Я ругаю себя за больное воображение.

Дура!

С чего я взяла, что меня кто-то ждёт в этой квартире на Садовой. Что её дверь легко откроется моим ключом. Что на пороге меня встретит мама…

Надо было прислушаться к словам Антонины Петровны и не дёргаться на ночь глядя. Сидела бы сейчас на её кухне, помешивала чай в бокальчике и не болталась продрогшая насквозь по ночному городу с тяжеленной сумкой за спиной.

Чертыхаясь, покидаю заснеженный двор и выхожу к ухабистой, разбитой машинами дороге, что разделяет Садовую на два берега. Там, на другой стороне, Светкин дом.

Пока стою на светофоре, ожидая "зелёного", невольно бросаю взгляд на её окна.

В комнате подруги горит настольная лампа. В соседнем окне — темнота. Тамара Борисовна на дежурстве. Иначе свет от экрана её плазменной панели скакал бы сейчас по шторам. Светка рассказывала, что её мама смотрит телевизор, даже когда спит.

Бог знает, зачем я сворачиваю к их дому.

До остановки 10 минут быстрым шагом или 20–25 с такой поклажей, как у меня. Там в этот час легко поймать такси. Я могу вернуться на Центральную и постучать к Антонине Петровне. Могу доехать до Привокзальной и переждать ночь в её душном номере.

Но меня манит свет лампы на письменном столе. Лапина не спит. Наверняка, сидит сейчас, сгорбившись, над своим ежедневником и строчит гадости про очередного любовника. И мне вдруг нестерпимо хочется подняться к ней, втащить свою сумку в её прихожую, и прямо с порога выпалить всё. И про Полянского, и про чужую квартиру на Центральной, и про посылки от матери, и про всё остальное. И расплакаться на её плече. Для чего ещё нужны подруги.

Домофон пиликает, пропуская меня в тёплый подъезд, едва я набираю номер квартиры. Словно подруга заранее ждала моего прихода. Кто знает, может, она и вправду увидела меня в окно.

Представляю себе нашу встречу. Светкины глаза, выпученные от удивления, и шквал её вопросов, первым из из которых будет:

"Соколова, ты что тут делаешь?"

А затем:

"Это что у тебя? Чемодан?! О, боже! Что случилось?"

И я расскажу. Всё расскажу. О том, что теперь мне негде жить. Что та квартира, в которой прошла большая часть моей жизни, на самом деле принадлежит чужим людям. А в этой, на Садовой, стоят новые замки и, по словам бабы Вари, гуляют призраки…

О, чёрт! Новые замки!

Как я могла о них забыть?

Варвара Ивановна сказала, что в квартире никто не живёт!

"…стоит бесхозная с того самого дня, как вы с бабушкой покинули её стены…"

"…призракам впору завестись…"

"…порой так и слышатся голоса…"

"…будто стонет кто-то…"

Конечно, это могут быть просто фантазии пожилого человека. Разыгравшееся воображение одинокой старушки.

Но!

Дверные замки-то в квартире самые настоящие! Другие! Новые! Они не по зубам моему старенькому ключу с белкой!

Кто установил их? Призрак?

Конечно, нет!

В эту квартиру явно кто-то наведывается. И Варвара Ивановна или не знает этого, или… нарочно это скрывает.

Я сопоставляю факты в уме.

Когда я принялась стучать в дверь, старуха поспешила меня остановить и была явно напугана.

"Деток разбудишь…" — сказала она.

Вот только дети тут ни при чём!

Она боялась, что меня услышат там, за дверью!

Ошарашенная внезапной догадкой, я застываю на месте.

Ну, Баба Варя! Ну, актриса! Ей бы в театр! На сцену! Как убедительно она сыграла удивление!

"Никогда, Дашенька, никогда!"

Как мастерски она заговаривала мне зубы!

И Кирилла не забыла упомянуть.

"Натальин пакет… Коляску приготовила для будущего внука… Кирилл скоро отцом станет…"

Сейчас я боюсь даже представить, чтона самом деле хранится в этом пакете.

Мне нужно немедленно вернуться обратно и довести начатое до конца, но прежде я должна освободить руки. Не могу больше таскать за собой свою тележку. Пока брошу её в Светкиной прихожей, а позже заберу.

