— Справляюсь, Варвара Ивановна, справляюсь по-тихоньку…
Баба Варя складывает руки на груди и ударяется в рассуждения:
— А я-то думаю, куда Оля пропала? Последний раз ещё осенью встречались. На почте. Как сейчас помню, суббота была. Третье сентября. И с тех пор нет и нет её…
"Суббота была… Третье сентября…" — повторяю про себя.
Эта фраза кипятком обжигает спину. Получается, в свой последний день бабушка вернулась домой с почты…
— Что Вы сказали, Варвара Ивановна? — взволнованно спрашиваю я. — Вы виделись с моей бабушкой…на почте?
— Ну, да… Ну, да… — кивает баба Варя. — С тех пор, как вы в центр уехали, мы только на почте с ней и виделись. Много лет стабильно раз в месяц там встречались. Каждую первую субботу. Как поезда, мать их за ногу…
Вот и ещё один осколок мозаики занял своё место в общей картине.
Оказывается, все эти годы бабушка ездила на Садовую вовсе не на старую квартиру и даже не к Альбине Витальевне.
Она ездила напочту!
В её сто пятьдесят второе отделение. На пересечении Садовой и Кудрявцева. В это облезлое двухэтажное здание, по которому тараканы пешком ходят и километровая очередь в единственное окошко.
Господи! Что она там забыла?..
Глава 63
Пенсия приходила бабушке на карточку, бумажных писем она не писала, лотерейных билетов не покупала.
— Зачем мама Оля ходила на почту? — спрашиваю я Варвару Ивановну.
Та с радостью выкладывает:
— Гостинцы от кого-то принимала! Каждый раз коробку — ого-го! — женщина руками обрисовывает в воздухе внушительных размеров квадрат.
— Что Вы имеете в виду?
— Конфеты, игрушки, книги, — поясняет баба Варя.
— Что?
— Да, да! — кивает старушка. — А ещё, помню, деньги были. Сама видела. В конвертах. Белых таких.
— Деньги…
Я задумываюсь.
Антонина Петровна упоминала о деньгах, которыми бабушка рассчитывалась за съёмную квартиру. Я и сама видела белую россыпь пустых конвертов у своих ног. Один такой конверт покоится сейчас во внутреннем кармане моей багажной сумки. В нём без малого пятнадцать тысяч, которые я взяла у Антонины Петровны. Остальные деньги вернула ей в качестве благодарности за заботу и участие в моей жизни.
Повозившись с молнией, я вынимаю конверт из сумки и протягиваю его Варваре Ивановне.
— В посылках были такие же конверты?
Та жадно впивается глазами в белый прямоугольник. Крутит, вертит его, будто взвешивает, а после возвращает мне со словами:
— Один в один, Дашенька! Один в один!
Вот как бабушка платила за аренду!
Кто-то регулярно высылал ей деньги.
Кто же он? Этот благодетель?
Первым на ум приходит дядя Коля. Весёлый, коренастый дядька из дома напротив.
Когда-то у него был свой продуктовый магазинчик и машина "девятка".
В своё время дядя Коля оказывал бабушке знаки внимания. Помню, приходил с цветами, звал нас обеих в кино. Но мама Оля его букеты не принимала и от свиданий вежливо отказывалась. Она позволила дяде Коле починить две розетки, собрать книжный шкаф и помочь вынести из дома старый ламповый телевизор. На этом всё.
Потом у дяди Коли возникли сложности в делах. Он закрыл свой магазин и уехал из города. И больше они с бабушкой не виделись.
Мне нравится думать, что это дядя Коля протянул бабушке руку помощи. Но я знаю, что это неправда.
Мама Оля ни за что не взяла бы его денег.
Она привыкла рассчитывать только на себя и меня с детства этому учила.
"Поверь мне, Дашенька, твои заботы никого не волнуют! — говорила мама Оля. — Люди выслушают тебя из вежливости, а потом пойдут решать собственные проблемы, даже не вспомнив, о тебе!"
"Коллеги не станут искренне радоваться твоему повышению, сколько бы чашек кофе ты с ними не выпила! А с лучшей подругой вы будете дружны ровно до тех пор, пока её парень не шлёпнет тебя по заднице забавы ради…"
"Ни на кого не надейся! Никогда не жалуйся! Будь сильной и самостоятельной!" — неустанно повторяла бабушка, а сама тайком принимала от кого-то деньги и подарки.
