Между тем в кухне появляется женская фигура в цветном халате. У тёти Наташи был такой. С долю секунды сомневаюсь, она ли это. Возможно, это новая Даша Кирилла. Ведь беременным свойственно не спать по ночам.

Но женщина подходит к столу, и я отчётливо вижу её короткую стрижку. Чёрные волосы, окрашенные в "драгоценный чёрный агат" от "гарньер". Мама Кирилла всегда красилась только в этот оттенок. Ничего не изменилось.

А тётя Наташа тем временем проходит мимо стола, на несколько секунд скрывается из моего поля зрения и появляется вновь с бутылкой в руках и уже наполненным бокалом. Видимо, я была права — старая "Бирюса" так и стоит на своём месте.

Женщина усаживается за стол и залпом выпивает жидкость в бокале.

Стоп!

Она пьётвино? Серьёзно?

Я прищуриваюсь… Да, это винная бутылка. Я видела такие по акции в "Козиночке". Название, конечно, не смогу сейчас прочесть, но бутылку такой формы нельзя не узнать.

Пока я размышляю о вине, тётя Наташа достаёт сигареты и закуривает. Сделав первую глубокую затяжку, она выпускает дым и свободной рукой закрывает лицо. Её плечи вздрагивают, и я понимаю, что она… плачет.

Мать Кирилла курит, плачет и прикладывается к бокалу.

Да, тётя Наташа, которую я помню, курила. То были исключительно тонкие сигареты с ментолом. Она всегда красиво зажимала их между пальцами и изящно стряхивала пепел.

Тётя Наташа, которую я помню, иногда плакала.

Однажды она позволила себе всплакнуть, рассказывая мне за чашкой чая, как тяжело маленький Кирюша пережил наш с бабушкой переезд.

— Ольга Николаевна ведь ни телефона ни адреса мне не оставила, — вспоминала она, помешивая ложечкой любимый каркаде. — А мы с Кирюшей потом каждые выходные ездили в Центральный парк, надеясь однажды там встретиться с вами. А сколько раз потом Кирилл один в Центр ездил… Не сосчитать! Денег у меня выпросит, сбегает на рынок, купит розу садовую и бегом на автобус до парка. Бродил там по аллеям, тебя глазами искал. Проболтается до вечера и возвращается домой. Сам уставший, глаза грустные и эта роза, так и не подаренная, в руке. А потом вы встретились в парке…

Её голос дрогнул, и она расплакалась. То были слёзы радости за нас.

Да, тётя Наташа курила, плакала, но…алкоголяв их доме не было никогда. Кирилл не раз заострял на этом внимание.

— Батя у меня запойный был, — говорил он. — Мать боится, что по его стопам пойду. Только с банкой пива увидит, сразу скандалить начинает. Сама за всю жизнь ни капли в рот не взяла, и мне теперь не даёт.

Та тётя Наташа, которую я вижу сейчас, сидит у окна с бокалом в руке, плачет, "закусывает" вино сигаретой и, судя по всему, делает это не впервые.

Я не свожу с неё глаз. Она тушит сигарету, закуривает новую, наполняет высокий бокал напитком цвета крови и залпом осушает его.

С ней что-то не так…

А между тем Наталья поднимается из-за стола, подтянувшись к окну, открывает пластиковую створку, выплескивает остатки вина на снег, и, окинув улицу беглым взглядом, вдруг замирает на месте.

Её взгляд упирается в моё окно.

Она видит меня?

Конечно, нет.

Возможно, она чувствует, что кто-то наблюдает за ней.

Я боюсь быть замеченной. Потому отхожу от окна, возвращаюсь в постель и под Светкино сопение вскоре проваливаюсь в сон.

***

— Доброе утро, Дашка! — восклицает подруга, когда я, заспанная и растрёпанная, появляюсь на кухне. — Остатки вчерашнего курника уже в микроволновке. Так что у тебя есть 3 минуты, чтобы привести себя в порядок и позавтракать со мной!

Часы на кухонной плите показывают полдень. Уехала, называется, первым троллейбусом…

Светка тем временем гремит керамическими чашками и заливает кипятком чайные пакетики. Её забота, конечно, умиляет, но я всё ещё помню, как вчера, спрятавшись под одеялом, она мурлыкала по телефону с чужим мужчиной и зазывала его к себе.