— Погоди! Дверь открою! — доносится сверху Светкин голос.

Между нами один этаж. Подруга уже в пороге и ждёт меня. Судя по всему, у неё очередное свидание, на котором я опять стану непрошенной гостьей.

Ну, и ладно…

Без каких-либо угрызений совести поднимаюсь на площадку.

Дверь в квартиру Лапиных распахнута настежь. В проёме высокая фигура в домашнем халате.

И это не Светка…

Время застывает на том самом моменте, когда ещё ничего не случилось. Когда ещё есть шанс, что всё нормально. Этот человек в махровом халате находится у себя дома, где ему должно находиться. Пока его приёмная дочь где-то болтается со своими придурковатыми друзьями, он проводит тихий вечер в компании красавицы-жены.

Та выпорхнет сейчас из-за его спины и ослепит меня своей улыбкой.

"Даша?.. Здравствуй! А Светочки нет! Уехала в кафе с Алисой и Вадиком!" — скажет она.

"Да, Тамара Борисовна! Знаю… — совру я в ответ, потому что не могу этого знать. — Можно мне оставить у Вас чемодан?"

"Конечно! — воскликнет она. — Ты заходи, раздевайся! Выпей чаю со мной и Женечкой…"

И прильнёт к его махровому плечу.

Но моя фантазия вмиг рассеивается, когда из-за широкой спины высокого мужчины выглядывает не Тамара Борисовна, а её распущенная дочь. А сам Женечка, к сожалению, не превращается вдруг в какого-нибудь прыщавого Петю или Диму, а остаётся тем, кем по факту является — бессовестным козлом, нагло обманывающим жену.

— Женечка, зайчик, ты что так долго? Сдачи нет? — мурлычет Светка и замолкает, увидев меня. Её лицо бледнеет и вытягивается. — Дашка?.. О,чёрт… Ты что тут делаешь?

А я молчу в ответ. Сверлю их обоих глазами и молчу. А в голове только одна мысль. И та нецензурная…

"Этот мудак должен был только завтра вернуться из командировки…"

Наконец, сам Женечка решается подать голос.

— Дашка, клянусь, это не то, что ты подумала! — шутливым тоном произносит он.

Я горько ухмыляюсь в ответ:

— Ну, конечно! За твоей спиной девица в прозрачном пеньюаре и стрингах, а ты сам, я уверена, стоишь передо мной в халате на голое тело… Что тут можно подумать? Только одно — ты козёл!

— Даша! Не смей так говорить! Мы правда ничего такого не делали! — взвизгивает Светка, но напоровшись на мой холодный взгляд, меняет тон.

— Мы ждали курьера, — лепечет она. — В "Дима-Пицца" сегодня акция… Две по цене одной и десерт…

— Да уж, представляю, что у вас на десерт…

Последнее слово я буквально выплёвываю Светке в лицо.

Мне больше не о чем с ними говорить. Я разворачиваюсь и начинаю осторожно спускать по ступеням проклятую сумку. Не собираюсь оставлять свои вещи этой парочке.

— Погоди!

В отличие от своего любовника, которому, кажется, плевать на происходящее и который очень быстро исчезает с порога, Светка вырывается на площадку. Бежит за мной, хватает за плечо, разворачивает к себе.

— Да погоди же! — стоит, как есть, босиком, полуголая, с этими дурацкими кудряшками, пахнет сладкой водой и мятной жвачкой. — Я понимаю, как это выглядит… Слушай… Да, я знаю, я мразь, я обманываю свою мать, — сбивчиво тараторит она. — Да у нас всего один раз было… Ну, хорошо, два раза… В конце концов, тебе-то какая разница?..

Мне есть разница. Я очень трепетно отношусь к Тамаре Борисовне. Знаю, как много она работает, чтобы её единственная доченька ни в чём не нуждалась, чтобы одета была с иголочки, чтобы на море ездила. И знаю, как она любит того козла, который сидит сейчас у телевизора и, нисколько не переживая о её чувствах, спокойно ржёт над тупыми шутками какой-то тупой программы. И мне хочется плакать от мысли, что завтра эта чудесная, эта золотая женщина вернётся с ночного дежурства и, ни о чём не подозревая, будет готовить полезный завтрак этим мразям по случаю досрочного возвращения "любящего" мужа из командировки…