Что ещё было в посылках?
Конфеты? Игрушки? Книги?
Я не получила ничего из перечисленного.
Тот вшивый кулёк сливочных карамелек, которые бабушка отдавала мне со словами: "Это тебе от Алечки!", не в счёт. Сегодня я уверена, что она покупала его на обратном пути в ближайшем супермаркете.
Во мне вдруг просыпается та маленькая девочка с Садовой, которая жила с бабушкой на гроши. Та девочка, у которой не было новых кукол и ярких раскрасок. Которая ни разу не была на море и последняя в своём классе попробовала шоколад в модной обёртке.
"Где мои игрушки? Где мои книги? Где те самые конфеты из огромной коробки?" Варвара Ивановна будто читает мои мысли.
— Знаешь, что самое странное? — говорит она. — Твоя бабушка ничего, кроме денег, из этих посылок не забирала. Она получала коробку, здесь же её потрошила, выуживала конверт с наличностью, а остальное содержимое так и оставляла где-нибудь на лавочке во дворе. У меня сердце кровью обливалось! — баба Варя роняет руки на грудь. — Чего там только не было за всё время! И разные игрушки, и шоколад импортный, и платьица, точно для принцессы, и книги красочные в дорогом переплёте. Однажды я осмелилась одну книжечку себе забрать. Для внучки. Сейчас покажу.
Баба Варя скрывается за дверью и скоро появляется вновь, сжимая в руках толстую книгу с красочной обложкой.
"Детский детектив" — читаю про себя название, и руки сами тянутся потрогать глянцевый рисунок.
Раскрываю книгу и замираю. На первой странице надпись шариковой ручкой:
"Даше от Тани. В детстве я очень любила эту книгу. Надеюсь, и тебе она понравится!"
Ниже рисунок цветными карандашами. Молодая женщина с волосами цвета горького шоколада, печальными глазами и лёгким румянцем на щеках.
Я смотрю на неё, и в памяти всплывают найденные мной фотографии, на которых нас трое. Я, бабушка и девушка без лица.
Женщина на книжной странице срисована с одной из этих фотографий…
Глава 64
Мама…
Теперь я точно знаю, что она жива и даже прекрасно рисует. А ещё её гложет чувство вины. Чувство настолько сильное, что в своей подписи она не осмеливается назвать себя матерью. Пожалуй, и я не стану так её называть.
"Даше от Тани…"
Легко касаюсь аккуратных чернильных завитков и искусно рассыпанных по бумаге карандашных линий. Мягкий грифель цепляется за кончики пальцев. Рисунок свежий, книгу отправили недавно.
— Кто такая Таня? — неожиданно резко спрашивает баба Варя.
От её голоса я вздрагиваю.
С губ едва не срывается: "Мама…"
Но я вовремя осекаюсь. Баба Варя переехала на Садовую, когда мне было три года, и мы жили вдвоём с бабушкой. Она тоже думает, что моя мама умерла, и другой правды ей знать не следует.
— Так, никто… Дальняя родственница… — бросаю небрежно первое, что приходит в голову.
— Поня-я-ятно! — протяжно произносит баба Варя. — Не понятно только, чем же эта бедолага твоей бабушке не угодила? Деньги она, значит, забирала, а всё остальное бросала как есть…
Я неопределённо пожимаю плечами. Мол, понятия не имею.
Хотя уже предполагаю, почему и как всё случилось.
Чтобы подтвердить свою догадку, мне нужен ответ только на один вопрос.
Я поднимаю глаза на Варвару Ивановну:
— С какой посылкой пришла эта книга?
— Это последняя была… Июльская… — отвечает женщина. — Последние два месяца Оля ничего не получала. Сама слышала, как эта бабища почтовая дважды рыкнула ей из окошка: "Пригород отгрузили! Других коробок нет!" И в августе так было, и в сентябре…
Всё правильно.
События словно шерстяные петельки вязаного рисунка цепляются друг за друга и выстраиваются в ряд.
— Я знаю… — произношу чуть слышно, игнорируя изумлённый взгляд Варвары Ивановны. — Знаю, как всё было!
