Оказалось, несмотря на огромную разницу в возрасте, почти в одиннадцать лет, у нас с Таней много общего было. Нам нравились одни и те же фильмы, одна и та же музыка. Так мы и подружились. Постепенно Танька стала свои секреты мне рассказывать.

"Наташ, я сегодня с Мишкой на спор целовалась!"

"Наташ, а меня Димка вчера абсентом угостил!"

"Наташ, денег займи, я Ваське двести рублей в карты проиграла…"

"Наташ, представляешь, а мы с Катькой после уроков за школой курили… Ты только мамке не говори…"

И вот однажды она пришла ко мне и шепчет:

"Наташ, я беременна!"

А на самой лица нет.

Стала мне рассказывать, мол, паренька встретила, Андреем звать. Цветы дарил, жениться обещал, в итоге обманул… В общем, обычная история.

Мамка, говорит, о беременности не знает, но, как пить дать, на аборт погонит.

"Что делать, Наташ? Что делать? — спрашивает, а сама ревёт белугой. — Ты же в роддоме работаешь! Ты скажи мамке, что мне нельзя на аборт!"

Я её прижала к себе и держу. А у самой душа разрывается. Ну, куда ей рожать, думаю. Ведь девчонка совсем! Ей бы выучиться да человека хорошего встретить! Но с другой стороны, я не один год в гинекологии работала и понимала, к каким, порой, необратимым последствиям приводят эти ранние аборты.

"Рожай! — твёрдо сказала я ей. — Рожай, никого не слушай! Это твоя жизнь, Таня, твоё здоровье!"

Потом я несколько ночей подряд слушала Танины слёзы за стеной и гневные вопли Ольги Ивановны. Но настал день, и Таня похвалилась мне снимком УЗИ.

"Их двое, Наташ! Представляешь?! Двое!!" — она сунула мне в руки чёрно-белую картинку и, счастливая, повисла у меня на шее. А я приобняла её одной рукой, а в другой руке снимок держу и разглядываю его.

Вот тогда, помню, это и случилось. Я почувствовала острую боль в груди.

Это был укол зависти…

Я позавидовала Татьяне.

"Почему жизнь так несправедлива? — подумала я. — Почему у этой едва окончившей школу пигалицы скоро будут свои дети, а у меня в мои двадцать восемь лет даже отношений нормальных нет!"

Я была хороша собой и вполне обспечена. Но мужчины обходили меня стороной.

Я и раньше переживала по этому поводу. А теперь, зная о Танькиной столь ранней беременности, я вовсе расклеилась.

Жгучая зависить волной прокатилась по моему телу. Стиснув зубы, я прижала девчонку к себе и сквозь слёзы прошептала: "Я так рада за тебя, дорогая… Я так за тебя рада…"

— Но это была ложь… — говорит Наталья и замолкает.

И я не выдерживаю и спрашиваю:

— Поэтому Вы не помогли матери меня найти? Потому что когда-то позавидовали ей? Вы хотели, чтобы она страдала, просто потому что когда-то не вовремя забеременела? Это же подло!! Разве Вы не понимаете?

Маша осторожно кладёт свою ладонь на мою руку.

— Тише, тише, сестрёнка… Это ещё не вся история! Верно? — Маша подмигивает Наталье. Жестоко, со злостью, с каким-то особым, известным только им двоим, значением. — Что было дальше? Расскажите…

Наталья бросает на Машу тяжёлый взгляд. Кажется, за последние несколько минут женщина постарела на несколько лет.

Ей требуется немного времени, чтобы перевести дыхание, собраться с силами и продолжить.

— Долгие месяцы я вынашивала эту идею… Я понимала, что это безумие, и постоянно себе это повторяла. Но всякий раз, когда я остывала и успокаивалась, ко мне приходила она, Танька, пузатая и счастливая. Её живот с каждым днём становился всё больше, и вместе с ним росла и набирала силу моя зависть.

И однажды эта зависть победила здравый смысл, и я отважилась совершить задуманное…

— Я работала акушеркой в четырнадцатом роддоме в отделении патологии, — говорит Наталья. — Трудилась исправно, была на хорошем счету у руководства, мне доверяли самые сложные случаи. Когда поступали особо тяжёлые пациентки, Стрельцова Альбина Витальевна, наша заведующая, так мне и говорила: "Наталка, твоя приехала! Приступай!"

