Полный провал! Что теперь делать?

Первое, что приходит в голову, позвонить подруге. Я набираю Светкин номер.

— Алло… — отвечает та сонным голосом после шестого или седьмого гудка.

— Лапина, я потеряла телефон! — кричу едва пробудившейся подруге.

Светка спросонья ничего не понимает:

— А? Это кто?

— Это Даша… — быстро говорю я и повторяю почти по слогам, — Лапина, ты слышишь? Я потеряла телефон!

— Что? Опять? — зевает подруга. Кажется, она абсолютно равнодушна к моей беде. — У тебя это входит в привычку!

Да, это мой второй телефон за последние полгода. Первый, наверно, так и лежит где-то там, в зарослях багульника в пятидесяти километрах от города…

— А ты везде посмотрела? — спрашивает Светка.

— Ну, конечно! Его нигде нет! — до боли в пальцах сжимаю трубку. — И звонить пробовала! Аппарат абонента выключен… Понятия не имею, где могла его оставить!

Забывшись, резко встаю с дивана и делаю шаг в сторону окна. Провод натягивается, телефон ползёт за ним, едва не падая с тумбочки. Я подхватываю его свободной рукой.

— В этом куске пластика вся моя жизнь! Учёба, работа, телефоны, адреса…

— Ой, только не говори, что ты больше не записываешь адреса и телефоны в потрёпанную записную книжецу! Видела у тебя такую!

Ну, да… Записываю. Но…

— Там же все мои фотографии! — хнычу от обиды. — Вот что мне теперь делать?

— Помнится, в прошлый раз ты так не оплакивала свой мобильник! — подмечает Светка.

"Да уж… И без того было, над чем поплакать…" — думаю про себя, а в слух говорю:

— В прошлый раз в нём не было ни одной фотографии. Он мог только звонить и принимать сообщения!

Полусонная Лапина смеётся в ответ:

— Я тебя умоляю! Кому нужны твои фотографии? На них же не разобрать ничего! В наше время с таким кнопочным чудовищем уже никто не ходит! Потерялся — туда ему и дорога! Не парься! Завтра сходим в салон, выберем тебе новый "кирпич", если конечно их ещё продают… Даша, ты слышишь?

Я замолкаю…

Карась! Это тоже его рук дело!

Пока я смотрела в окно, он воспользовался открытой дверью, проник в мой дом, вытащил из кармана мой мобильник, а за одно прихватил медведя.

Теперь ясно, почему он предпочёл остаться незамеченным!

— Дашка! Ау! — Светка всё ещё висит на линии.

— Прости, я задумалась! Мне жаль, что я тебя разбудила! Увидимся завтра на занятиях! — говорю я и сразу кладу трубку.

Меня так и тянет позвонить Карасёву, а лучше ворваться на вечеринку к Тимохину, и лично посмотреть Толику в его бесстыжие глаза. Но я уговариваю себя дождаться более подходящего момента.

Какую бы гадость не придумал Карасёв на этот раз, хуже он мне уже не сделает.

Самое страшное уже случилось.

Это из-за него моя бабушка умерла…

На часах две минуты третьего, я не сплю, брожу в полумраке пустой квартиры, прислушиваясь к ночной тишине.

Мы с бабушкой прожили здесь почти двенадцать лет, но за минувшие годы эта просторная «двушка» с высокими потолками и видом на центральный парк так и не стала мне родной.

Я то и дело вспоминаю нашу облупившуюся «хрущёвку» на Садовой. Пятиметровая кухня, крошечный санузел, узкая длинная комната и проходной зал. Нам с бабушкой этих тридцати квадратов хватало с головой.

Под окнами тихий дворик, огороженный от внешнего мира стройным рядом тополей. Во дворе детская площадка, сразу за домом детский сад, чуть дальше школа, за ней поликлиника и пятая женская консультация. Аптека, банк, супермаркет — всё в шаговой доступности. Казалось бы, что ещё надо?

Но когда мне исполнилось семь, бабушка решила перебраться в центр.

Соседи в один голос заохали. С маленьким ребёнком! Под старость лет! Куда? Зачем? Но бабушка никого не слушала. Она знала, что делает.

— Школа на Садовой никудышная. Центральная лучше! — говорила она.

