Я несколько секунд изучаю его глазами, и только потом до меня доходит, что Кирилл всё ещё стоит ко мне спиной.
— Да, заехал в ювелирку, как обещал… — между тем говорит он. — Конечно, изумрудик! Как ты и хотела!…
Наконец, я понимаю, что Кирилл говоритне со мной. Он говорит по телефону. И по имени зовёт не меня, а другую девушку!
Осознав это, пячусь назад в сторону выхода. Ищу глазами Светку. Та изучает витрину с серьгами и очень вовремя поворачивается ко мне, чтобы что-то сказать. Я жестом показываю ей молчать и глазами указываю на Кирилла.
Она стоит ближе и видит его в полоборота. Её лицо меняется, глаза округляются. Она кивает, мол, поняла тебя, и буквально крадётся в мою сторону.
Вскоре мы уже бежим на остановку, будто за нами кто-то гонится.
— Вот же совпадение! — запыхавшимся голосом говорит подруга. — Откуда он взялся? Центр города! Обед! До нашего "Тьмутараканска" полтора часа по пробкам на автобусе!
"Тьмутараканском" Светка зовёт Садовую, где живёт последние два года.
Совпадение, что называется, нарочно не придумаешь!
Я когда-то сменила Садовую на Центральную, а Светка, наоборот, окончив школу, перебралась с Центральной на Садовую. Потому что Тамара Борисовна рассталась с Владиславом Андреевичем и встретила Женьку. А тот, оказалось, всегда жил с нами по соседству на Садовой и даже узнал меня, когда увидел со Светкой.
И теперь, приходя в гости к подруге, я смотрю на деревянные окна нашей бывшей квартиры. Кстати, за минувшие двенадцать лет новые жильцы так и не сменили их на пластиковые.
Новенькие окна Кирилла и его мамы Натальи красуются по соседству, слева. Чего греха таить, в них я тоже смотрю.
— Как из-под земли вылез! Как из-под земли вылез! — пыхтит Светка, еле поспевая за мной.
Я молчу. В голове звучит его голос:
"Дашунь, привет!.. Конечно, изумрудик! Как ты и хотела!.."
Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не закричать вслух:
"Это меня он называл Дашуней! Это я когда-то выбрала колечко с изумрудиком!"
На глаза наворачиваются слёзы. Плакать на морозе — плохая мысль. Я снимаю варежку и смахиваю глупые капли, забыв о туши на глазах.
Светка сразу обращает внимание:
— Дашка! Ты что, серьёзно? Собралась реветь? Из-за него? Ну, ты даёшь! Ты ж вроде сама его бросила? Жалеешь что ли?
Иногда Светкина беспардонность не знает границ.
Да, бросила!
Да, жалею!
Жалею, что встретила его!
Жалею, что поверила ему!
Жалею, что до сих пор люблю его, как безумная, и забыть не могу!
Несмотря ни на что…
— Даш, что с тобой происходит? — Светка берёт меня под руку, но я молчу в ответ.
Подходит её автобус, и мы обе запрыгиваем внутрь.
Только когда дверь закрывается, и кондуктор берёт с меня деньги за проезд, я понимаю, что еду со Светкой на Садовую.
Зачем я полезла в автобус? Потому что холодно? Потому что подруга давно уже зовёт меня к себе? Потому что соскучилась по фирменному пирогу Тамары Борисовны?
Нет…
Потому что сломя голову бежала от Кирилла и не думала.
Сейчас лучшим решением было бы выйти на следующей остановке, пересесть на троллейбус и вернуться домой.
Но Светка утягивает меня через толпу пассажиров к освободившемуся сиденью. Я сажусь у окна, она пристраивается рядом, и у меня пропадает всякая возможность быстро покинуть автобус.
Я поглубже натягиваю капюшон и отворачиваюсь к окну. Светка наваливается на меня.
— Дашка, я так рада, что ты со мной поехала! — почти мурлычет она.
— Угу… — угрюмо отвечаю я.
— Я как раз хотела тебя к себе позвать! А то завтра у меня вечер занят! Мы с Пашкой в кино идём!
— Что ещё за Пашка? Очередной мальчик из интернета?
Я не одобряю Светкино увлечение интернет-знакомствами, и она знает это, а потому корчится:
— Ой, не начинай… Мы просто друзья! В одну онлайн-игру вместе играем!
Онлайн-игру… Представляю, что там за "игры" у них.
Но сейчас максимально безразлично дёргаю плечом, мол, делай, что хочешь. Светка замолкает.
