя своей правдой! Я бы тоже на его месте тебе солгала. Ну, от греха подальше…

— Это что же получается… — произношу чуть слышно. — Карасёв, действительно, виновен в смерти Полянского?

Смотрю на Машу и пытаюсь найти в её глазах хотя бы крошечный намёк на шутку. Но, кажется, я зря на это надеюсь. У сестры в каждом глазу по бегущей строке:

"Виновен… Виновен… Виновен…"

— Да, сестричка, да… Тебя Анатолий пожалел, а мне рассказал совершенно другую историю. Он толкнул Полянского, когда тот стоял у окна. Стас был пьян, и твой приятель воспользовался его состоянием. Много ли надо сил, чтобы расправиться с человеком, который и без того еле держится на ногах?..

— Нет… Он не мог… Не мог… — я качаю головой и не отрываясь гляжу на Машу. — Он же сказал мне…

Оборачиваюсь назад, словно Карасёв стоит у меня за спиной. Комната пуста, и я беспомощно шарю глазами по очертаниям мебели, гляжу на окно, на чуть раздвинутые шторы.

Как бы мне хотелось, чтобы Толик был сейчас здесь, рядом со мной. Возник из ниоткуда, возмутился, опроверг слова моей сестры.

Но его нет.

А Маша есть, и ей на руку моё замешательство.

У неё появляется время подобрать аргументы, чтобы окончательно сбить меня с толку.

— Даша, сама подумай, стал бы двухметровый детина следовать указаниям какой-то пигалицы, которую видит в первый раз в жизни? — Маша намекает на себя. — Стал бы связывать себя обязательствами, будь он не виновен? — даёт мне пару секунд на раздумье и отвечает за меня. — Конечно, нет! А Карасёв между тем не только согласился заключить со мной "Уговор молчания", но и был на связи "двадцать четыре на семь". Тебе известно, что в большинстве случаев он отвечал на мои звонки уже после второго гудка?

Память будто нарочно подбрасывает мне кусочек одного зимнего утра. Когда Толик сбежал от меня, сверкая пятками, едва на экране его смартфона высветилась надпись "Вызывает Мари…"

— Какие ещё тебе нужны доказательства? — спрашивает Маша, будто только что прочла мои мысли. — Карасёв виновен! И я всем это расскажу… Если ты расскажешь…

У меня темнеет в глазах. В голове гул:

"Виновен… Виновен… Виновен…"

Опускаются плечи и руки, да я целиком опускаюсь… на подлокотник кресла. А Маша стоит надо мной и едва сдерживает довольную улыбку:

— Ты же не выдашь своего друга? Верно? И меня тоже не выдашь? Да?