Все наши вещи уместились в двух хозяйственных сумках и одном чемодане на колёсиках. Всё остальное мы оставили новым жильцам.

Потом я спрашивала бабушку, почему мы не забрали с собой телевизор, холодильник и другие вещи. И она ответила мне:

— Таковы условия продажи!

И этого ответа мне, первоклашке, было достаточно.

Кроме того, в новой квартире было всё, что нужно для жизни.

Помимо крупной мебели от прежних хозяев остались книги, кое-какая одежда и даже игрушки. Только всё это было другим, незнакомым.

Мне, семилетней девчушке, внезапно выдернутой из родного уголка, потолки казались слишком высокими, стены — серыми, комнаты — чужими и холодными.

Я сравнивала себя с маленькой рыбкой из недавно прочитанной сказки*. Мальчик приготовил для неё просторный большой аквариум с чистой водой и цветным грунтом. Украсил его растениями, подводной пещерой, и даже затонувшим кораблём. Но рыбка грустила по своему крошечному аквариуму в зоомагазине, из которого её выловили. В нём не было ни одного украшения, но там были её друзья. Рыбка скучала по ним, и потому плохо кушала и не хотела плавать и резвиться.

Я скучала не столько по розовым обоям своей комнаты, сколько по ребятам, оставшимся там, в прошлой жизни. Особенно по Кириллу Панову, светленькому мальчику из садика. Тогда я ещё не знала, что, спустя годы, снова встречу его.

А пока меня не радовало даже близкое расположение центрального парка с его каруселями и сахарной ватой. Мне каждый день хотелось плакать и вернуться на Садовую.

Бабушка беспокоилась, крутилась вокруг меня, создавала уют, наполняла дом ароматами домашней стряпни.

— Теперь это наш дом, Дашенька! Со временем ты привыкнешь! — уверяла она.

Но я так и не привыкла. Теперь, когда бабушки больше нет, этот дом кажется мне ещё более мрачным и унылым. А этой ночью мне особенно тяжело выносить молчание его стен.

Помню, раньше в бабушкиной комнате бормотал старый ламповый телевизор. Она что-то ворчала, шаркала по полу тапочками, без конца поправляла занавески, кряхтела, усаживаясь на диван.

Сейчас в этом доме стоит самая настоящая мёртвая тишина.

И виновата в этом всего одна ночь.

Ночь, которая разделила нашу спокойную размеренную жизнь на «до» и «после».

Бабушка предупреждала меня, что моё увлечение Кириллом ни к чему хорошему не приведёт. Но я любила этого парня и не слушала её. И однажды поплатилась за это…

Мне потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. А бабуля так и не смогла оправиться. Её больное сердце не выдержало правды о случившемся.

Я опускаюсь на диван, беру с тумбочки бабушкину фотографию и тихонько сквозь слёзы шепчу:

— Прости, бабуль… Если бы я не была такой упрямой…

За последние четыре месяца я почти научилась жить одна. Ушла с головой в учёбу, хобби превратила в работу, обрела уверенность в том, что самое страшное позади, и теперь всё наладится.

Но теперь одиночество и страх душат меня с новой силой.

В голову лезут дурацкие мысли. Я думаю о Карасёве и его тупых приколах, следом вспоминаю Полянского и тут же думаю о пропавшем мобильнике.

Чтобы ни о чём не думать, я возвращаю бабушкину фотографию на место, убираю книгу, заворачиваюсь в плед и закрываю глаза.

Но всего через пару часов просыпаюсь в холодном поту от ночного кошмара…

______________________________________________

* В главе упоминается сказка "Дружок" из моего сборника "Котяткины сказки"

Я думала, что перестала видеть кошмары. Увы…

Обычно мне снится Пригород. Самая его окраина, где заканчиваются двухэтажные дома с открытыми навесными балконам и вытянутыми окнами-арками, и начинается лес. Где последний перекрёсток предлагает путникам выбрать любое из четырёх направлений: в Н-ск, в Центральный Пригород, в К-ск или к дачному посёлку «Жемчужный».

Все мои страшные сны начинаются здесь. На «адском перекрёстке», как называют его местные жители. Слишком уж много смертей видело это перепутье.