Я молча ухожу в ванную, исполняю все необходимые утренние процедуры, приглаживаю волосы, наношу лёгкий макияж и вскоре возвращаюсь на кухню.

Лапина прихлёбывает чай и, уткнувшись в экран мобильника, уже с кем-то переписывается и хихикает.

Чувствую нарастающее раздражение. Нес нимли она опять кокетничает?

Я настроена вызвать её на разговор. Тем более момент очень подходящий. Мы в квартире одни.

Тамара Борисовна рано утром убежала на дежурство в женскую консультацию, где уже 15 лет трудится акушеркой. А Женька, по Светкиным рассказам, ещё два дня будет в командировке. Поправочка… Должен быть в командировке.

Я усаживаюсь за стол, пододвигаю к себе тарелку с кусочком вчерашнего пирога и обращаюсь к Светке:

— Что, опять чирикаешь со своей СуперКошкой1234?

Нарочно выделяю последнее слово.

— Прям! Это Костик! — отмахивается Светка. — Говорит, в город приехал. Решает вопрос с жильём. Пока остановился в Привокзальной.

Костик? Впервые слышу это имя…

— Какой ещё Костик? Может быть, Пашка? — выгнув бровь, спрашиваю я.

— Нет, — смеётся Светка. — Пашка, это Пашка… С ним мы просто друзья. А Костик… — она вздыхает и, прижав телефон к груди, откидывается на мягкую спинку кухонного диванчика. — Это Костик…

Светка мечтательно закрывает глаза, а мне становится противно. Хочется тут же уличить её во лжи.

Пашка? Костик? Вася Пупкин? Сколько их у неё?

Лучше бы сразу призналась, что пока Тамара Борисовна сутками пропадает на работе, её любимая и единственная дочурка крутит шашни с собственным отчимом. Вот же кобель…

Я чуть не произношу это вслух, но вовремя одумываюсь. Если я выпалю Светке, что знаю про её роман с Женькой, она выкрутится, скажет, что я всё не так поняла, меня же ещё обвинит в подслушивании чужих разговоров, но так и не признается.

"Нет… Нужно быть хитрее, — думаю про себя. — Этот загадочный кавалер придёт к ней сегодня вечером. Отлично… Я очень трепетно отношусь к Тамаре Борисовне и потому просто обязана вывести подругу на чистую воду! Вечером я поймаю её с поличным!"

— Дашка, ты чего молчаливая такая? — набитым ртом с трудом произносит Светка. — Выспалась хоть?

— Да, нормально! Спасибо за завтрак! Поеду домой! Засиделась… — поднимаюсь из-за стола.

С пирогом я расправилась. Задерживаться дольше не вижу смысла.

Светка дёргается в мою сторону.

— Эй, ты куда? Посиди ещё маленько…

— Не могу… Задачки по математике ждут меня! — изображаю что-то наподобие улыбки.

Светка вздыхает, но особо не настаивает. Вытирает губы салфеткой, выбирается из-за стола и плетётся за мной в прихожую, бормоча себе под нос:

— Жаль… А то фильм бы включили…

— В другой раз…

Не хочу. Ничего не хочу. Домой хочу. Мне ещё к Карасёву заглянуть надо.

Я быстро накидываю на себя пуховик, обматываюсь шарфом, небрежно нахлобучиваю шапку на затылок, вставляю ноги в зимние спортивные ботинки и, закинув рюкзак за плечо, покидаю Светкино жилище.

— Увидимся! — кричит она мне вслед, когда нас уже разделяет один лестничный пролёт.

— Пока! — коротко бросаю в ответ, на мгновение обернувшись.

"Уже очень скоро увидимся! Буквально через несколько часов…"

***

Подъезд у Лапиной сырой и холодный. А про освещение жильцы и вовсе не слышали. Окна мелкие и грязные. И расположены где-то под потолком. Потому даже днём здесь темно и страшно.

Шучу. Просто темно. Чего мне здесь бояться?

Я миную почтовые ящики, когда подъездная дверь громко хлопает.

Останавливаюсь. Жду, пока вошедший человек появится на площадке. Но его нет слишком долго.

Затаился и ждёт?

Да, ну… Бред!

Кому надо средь бела дня прятаться в темноте под лестницей?

В полной уверенности, что кто-то просто передумал заходить внутрь, я спускаюсь на первый этаж и практически на ощупь продвигаюсь к уличной двери.

И в этот самый момент чья-то холодная рука больно хватает меня за запястье…