Ни-че-го не изменилось…

Даже полотенца те самые. Розовое — когда-то моё, и жёлтое — бабушкино.

Пока рассматриваю их, бедром упираюсь в стиральную машину. Вот её я вижу впервые. Прежде здесь стояла та ещё машина времени. А эта подмигивает мне блестящим иллюминатором и будто посмеивается:

"Что? Не ожидала?"

Действительно, не ожидала…

Покинув ванную комнату, отправляюсь на кухню. Там зажигаю трёхламповую люстру и внимательно наблюдаю, как сначала загораются только две лампочки, и только потом третья. Как всегда с опозданием.

На кухне тоже всё по-старому. Прежний гарнитур, плита и холодильник. Деревянный стол, а рядом с ним два табурета. Белёный потолок и пол, выкрашенный оранжевым. Только шторы другие. Впрочем их я уже видела.

"Густые тряпки", как сказала бы бабушка.

В проходной комнате та же картина. Диван и два кресла, сервант и телевизор, комод и… детская кроватка в углу.

Вот как…

Это не та деревянная кровать с лакированным изголовьем, на которой спала я, пятилетняя. Это самая настоящая кроватка-качалка. С ортопедическим матрасом и продольным маятником. Стоит совсем новая и ждёт своего первого карапуза.

Любопытно…

Я веду глазами по комнате и только теперь подмечаю, что и других перемен в ней достаточно.

На диване другой плед. И кресла стоят иначе. Раньше их разделял журнальный столик, а теперь его нет. А вершины треугольников на паласе указывают на окно, а не на дверь.

На подоконнике — цветы, которые за двенадцать лет должны были превратиться в пыль. Но они стоят себе за тюлевой занавеской, вкусно пахнут и машут мне сочными зелёными ладошками.

И только сейчас я замечаю, что стены комнаты усыпаны моими фотографиями. Нет, они и прежде висели здесь повсюду. Первый зуб, первый шаг, первая самостоятельная ложка каши…

Но сейчас это совсем другие снимки. Они сделаны недавно. Прихвачены кое-как скотчем. На них я уже взрослая и на каждом… обнимаю Кирилла

Что?..

Осторожно снимаю со стены одну фотографию. Это, действительно, я… И рядом со мной Кирилл. Мы сделали этот кадр в парке. Я в жёлтом платье, Кирилл в белой футболке и джинсах. Счастливые, влюблённые, едим мороженое и ещё не знаем, какие испытания приготовила нам судьба..

И другие снимки мне знакомы. Зоопарк, каток, новогодняя ярмарка у метро…

Помню, как вооружившись ноутбуком, Кирилл листал похожие друг на друга кадры, и мы вместе отбирали лучшие из них. Потом он собирался их распечатать и отдать мне, но не успел. Потому что с нами случилось… То, что случилось.

Почему сейчас эти кадры здесь? В этой квартире? Ну, не Кирилл же развесил их по стенам в самом деле! Так по-тупому приколоться мог только Карасёв.

Дурацкие шутки — это, скорее, его фишка. Как, например, сжечь сигаретой чужой звонок. Или запереть все входы и выходы и испариться. Или, наоборот, оставить входную дверь нараспашку и бесследно исчезнуть…

Кажется, именно он позвал меня сюда, чтобы всё мне объяснить. Но вот уже минут десять я брожу в одиночестве по совершенно пустой квартире.

Осталась только одна комната, в которую я до сих пор не заглянула. Это бабушкина спальня. Не удивлюсь, что именно там я найду Карасёва, пьяного или обкуренного вхлам. И выяснится, что всё… вообще всё, что произошло со мной — это один большой дурацкий розыгрыш! И что все они — и Светка, и Костик, и Лара, и Кирилл, и даже покойная Антонина Петровна вместе с бабой Варей, — участники одного идиотского заговора.

Ход моих мыслей прерывают осторожные шаги за спиной и спустя мгновение мужские руки заключают в кольцо мою талию…

— Господи, как же я соскучился, — дыхание в волосах и знакомый парфюм.

Я сейчас же хватаю его за запястья, вырываюсь из плена горячих рук и резко оборачиваюсь. Я собираюсь накричать на него, потребовать объяснений и даже стукнуть как следует, если потребуется. Но…

Но когда вижу эти глаза, моё тело опять меня подводит. Дыхание перехватывает, щёки вспыхивают, сердце убегает в пятки, а ладони… Ну, вы поняли.