К Альбине Витальевне я и понесла свою затею. Помню, та сидела за столом в своём кабинете, строчила отчёты, а я стояла у неё за спиной и, заламывая пальцы, излагала свой план.

Альбина молча меня выслушала. А потом обернулась и как рявкнет: "Ты с ума сошла, дура ненормальная?! Ты что мне предлагаешь? Ты хочешь, чтобы меня посадили?! Пошла вон из моего кабинета!"

Я бросилась к двери, а она кричит мне в спину:

"И думать забудь! Поняла?!"

Я не помню, как в тот день добралась домой. Летела, дороги не разбирая. И жалела, что Альбине всё рассказала.

После этого разговора мы с ней три недели не разговаривали. Та будто нарочно меня избегала. Но потом остыла, успокоилась и сама подошла ко мне в ординаторской.

"Знаешь, Наталка, — сказала она, — я подумала над твоим предложением… Я согласна… Я тебе помогу… После смены зайди ко мне, всё сделаем…"

А к нам в тот день две женщины поступили. И обе мне достались. У первой мальчишечка хорошенький получился. Что называется, кровь с молоком! А у второй — сразу было видно — не жилец. Его мать, не раздумывая, отказ написала.

Альбина Витальевна распорядилась до вечера роженицам детей не приносить. А по окончанию смены позвала меня к себе и шепчет:

— Иди сейчас в детскую, забирай блондинчика и сегодня же уезжай из города. Заляг на дно года на полтора, а когда вернёшься, сочини легенду, мол, нарочно беременность скрывала, мол, живота видно не было, ну и тому подобное. Никто эти сроки считать не будет! Ты меня поняла? А с матерью парнишки я сама разберусь. Отказника ей подсуну. Он всё равно дольше суток не протянет.

Я бросилась выполнять указание, не думая о последствиях. Я много лет мечтала о ребёнке, и теперь я держала его на руках. Уже через час мы с Кирюшей были далеко за городом. Забурились в глухую деревеньку, поселились у слепой бабки и следующие два года в город носа не показывали.

Спустя две весны вернулись с Кирюшей в Нск. Я, естественно, первым делом к Соколовым направилась. С Танькой повидаться, на её деток поглядеть и своего мальчика показать.

Но Ольга Ивановна встретила меня сухо и в дом не запустила. С порога новостью огорошила.

"Нет больше Таньки! Померла Танька! Дашку родила, а сама померла! Всё! Не будете больше плюшками баловаться!"

А я возьми да спроси: "Ольга Ивановна, а со вторым ребёнком что? Их же двое было!"

Та аж вздрогнула.

"Значит, ты в курсе, что у ней двойня была… — задумчиво сказала она. — Ну, ладно! Тебе я правду скажу. Сбежала Танька. С хахалем своим бывшем. Машку с собой прихватила, а Дашку мне оставила. И вот уж полтора года ни слуху, ни духу от неё. Во дворе сплетни ходят, мол, она в Пригороде живёт. Да кто ж знает, правда это или нет? Я по началу плакала, ждала, а теперь уж смирилась… Она всегда такой безответственной была. Теперь пусть только явится! Поганой метлой погоню её! А Дашку сама воспитаю! Не нужна ей такая мать!"

А потом Ольга Ивановна помолчала, подышала и добавила:

"Только ты это… Помалкивай! Здесь правды никто не знает… Для всех Танька в родах померла. И дочка одна у ней была! Про вторую никому неизвестно! Я этих козявок всегда по одной выгуливала! Поэтому молчи, Наталья! А если язык распустишь, тогда и о твоей тайне все узнают!"

Я глаза на Ольгу вытаращила. Мол, о чём Вы говорите? Не понимаю…

А та мне в ответ:

— Ты дурой-то не прикидывайся! Альбинка мне всё рассказала. Наслышана я, как вы девке чужого ребёнка подсунули, а её родного мальчишку ты в одеяло завернула и вынесла ночью из больницы! А ты хоть знаешь, какой вы с Альбиной грех на душу взяли? Знаешь, что потом было? Бедная девочка из-за вашей авантюры в петлю влезла! А практикантку молодую помнишь? Как её там… Нина, кажется… Так вот она с катушек съехала! Ходит теперь как чумная, сама с собой разговаривает. А то, что мальчишка твой Альбинке родным внуком приходится, знаешь?"