Следующие три остановки едем молча.
Потом она подтягивается и заглядывает мне за капюшон:
— Даш, прости, это я виновата. Надо было сразу сказать тебе, что видела Кирилла с девкой…
— Мне пофигу на него… Не парься! — я морщу нос и отвожу глаза.
Конечно, вру. Надеюсь, Светка не заметит.
А та продолжает говорить:
— И откуда она взялась вообще… Помню, он каждый вечер в нашем дворе сидел. Бухал и плакал. Нет, серьёзно! Я прям засекала. Придёт часов в восемь, сядет на качели, банку пива откроет, за ней ещё одну. А потом лицо руками закроет и… плачет! Больно было смотреть на его страдания! Потом пропал на неделю. А в следующий раз я увидела его уже с этой…
Я молчу, но ушами ловлю каждое слово.
Страдал? Плакал? А через неделю нашёл новую бабу? И теперь зовёт её моим именем и покупает изумрудики, которые когда-то обещал мне? Серьёзно?
Да грош цена его страданиям!
За окном появляется знакомый до боли пейзаж. Жёлтые пятиэтажки, а за ними кирпичные "свечки". До Садовой две остановки.
Душу щемит от тоски. Я жалею, что поехала со Светкой.
Сердцем чую неладное…
Глава 12
Мы поднимаемся на четвёртый этаж, и уже со второго я чувствую запах жареных блинчиков. Он напоминает мне о бабушке. В этом деле ей не было равных. С клубничным вареньем, со сметаной, с мёдом, мясные, творожные — какими только блинчиками бабушка не встречала меня после школы!
Светка открывает дверь своим ключом.
Услышав нашу возню в прихожей, из кухни выходит Тамара Борисовна. Как всегда ярко накрашенная, аккуратно подстриженная и нарядно одетая.
"Моя мама и днём, и ночью готовится встречать гостей," — шутит Светка.
Но мы обе знаем, что Тамара Борисовна всегда красива, потому что влюблена в Женьку.
— Светик! Ты Дашутку привела! — восклицает Тамара Борисовна. — Чудненько! Я как раз блинчиков нажарила! И скоро пирог из духовки вынимать буду!
Она поправляет и без того идеальную причёску, разворачивается, изображая танцевальное па, и скрывается в кухне.
Мы со Светкой кучей скидываем наши рюкзаки, пуховики и шапки на тумбочку в прихожей и проходим в её комнату.
На первый взгляд кажется, будто в ней живёт тринадцатилетний подросток.
Плакаты с артистами вместо обоев на стене, мягкие игрушки на диване и книжных полках, ароматизированные свечки на столе, магнитики и статуэтки, тут и там молодёжные журналы, творческие ежедневники, канцелярия, косметика, какие-то футболочки, кофточки, носки со смешными надписями. Ну, и тапочки-зайцы, как без них.
Светка с ходу включает музыкальный центр. Из динамиков вырывается последний куплет Adele "Rolling in the Deep". Я занимаю надувной матрас на полу, Светка взбирается на свой диванчик-лягушку, и мы погружаемся в любовную историю, о которой поёт несчастная женщина.
Чуть позже Тамара Борисовна кричит из кухни, что пирог уже на столе, и мы со Светкой, словно дети, наперегонки бежим к раковине мыть руки.
Мы брызгаемся водой, визжим и хохочем, дерёмся полотенцами и одновременно пытаемся выйти из ванной, застреваем в дверях и снова хохочем.
Теперь я уже не представляю своей жизни без этой чумовой рыжей девчонки с веснушчатым носом и янтарными глазами.
Она танцует, пока чистит зубы. Она поёт, принимая душ. Она плачет над мультиками, рисует в тетради сердечки, выполняет сумасшедшие задания, которые предлагает ей творческий ежедневник и каждые две недели влюбляется на всю жизнь.
Я благодарна судьбе за то, что двенадцать лет назад на первой школьной линейке Светка подошла ко мне, взяла за руку и, ни чуть не стесняясь, бойко сказала:
— Привет! Давай дружить!
А потом усадила рядом с собой за вторую парту в среднем ряду и больше ни на шаг не отпускала.
После переезда я чувствовала себя неуютно. Мне было одиноко и страшно… Нет, не так. Мне было страшно одиноко. А Светка ворвалась в мою жизнь со своими рыжими косичками, пышными бантиками, яркими книжками и куклами, которые нам с бабушкой были не по карману, и наполнила мою жизнь красками