И он чувствует это и пользуется этим. Делает всего один шаг вперёд, чтобы я в ответ сделала два назад и сама себя загнала в угол. А потом его горячие ладони приятно обжигают моё лицо.

— Больше я тебя не отпущу… — шепчет он и впивается в мои губы жадным поцелуем.

А я… А что я?

Я уже забыла, что собиралась ему сказать.

И сквозняк одну за другой срывает со стены мои фотографии с Кириллом…

Нас прерывает требовательный женский голос. Он доносится с площадки, проникает в квартиру, трётся о стены, и теперь звучит совсем рядом:

— Анатолий! Ну, что за срочность? — ворчит в прихожей, сбрасывает обувь. — Ты затопил соседей? У тебя пожар? Тебя ограбили? Что…

Мы с Толиком отрываемся друг от друга и оборачиваемся на голос.

— Что здесь происхо-о-одит? — спрашивает она, явно не ожидая увидеть здесь меня.

Мы с ней смотрим друг на друга, и я вдруг понимаю, что если бы Карасёв не придерживал меня сейчас, я бы уже сползла по стене на пол. Потому что мои ноги внезапно отказываются меня держать.

— Что всё это значит? Я не понимаю… — хрипло, кое-как выдавливаю из себя, потому что воздуха в лёгких как-то в раз не стало. Глаза мечутся между кривой ухмылкой Карасёва и женской фигурой в дверном проёме. Которая, кстати, пребывает сейчас в таком же шоке, как и я. Наша встреча явно не была запланирована.

А Толик ведёт себя так, будто ничего страшного не происходит.

— Я бы тебе объяснил… — говорит он с улыбкой. — Но пусть это сделает она!..

— Анатолий! Мы так не договаривались! Ты на фига её привёл? — возмущённо вскрикивает она. — Ты что, забыл про наш уговор?

— Да мне плевать на твой уговор! — нахально отвечает Карасёв. — Всё, дамочка, игры кончились! Я больше не хочу никого обманывать! — он кивает головой в мою сторону, а в неё тычет указательным пальцем. — Сейчас ты всё ей расскажешь! Сама! А я пойду пока, покурю…

— Но… — пытаюсь возразить я.

— Эй… — одновременно со мной говорит она.

Мы обе не хотим, чтобы он уходил.

— Всё будет хорошо! Не волнуйся… — Толик мягко сжимает мои плечи и чмокает в лоб как ребёнка. — Я скоро…

А потом он оставляет меня стоять у стены, проносится мимо "дамочки", срывает с крючка в прихожей свою куртку и, хлопнув дверью, испаряется. А мы глядим ему вслед.

— Вот же засранец!! — выкрикивает она со злостью, когда его топот на ступеньках постепенно стихает. — Так я и знала!

Затем она оборачивается ко мне. А я так и стою, прижавшись к стене, и сканирую глазами каждое её движение.

— Ну, что ж… Здравствуй, что ли… — вздыхает она, протягивая мне руку. Её лицо немного смягчается. — Вот мы с тобой и встретились.

Но я не двигаюсь с места. Не потому что нас разделяет приличное расстояние, и мне всё равно не дотянуться. А потому что я опираюсь о стену спиной и обеими ладонями. И пока это единственный для меня способ стоять вертикально.

А ещё я молчу. И не моргаю.

— Господи! Да ты вся белая как эта извёстка на стене! — восклицает она с усмешкой. — Я что, такая страшная? Или ты в шоке от того, какой можешь стать в ближайшем будущем?..

Она устраивается в кресле напротив меня. Откидывает назад каштановые пряди волос, поправляет махровый халат, смахивает невидимые пылинки с голых колен, и сложив руки на груди, продолжает со мной говорить:

— Да расслабься ты уже! Всё нормально! Сядь… — мягко хлопает по подлокотнику второго, свободного, кресла. — Поговорим… Познакомимся, наконец… Я Маша. Но мне больше нравится, когда меня называют Мари. Обычно я так и представляюсь.

Добрая порция адреналина прошибает моё тело с головы до ног.

"Мари?!.. Та самая Мари?! Помнишь, ты видела это имя у Толика в телефоне? — вопит мой внутренний голос. — Это она позвонила ему тем утром! Это к ней он тогда сбежал! Помнишь?! Ну, помнишь?!"

Конечно, помню…